Глава 4

Леди Одра Линвуд

Запись в дневнике

Сомерсет-Парк,

15 февраля 1845 года

Дружочек,

с тяжелым сердцем обращаюсь я к этим страницам. Этот дневник – последний подарок матери, и я изолью на каждый лист все свои сокровенные желания, ведь она хотела, чтобы я жила полной жизнью, которой не было у нее. Она была больна и несчастна так долго, что расплакалась от облегчения, когда ее диагноз подтвердился.

Теперь пора плакать пришла нам с отцом. Но я должна жить дальше и вести себя как образцовая леди. Все в Сомерсет-Парке от меня этого ждут.

Проснувшись среди ночи, я на миг совершенно позабыла, что мама умерла. А потом воспоминания нахлынули на меня, будто волна на берег, и я утонула в собственных рыданиях. Я хотела всего лишь еще раз увидеть ее лицо. Взяв подушку и одеяло, я побежала в картинную галерею. Миссис Донован нашла меня на следующее утро: я спала под портретом матери, тем самым, что был заказан в качестве свадебного подарка отцу.

Миссис Донован упрекнула меня, что я не в своей постели. Как можно чувствовать себя столь одинокой в доме, полном слуг?

Однако позже, воротясь из конюшни, я обнаружила, что мой гардероб переставили в другую часть комнаты, а портрет матери занял свое место – близ моей кровати. Нашлась и записка от отца, где было сказано: когда бы я ни проснулась, желая увидеть ее лицо, она будет рядом. Более того, отец намекнул на секрет, который принадлежит только Линвудам, и сказал, что мое время пришло.

Это сумело отвлечь меня от мрачных мыслей, Дружочек. Ты смотришь на меня свысока своими печальными карими глазами, всегда следишь за мной, но не осуждаешь. Когда я пишу эти строки, я обращаюсь к тебе. Ты – хранитель всех моих помыслов и мечтаний. Теперь нам с тобой известна тайна Линвудов. Знаю, ты сбережешь ее.

Вот уже месяц прошел с тех пор, как мама ушла на Небеса, но ее дух все еще рядом. Я искренне верю, что она за мной присматривает. Хотя отцу ничего не говорю, поскольку знаю, что это причинит ему сильные страдания. Его здоровье прибывает и убывает вместе с луной, и мне не хочется, чтобы он терзался еще сильнее.

Порой я не сплю по ночам и думаю: что будет со мной, когда не станет отца. Разумеется, тринадцать лет слишком мало, чтобы зажить самостоятельной жизнью…

Осиротевшая. Бездомная. Вот кем я стану, Дружочек. Ведь когда отец умрет, Сомерсет-Парк и все имущество достанутся не мне. Как жесток и несправедлив мир к молодой женщине.

Глава 5

Призраков не существует, однако свой у меня имеется.

Я все еще слышу голос maman, ее французский выговор, так не похожий на мой лондонский акцент. Она приехала в Англию с моим отцом, англичанином, пусть и без положения в обществе, зато обладавшим вольным духом и наделенным даром слова. Когда ее семья узнала о тайной свадьбе, они немедленно от нее отреклись. Она была помолвлена с богатым другом семьи, однако тот был слишком стар, как поведала мне мать, передернувшись от отвращения. Его тонкие губы никогда не улыбались.

Maman с моим отцом были молоды, но очень влюблены и считали, что вместе переживут все. Немногие средства, которыми они располагали, быстро подошли к концу. Пришлось искать работу: ему – на пристани грузчиком, который переносит товары с кораблей, ей – прислугой в чужих домах.

Однажды моя матушка, стоя на четвереньках, отмывала пол в богатом особняке, и тут ее известили, что с отцом произошел несчастный случай. Он переносил тяжелый груз, упал с трапа в Темзу и угодил между причалом и шхуной.

