ВАМ

 
Вам не дано сейчас понять,
Как Вас любил поэт,
Чем воспевал он Вашу стать,
Во что ценил Ваш бред,
Откуда рифмы извлекал,
Какие множил сны,
Во имя Вас как низко пал
В глазах былой Весны:
Для Вас любовь – одна лишь блажь,
А для поэта – жизнь.
И вот рассеялся мираж —
Остались куражи.
Но сожаление и боль
Не отпускают в слепь.
Бездарно сыгранная роль —
Хоть вой, садясь на цепь.
И снова пусто на душе,
Безжизненно перо…
О, смейся, смейся, Бомарше,
«Женитьбой Фигаро»!
Увы! Всё то, во имя Вас
Что облеклось в фантом,
Вам не дано понять сейчас,
Как не дано потом.
 

Я ВЕРНУЛСЯ

 
                                                      Посвящается
                                            светлой памяти погибших
                                        и выжившим в Афганской войне
 
 
  Не бойся, мама, это я:
  Твой сын вернулся из Афгана,
  Где средь воронок Кандагара
  Гниёт в земле нога моя.
  Не бойся, мама, я живой
  И не сгорел в огне душманов;
  Вернулся я сквозь шквал обмана,
  Хоть и с пробитой головой.
  Пускай увяла и рука,
  Пускай душа моя в надломе —
  Я нахожусь сегодня дома,
  И за холмом течёт река.
  Не бойся, мама, я смогу
  Забыть и суженой измену:
  Вскрывать себе не стану вены
  И не пущусь в хмельной загул.
  Не бойся, мама, но прости,
  Что я по дому – так уж вышло —
  Теперь работник никудышный:
  Мне сил былых не обрести…
  Пускай в агонии ночей
  Меня грызёт Афгана бойня,
  Но несравнимы с этой болью
  Грехи жестоких палачей:
  Забрав сынов у матерей,
  Гробы из цинка им вернули.
  Ах, если б разобрались пули,
  В кого лететь в том декабре…
  Не бойся, мама… в тишине
  Нарежь куски ржаного хлеба,
  Согрей наш чайник, но не требуй
  Рассказов длинных о войне…
  Не бойся, мама, это – я.
 

ПАРК

 
Вечерний парк безлюден и угрюм.
В его тиши брожу я, как маньяк,
Окутан дымом невесёлых дум
О том, что жизнь не сложится никак.
Я был влюблён и был любим не раз,
Я достигал чиновничьих высот,
Я видел море, слушал гор рассказ,
Был во хмелю берёзовых красот;
Я испытал достаточно тревог
И радости достаточно вкусил,
И даже счастье отыскать я смог…
Но что-то всё же в жизни упустил.
В груди свербит о чём-то пустота,
Неведомо куда душа зовёт;
И ты, мой друг, не прежняя, не та,
С которой я познал свой первый взлёт.
Подобно парку, сумрачен мой ум…
Не оттого ль брожу я, как маньяк,
Что этот парк безлюден и угрюм,
И в нём себя я не найду никак?
 

Я – ТВОЙ

 
Ты пришла ко мне из песни,
Из мелодии небесной
Вся в прозрачном одеянье
И с улыбкой на устах.
Ты сказала: «Мальчик милый,
Отчего глядишь уныло?
Позабудь свои страданья,
Побори ненужный страх.
И печалиться не стоит:
Каждый сам веселье строит.
Подойди ко мне поближе,
Дай мне руку, улыбнись!
Жизнь нас радует не часто;
Обрети со мною счастье.
В том, что горе нас услышит,
Перед Небом не винись!».
И, словам любви покорный,
Я вошёл в твой мир просторный,
Где покой душевный правит
Вместе с музыкой небес.
И теперь мне нет возврата
В мир безумий и разврата,
В мир без чести и без правил —
Твой отныне весь я, весь!
 

«Твои глаза с оттенком в осень…»

 
Твои глаза с оттенком в осень
Я повстречал на склоне лет.
А ты жила всё время возле
Моих падений и побед.
Теперь мне поздно быть Ромео,
И донжуанить – стиль не мой,
Но, как мальчишка, я робею,
Когда мы видимся с тобой.
Я прожил жизнь – как будто не жил:
Впустую, буднично, темно…
Но что-то в сердце всё же нежил,
Во что-то верил всё равно.
И вот когда сомнений осыпь
Так мало света прочит мне,
В твои глаза с оттенком в осень
Гляжу в вечерней тишине.
И всё, что пройдено уныло,
Что, не коснувшись, пронеслось,
В глазах твоих печально-милых
Я вижу сквозь сверканье слёз.
Но у судьбы мы не попросим
Просимых вечно благ и льгот:
Мы углубимся в нашу осень,
Насколько нам позволит год!
 

