Я вышел ночью навстречу звёздам,
Навстречу грусти, навстречу боли.
Душа молчала – ей было слёзно:
Она лишалась последней воли.
Вокруг – беззвучно. Ни отголоска
Забытых вёсен, былых свиданий.
Твой образ где-то вдали, из воска
Плывёт как будто в туман гаданий.
Стою у края, не веря в тени,
Не веря в образ. В душе – рыданья.
Ничто не тронет сердечной лени,
Никто не ввергнет уже в страданья.
Устало память былое узит.
Твой образ где-то в тумане сером.
Гнетёт молчанье. В печали музы.
Прощаюсь грустно с последней верой…
Ты спросила, проживу ли
Без твоих небесных глаз?
Мой ответ ветра продули:
«Проживу, но только час».
Ты спросила, а смогу ли
Без твоих янтарных губ?
Мой ответ дожди смекнули:
«Не смогу: я – однолюб!».
Ты спросила, не умру ли
Без твоих пьянящих рук?
За меня снега взгрустнули
Белой невидалью вьюг.
Ты спросила, протяну ли
Без твоих метровых ног?
Тополя ответ шепнули:
«Что за бред?! Уж лучше в морг!».
Ты сказала: «Боже правый!
Ну, какой же ты дурак!».
За меня мой чёрт лукавый:
«Что ж, дурак; пусть будет так!».
Больше не надо, больше не надо
Этих страданий, этих разлук,
Этой мольбы оголённого сада,
Этой резни неоправданных мук.
Остановись, дорогая, довольно!
Что мы получим в итоге всего?
Если живём беспощадно раскольно —
Что мы получим в конце? Ничего!
Хватит, любимая, хватит, родная!
Мир и без нас переполнен враждой.
Будь же, как прежде, во всём заводная,
Будь же, как прежде, блестящей звездой.
Выплачь последние боли, обиды,
Стрелы ресниц озорно подведи
И никогда не показывай виду,
Что у тебя громоздится в груди.
Всё! успокоился в злобе торнадо:
Тихо, спокойно, беззвучно вокруг.
Больше не надо! больше не надо
Этих страданий, этих разлук!
Когда во мне проснулся дар,
И видеть стал я тайны мира,
Вдруг забренчала скорбно лира
Про мировой души пожар.
Я все страдания людей,
Все их мучения и слёзы
Сквозь жизни тьму и зла угрозы
Вбирал в простор души моей;
И душу мира и свою
Хотел я сблизить новой песней,
И высшей благостью небесной,
Я думал, их в одну солью.
Но все старания мои
Людьми различно отвергались:
Они смеялись и ругались,
И проклинали суть любви.
Они кричали: «Эй, поэт,
Вали отсель! Ты нам не нужен!
Мы даже Богу здесь не служим,
И на земле пророков нет!».
И я бежал от них в леса.
Теперь отшельник я угрюмый;
Теперь мои мечты и думы
Читают только небеса.
Как сильно я в тебе ошибся!
Какой позор я испытал!
Я с целым миром в драке сшибся
За непонятный идеал.
Как сильно я в тебе ошибся.
Что затуманило мне разум,
Когда я нервно отметал
Предупреждения проказы —
Ты далеко не идеал.
Что затуманило мне разум?
Как сильно я ошибся, Боже,
Когда так глупо воспевал
То, что нормальный не пригожит
Высоким словом «Идеал».
Как сильно я ошибся, Боже!
Но жизнь ещё не на исходе:
Ждёт впереди десятый вал.
Ведь где-то должен быть в природе
Тот самый Высший Идеал!
Да, жизнь ещё не на исходе!
Земля дышала полночной дрёмой,
По полю ветер летал угрюмый;
Трава прильнула к фасаду дома,
Где я оставил былые думы.
Я помню смутно, росла черешня
Вдали от дома, у той ограды;
Там образ тонкий скользил неспешно
На фоне звёздном чужой отрады.
Я был нездешний, я был изгоем,
Я был отвергнут, я был непрошен,
Но веял образ в меня покоем,
И мне забылось, что я изношен.
С тех пор дышалось душе любовью,
Чужая радость во мне таилась,
И сокровенной я нежил болью
То, что в гоненьях не изменилось.
И долго годы, как сон бессрочный,
Во мне хранили тот образ тайный;
И вот я снова, как в час урочный,
Слежу движенья во мгле астральной;
Быть может, чудом у той ограды
Тот образ дивный увижу снова,
И новой силой чужой отрады
В остаток жизни повеет слово…
Я не повесился вчера,
Не застрелюсь сегодня.
О жизнь моя, ты – как игра!
Ты, как плохая сводня,
Наобещаешь, насулишь,
А глядь – во всём прореха:
Как будто я – в потёмках мышь,
Чтоб грызть кору ореха.
О жизнь моя, уймись играть,
Довольно куролесить!
Не заставляй меня стрелять
В тебя или повесить.
И без того житейский гнус
Бесчинствует и гложет.
Но завтра я не отравлюсь
И послезавтра тоже.
Так, перестань, угомонись,
Дай подышать свободно,
Моя пророческая жизнь,
Моя игра и сводня!
Спасибо, милая, за твой отказ,
За беспричинную измену,
За ложь речей, холодность глаз,
За ненадрезанную вену.
Спасибо, милая; ты стала той —
Из прошлых лет себя вернула
И, как обычно, наготой
Меня, как прежних, обманула.
Спасибо, милая, за мой позор:
Ты надо мной теперь смеёшься
Со всеми вместе; в общий хор
Хулы в мой адрес изольёшься.
Спасибо, милая: и я прозрел!