Maman сказала, что в тот день ее мир изменился навсегда. Она осталась без гроша в кармане и на сносях; несчастная знала, что семья никогда не примет ее обратно. Ей нечего было предложить своему будущему ребенку – лишь ужасное нищенское существование. В оцепенении бродила она по городу, пока роскошные особняки не сменились рядами домишек с черепичной кровлей и узкими дымоходами, откуда валил угольный чад. Она внезапно обнаружила, что стоит на пристани, готовая броситься в воду и присоединиться к отцу в Вечности.

Тут я содрогнулась, представив, как maman опускается на дно Темзы, не в силах сделать вдох. Толща воды не дает подняться, ноги увязают в густом иле. А вдруг она передумала бы, но не смогла выбраться на поверхность? Руки попусту хватались бы за воду, пока матушка смотрела бы на отблеск света, видневшийся далеко наверху.

И тут она почувствовала, как я лягнула ее изнутри. Череда быстрых толчков вывела ее из мрачного исступления.

Я так неустанно пинала ее, что она остановилась посреди улицы и скрючилась, обхватив живот. Послышался стук, и maman подняла взгляд. Из-за грязного оконного стекла на нее смотрело морщинистое лицо в облаке белых волос. Матушка подумала, что увидела привидение, но старуха поманила ее к себе.

Домишко притулился в ряду таких же потрепанных лавчонок, что выстроились вдоль гавани. Обстановка внутри была скудная. Несло капустой, по углам скопилась грязь. Старуха пригласила maman за круглый стол посреди комнаты. Она зажгла огарок свечи и взяла гостью за руки. Браслеты старухи зазвенели, и maman отметила, какими неуместными в той обстановке казались изящные украшения.

Убаюкивающим голосом старуха поведала моей матушке: пусть она испугана и оказалась далеко от дома, рядом есть светлый дух, который ее оберегает. Maman кивнула и сжала руки гадалки. Она преисполнилась благоговения и уверенности, что рядом находится мой отец. Затем старуха спросила: хочет ли матушка узнать свою судьбу и судьбу своей будущей дочери?

Дочери? Maman не колебалась. Слова старухи разрушили притягательную силу смерти, которая почти убедила ее спрыгнуть с причала. Матушка открыла кошелек и заплатила, чтобы узнать будущее. Не такое уж легкое решение, когда у тебя нет ни гроша за душой и ребенок на подходе.

– Ты взволнована, – начала старуха. Maman кивнула. – Но ты сильна, – продолжила гадалка. – Трудолюбива и горда, хотя порой твоя гордость – это твое же проклятие.

Maman потупила взгляд. Все так и было! Она посмотрела на свои красные потрескавшиеся руки в ладонях старухи. И отчего-то почувствовала себя под защитой.

– Ты справишься с нынешними бедами, – сказала гадалка с непоколебимой уверенностью. – В будущем тебя ждет великая любовь. Любовь, которая изменит твой мир и сделает тебя сильнее, чем ты можешь представить. Я вижу прекрасное дитя и счастливую мать.

Дослушав предсказание, maman, по щекам которой бежали слезы, принялась благодарить гадалку. Старуха, чей взгляд тоже был слегка затуманен, обняла посетительницу на прощание.

Блаженство улетучилось, лишь когда она удалилась от лавки гадалки на несколько кварталов. Maman вспомнила все, что сказала ей старуха. Да ее же обвели вокруг пальца! Гадалка подметила ее французский выговор, округлившийся живот, а также серое платье прислуги и сказала то, о чем мог догадаться кто угодно. К тому же maman дала ей множество намеков – кивая и сжимая ее руки. Гадалка просто внушила матушке, что той самой хотелось услышать.

Maman с превеликим трудом заработала свои гроши и все же охотно с ними рассталась в обмен на несколько добрых слов.

И тут же, как говорила maman, я пнула ее снова, еще сильнее. Она сказала, что в тот день мое чутье спасло нас обеих. Она отправилась назад в лавку, назвала старуху воровкой и потребовала вернуть деньги.