ЧУЖОЕ

 
Закатит солнце в сон лучи,
И станет сумрачно и скучно.
И нет спасения в ночи
От роли чёрной и докучной:
Чужая женщина придёт,
Чужие ласки мне подарит,
За ночь одну на целый год
Меня безжалостно состарит;
Расскажет мне, как глуп супруг,
Как некомфортно в клетке быта,
Как самой близкой из подруг
Она предательски забыта;
Я буду слушать и жалеть,
И утешать её лениво,
Наперекор себе хотеть
Любви её нетерпеливой,
И буду думать: что за рок
Ведёт меня так неумело? —
Всё начиналось как восторг…
А что в итоге? Только тело…
Но разорвать чужую страсть
Я не решаюсь в чёрной роли:
Ведь кто-то должен в сердце класть
Поверх своих чужие боли…
 

ШИПЫ В САДУ

 
Усеян сад шипами горя,
Питает их твоя слеза;
Не дышат розы у забора,
И кем-то сломлена лоза.
Из уст твоих скользят невнятно
И непрерывно звуки слов.
Значенье их мне не понятно,
Но слышен в них трагедий зов.
Ты вся – как после урагана —
Истрепана, бледна, седа;
Шипы не чуя под ногами,
Бредёшь по саду… Но куда?
Нигде уже не сыщешь следа
Того, кого не принял сад,
Кто воплощал весну и лето,
И листопад, и снегопад.
Но ты бредёшь, бредёшь по саду,
Бредёшь, не ведая тропы,
По листопаду, по снегопаду,
Впиваясь пятками в шипы.
И память падает в объятья
Видений смутных вновь и вновь;
И не кончаются проклятья,
Как не кончается любовь…
 

«Когда идёшь сквозь ночь к стихам…»

 
Когда идёшь сквозь ночь к стихам
И не встречаешь нужной рифмы,
Ты вспомни предков наших мифы
Иль обратись к своим грехам.
Проделай это и поймёшь,
В чём сила пращуров далёких,
И как грехи диктуют строки,
Мечтой исполненные сплошь.
Всё остальное – жалкий труд,
Не раз повторенные муки:
Хоть и легки чужие звуки,
Но разгуляться не дадут!
 

«А жизнь проходит, жизнь проходит…»

 
А жизнь проходит, жизнь проходит,
И каждый год нас вглубь уводит
Природы строгой каземата,
Откуда нет уже возврата.
А мы с тобой так и не вняли
Тому, как пишутся скрижали
Времён и судеб скоротечных,
Всегда живых для истин вечных.
Осталось нам совсем немного.
И, стоя грустно у порога,
Сумеем ли в границах круга
Мы наконец понять друг друга?
Я не хочу покинуть землю,
Пока тебе, влюблённый, внемлю,
Пока в твоих глазах, как осень,
Я всё ещё терпим и сносен.
Но жизнь проходит, жизнь проходит…
И лишь надежды хороводят
Вокруг одной мечты чудесной,
Что счастье есть в стране небесной!
 

«Поизносились наши годы…»

 
Поизносились наши годы,
А вместе с ними наши сны;
И мы с тобой уже не в моде,
Как жёлтый лист среди весны.
Не возбраняется, конечно,
Потрёпанное залатать
И в каждый день входить беспечно,
И видеть в этом благодать.
Но мы прошли пути-дороги,
По ним теперь ходить другим,
А нам, обнявшись у порога,
Лишь помнить прежние круги.
 