Но не скажу я на прощанье,
Чего хотел и не хотел,
В твоё поверив обещанье…
Я был когда-то радостным,
Я жил среди людей
И предавался сладостным
Мечтам в тиши ночей.
Но чем я глубже вхаживал
В законы бытия,
Меня обескураживал
Всевышний Судия:
Как будто так положено —
Святое на земле
Пороками низложено
В кощунствах и хуле;
Бесчинствуют кликушество
И грязные дела,
А Он во всемогуществе
Не прекращает зла.
И люди – безнаказанны;
И люди – без добра;
Бравируют проказами
С утра и до утра:
«Мы все в душонках – подлые;
Мы все в сердцах – рабы;
Интриги любим модные
И похоти гульбы.
Но мы живём актёрами,
И внешне – лучше мы;
Всё худшее – за шторами
Из маскарадной тьмы».
И, углубившись в гадости
Людского бытия,
Мои исчезли радости.
С тех пор печален я.
С тех пор от лицемерия
Вдали живу один.
Лишь прошлые поверия
Услада для седин.
Погрузившись в заумные книги,
Я увидел забытые сны:
Будто где-то невнятные крики
Прерывают покой тишины;
Мне привиделись, будто во мраке,
Твои губы и плечи, и стан;
Ты, смеясь, подавала мне знаки
И звала в истомлённый туман.
Но зачем ты зовёшь и смеёшься?
Но зачем возрождаешь мечты?
Ведь, как прежде, змеёй изовьёшься
И отравишь безумием ты.
Не зови, не мани! Я не встану,
Не пойду в новый ад за тобой:
Я не верю тебе и туману;
Я глухой для тебя и слепой.
Уведи же лукавые блики —
Свои губы и плечи, и стан:
Мне милее заумные книги,
Чем о прошлом бульварный роман.
Ты сидишь у себя на дому
У окошка, грустна и бледна,
И в печальную смотришься тьму,
Где минувшая боль не видна.
Без надежд, без мечты, без любви —
Ты не ждёшь от судьбы ничего.
Лишь стихи вспоминаешь мои
Продолжением сна своего.
Беспросветная тьма – не исход.
Беспризывная жизнь – не итог.
Был неправдами вызван уход,
Был нечестен зарвавшийся «бог».
Завтра солнце в окошко войдёт.
Завтра двери твои отопру,
Улыбнусь и скажу тебе: «Вот,
Я вернулся – и это к добру».
Ты обнимешь меня, как тогда —
Перед самым уходом ко дну —
И шепнёшь мне: «Разлука – беда!
Не бросай меня больше одну».
Я тебя обниму, как всегда,
В твои волосы слёзы пролью
И скажу: «Не уйду никогда!
Ты – мой воздух! Тебя я люблю!».
И сердечко твоё оживёт,
И мечты возродятся твои,
И единственный Бог ниспошлёт
Веру чистую нашей любви.
Угомонись! я больше не могу,
Я больше не хочу пылать пожаром:
Пусть ты дана божественным мне даром,
Я всё равно тебя не сберегу.
Угомонись, любовь, – я стар и слаб,
И за тобой уже не успеваю;
Всё, что прошло, смущённо забываю,
Как жизнь свою освобождённый раб.
Не прорастёт опавшая листва.
О, перестань! Агония – излишня:
Не разгорятся пламенно и пышно
Вчерашний день, вчерашние слова.
Угомонись, любовь! Не стоит слёз,
К чему возврата нет и восхищенья;
Но благодарность будет утешеньем
Всему тому, что было в блесках грёз.
Угомонись, прошу, угомонись! —
Высокое не путают с ничтожным.
Я не хочу молиться ликам ложным.
На этом всё! Навеки удались!
Я знаю, мы встретимся с Вами
Когда-нибудь в дальних краях,
Я буду Вас тешить стихами,
Вы будете охать сквозь «Ах!».
Я знаю, я чую, я верю,
Что Ваша «Галинная» звень
Подарит поющему зверю
Один романтический день.
Я знаю, Галина, Вы тоньше
Всей этой безумной толпы,
И стоите явственно больше,
Но очи Фортуны слепы.
Я знаю, судьба – не игрушка.
Я сам доигрался в любовь:
Моя роковая подружка
Мою обесточила кровь.
Я знаю, живут исполины
И гномов не видят в упор.
Но Вы как-то странно, Галина,
На мне задержали свой взор…
Это было со мной в бесконечную звень:
Я пытался пройти по следам мотыльков
И хотел отыскать тот единственный день,
Где я счастливо жил без любовных оков.
Исчезали следы, день таился в цветах,
Спотыкалась душа о звенящую дрожь,
И никак я не мог, целомудрен в мечтах,
Любопытством унять небывалую ложь.
Я себя вырезал из просторов любви,
Выкорчевывал сны из мучительных грёз,
Но звенела трава, пели в боль соловьи,
И не мог я сдержать вытекающих слёз.
И опять, и опять разрывалась душа;
И конец – не конец; всё – сначала и вновь;
И проклятие жгло мёртвый рай шалаша;
И дышала во звень роковая любовь.
Это было со мной сотни, тысячи раз:
Я пытался найти свой единственный день,
Где я холоден был к чарам ветреных глаз,
Но сбивала с пути бесконечная звень.
Путник печальный зачем-то в пустыне
Ищет цветы обманувшей святыне:
Чистые чувства, глубокие боли
Ей не нужны от изгнанника боле.
В этом жестоком, предательском мире
Не разглядел он коварства в кумире.
Был бы другой кто, фантому послушный,
Бросил бы муки и жил равнодушно.
Путник же в мрачном бесслёзном молчанье
Всё продолжал свою участь печально.
И поглощала изгнанника даль…
Благословенна святая печаль!
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке
Другие проекты