В подтверждение своих слов матушка сама предсказала старухе будущее. Весь секрет в том, чтобы замечать мелочи – самую суть, как она это называла. Большинству людей от собственной сути становится не по себе, поэтому они стараются отвлечь вас другими качествами.

Maman сказала старухе, что когда-то та преуспевала, ведь у нее есть такие изящные украшения. Но потом ее постигли лишения, и многое из этих сокровищ пришлось продать, оставив только самое дорогое, например, браслеты – подарок давно покинувшего возлюбленного? Здоровье пошатнулось, но старуха была горда и трудилась изо всех сил. Maman чувствует, что она одинока. Разве и гадалка не прослезилась, когда maman покидала лавку? Потом maman добавила, что видит, как старуха берет под свое крыло кого-то помоложе – ту, которая, возможно, могла бы стать ей дочерью? Maman была очень умна, просто непотопляема.

Ей удалось произвести на гадалку впечатление, и та предложила maman работать вместе с ней. Она сказала, что выговор maman и ее темные кудрявые волосы привлекут больше клиентов. Вскоре в маленькой лавочке воцарилась чистота, а вместо капусты запахло свежим хлебом. Мало-помалу дело начало процветать.

Я родилась в том доме, где только и говорили о духах-хранителях и уверяли, что горе идет делу на пользу. Счастливых людей будущее не интересует, у них и так есть то, чего они хотят. Горе означало барыши. Горе подкидывало мясо в котелок и уголь в очаг.

Я мало что помню о старой миссис Ринальдо. Она умерла, когда мне было четыре. Maman говорила, что старушка меня сильно любила. Она оставила мне одно из своих самых ценных сокровищ – первое издание «Собора Парижской Богоматери». Миссис Ринальдо и не подозревала, что я буду проводить день за днем, окунаясь в эту историю и воображая себя в Париже. Я выучила эту книгу наизусть, но концовку придумала свою. Ту, в которой Квазимодо и Эсмеральда вознеслись и пролетели над Парижем, гонясь за Фебом и Фролло.

Однажды прошел слух, что в Ковент-Гардене работает медиум, который умеет говорить с мертвыми. Это было куда прибыльнее, чем предсказывать судьбу. Холера унесла множество детишек из богатых домов и из бедных. Те убитые горем матери, которые могли себе позволить сеанс с медиумом, хотели знать, что их детям хорошо на Небесах. У maman и миссис Ринальдо были постоянные клиенты, однако многие считали предсказания будущего низкопробным развлечением.

А вот медиум – дело иное. Все о нем говорили; в театрах одно за другим шли вечерние представления. Даже знать просила о частных сеансах. Maman учуяла шанс. Она надела браслеты миссис Ринальдо, лучшее платье и взяла меня с собой.

Мне было шесть лет, и жизнь моя изменилась навсегда.

Глава 6

Наутро после знакомства с мистером Пембертоном я сидела в столовой напротив мистера Локхарта и смотрела, как старик тщательно нарезает колбаску.

– Скоро вы познакомитесь с его светлостью, – сказал он. – Рано утром он всегда ездит верхом, а потом уходит в кабинет и занимается деловой корреспонденцией.

У меня рот был набит яичницей, поэтому я только кивнула, радуясь, что мистер Пембертон этим утром к завтраку не вышел. После нашей внезапной встречи на кухне остаток ночи я провела, свернувшись клубком в своей роскошной кровати и обдумывая тупиковую ситуацию.

Мистер Локхарт привез меня в Сомерсет-Парк, чтобы я помогла устроить фальшивый спиритический сеанс для умиротворения души его светлости. А мистер Пембертон в свою очередь пожелал фальшивого сеанса, чтобы напугать убийцу и сподвигнуть его сделать признание. Обмануть я могла лишь кого-то одного из них. Обе задачи выполнить невозможно.