«Если я не вернусь из далёкой тайги…»

 
Если я не вернусь из далёкой тайги,
Если я не пришлю о себе ни строки,
Ты в помин обо мне в церкви свечи зажги,
Чтоб горели они, как во тьме маяки.
Я на свет этих свеч из таёжных глубин
Свою душу пошлю и остатки судьбы
В виде музыки слов и серёжек рябин,
В виде самой заветной и светлой мольбы,
Чтоб не ведала ты, как из белого дня
Прорастает печаль, по-ночному черна,
Чтоб в терпении лет, что пройдут без меня,
Ты любовью была освящена.
Но когда из тайги от таинственных муз
Долетит до тебя, что я им не молюсь,
Ты отторгни меня, разорви наш союз,
Всё былое забудь… если я не вернусь…
 

РЯДОМ

 
(написано от имени любимой)
 
 
Ты рядом был, а я тебя ждала,
Ждала всю жизнь, как ждут судьбы знаменья,
Как ночью – дня, как в стужу ждут тепла,
Как счастья ждут сквозь боль и исступленье.
Ты рядом был, а я не знала, с кем
Поговорить открыто, без утайки
О том, что душу предаёт тоске,
О том, о чём молчат при шторме чайки.
Ты рядом был, а я во все глаза
Искала друга, просто человека,
Способного сказать: «Прошла гроза,
Её не будет до скончанья века».
Ты рядом был, а я во цвете лет
Уже не верила в свою удачу,
И мнилось мне из чёрствости примет,
В миру ином я одиноко плачу.
Ты рядом был, как в мыслях, как во сне,
Но – вопреки цыганскому гаданию —
Ничто никак не подсказало мне,
Что рядом – я, а ты – весь в ожидании.
 

«У меня украли песню…»

 
У меня украли песню,
У меня разбили лиру
И мою сожгли квартиру,
Где с тобой мы жили вместе.
Затуманили мне разум,
И с меня содрали кожу,
А лицо слепили в рожу,
Так что я заметен сразу.
Душу вынули из тела,
Сердце смяли, будто глину,
Руки скрючили за спину
Так, как ты тогда хотела.
Мне в тиски обули стопы,
А в глаза ввернули брови,
Но не чувствую я боли
Под влияньем изотопов:
Весь пронизан я лучами
Веры яркой в то, что, если
У меня украли песню,
Значит, в ней любовь звучала.
 

КОПАЯСЬ В АРХИВАХ

 
Я напишу тебе историю любви.
Она не будет длинною и скучной;
В ней будут главы про глаза твои
Да эпилог о боли неразлучной.
Я не любил бог знает сколько лет.
Я лишь страдал от пустоты духовной;
Мой внешний вид напоминал багет,
Что обрамляет вакуум греховный;
Я жил, как жил, как больше не хочу,
Как не могу – без цели, без тревоги, —
Лишь потому, что ты зажгла свечу
В моей ночи унылой и убогой.
И я прошу, надежду обретя,
Не обмани нам данного судьбою,
Не разрушай, играя и шутя,
Тот хрупкий дом, что строим мы с тобою.
Мне будет больно… и в последний раз…
Мне будет больно, как ни разу в прошлом.
Я жить хочу в архивах твоих глаз
Историком влюблённым и дотошным.
Не оттого ль, забросив все свои
Дела, заботы, будучи в опале,
Я погружён в историю любви,
Хотя и ведаю, конец печален?
 

ВЕСЕННЕЕ

 
По весенней тропке из студёной вьюги
Я спешу к улыбке солнечной подруги.
За спиной клубятся снеговые ночи,
Впереди сияют колдовские очи.
Мне тюльпан кивает, салютуют маки;
Ласточки порхают, не снимая фраков;
Нежные фиалки тянутся мне в руки:
Будет чем украсить волосы подруги!
Я прильну губами к родниковым струям,
Передам любимой звон их поцелуем.
И, в весне бурлящей обновив себя,
Пропою подруге: «Я люблю тебя!».
 

«Когда я умру неожиданно, вдруг…»

 
Когда я умру неожиданно, вдруг,
Никто не узнает мной прожитых мук,
Никто не увидит в глазах мертвеца
Предчувствия скорого самоконца.
Когда я умру, прогремит водопад
В отрогах Чимгана на месте преград
Тех самых, когда-то мне давших зарок,
Что их одолеет лишь мёртвый пророк.
Когда я умру, будет месяц апрель,
А может, июль, но не тот, что теперь,
Взваливший на плечи хирманы снегов
И вечно скользящий под дробью шагов.
Когда я умру как один из людей,
Займу своё место в ночлежке теней,
Всё будет по-прежнему в недрах квартир,
И вновь по спирали продолжится мир.