Чутье всегда подсказывало мне выбирать то, что принесет бо2льшую выгоду. Мистер Локхарт в качестве награды обещал представлять мои интересы в суде, чтобы с меня сняли обвинения. Мистер Пембертон же не предлагал ни помощи, ни денег. Напротив, угрожал арестом за попытку кражи подсвечников.

Та еще задачка! К счастью, мне было чем заняться: например, насладиться трапезой, пока я обдумываю решение.

– Он с нетерпением ждет встречи с вами, – любезно сообщил мистер Локхарт.

В этом я искренне сомневалась. Вспомнила, как мы вчера столкнулись, и щеки обдало жаром.

– Вы ему рассказали все? – спросила я. – О, благодарю, – добавила я, когда юный лакей положил мне на тарелку еще одну колбаску. Он застенчиво улыбнулся, а потом снова занял свое место у буфетной стойки. На носу у него была россыпь веснушек. Загляни этот парень хоть раз к мисс Крейн, его бы живьем сожрали.

Мистер Локхарт отложил нож и весьма аккуратно промокнул рот, а потом и усы.

– На сегодня все, Гарри, – сказал он.

Лакей кивнул и покинул столовую.

Выждав немного, мистер Локхарт продолжил:

– Он знает, что вы известный медиум из Лондона, но не знает, где мы с вами познакомились, как и о нашей договоренности с полицией.

Нашей договоренности. Снова всколыхнулись мои предчувствия насчет констебля Ригби.

– Как именно вы убедили полицию отпустить меня с вами?

Старик удивленно приподнял брови.

– Пусть вид у меня не слишком внушительный, но уверяю вас, мое влияние на суд очень велико. Сам факт, что сегодня утром вы сидите здесь, это доказывает.

Я положила в рот последний кусочек колбаски и тщательно прожевала.

– Констебль Ригби сказал – улик более чем достаточно, чтобы признать меня виновной.

Мистер Локхарт фыркнул.

– Мне доводилось иметь дело с ему подобными. Судя по тому, что я услышал вчера в полицейском участке, улики в основном несущественные. Возможно, дело даже до суда не дойдет. Разумеется, я выясню больше, когда прочту ваше досье.

У меня закололо под ребрами. Я прижала руку к животу, гадая, останется ли он моим поверенным, когда прочтет досье целиком. Хотя кое-чего там недоставало. Один секрет я по-прежнему хранила – тяжелый и леденящий, будто камень у меня на душе.

Я выпила кофе до последней капли. На дне чашки из тонкого фарфора была нарисована роза.

Мистер Локхарт откашлялся и посмотрел на меня, озорно усмехнувшись.

– Позвольте, – начал он, – расспросить вас о некоторых деталях? – Щеки его окрасились румянцем. – Как вам удается убеждать людей, что вы способны разговаривать с мертвыми? Хартфорды не похожи на простаков, которых легко одурачить, и все же вы их полностью убедили.

Я поколебалась. Делиться приемами maman казалось почти святотатством. Но мистер Локхарт предлагал солидное вознаграждение за то, чтобы немного приподнять завесу над тайнами сеансов. Я могла позволить себе выдать несколько секретов.

– Все просто, – сказала я. – Нужно потакать их желаниям и таким образом создать атмосферу доверия.

Мистер Локхарт непонимающе нахмурился. Я объяснила подробнее:

– Говорите людям то, что они жаждут услышать, а их надежда сама восполнит пробелы. Сердце видит неподвластное взгляду, мистер Локхарт.

Он кивнул и откинулся на спинку стула.

– Когда вас отвели в камеру, полицейские обсуждали ваши трюки, но они не понимают, как у вас все выходит так убедительно. Взять хотя бы эктоплазму, которую, как утверждает молодой мистер Хартфорд, вы из себя исторгли.

Похоже, я сильно потрясла того застенчивого юношу.

– Эктоплазма служит доказательством, что дух перешел в наше измерение, – сказала я.

Старик недоверчиво на меня посмотрел.

Я пожала плечами.

– Визит к мяснику – и я раздобыла кусочек колбасной оболочки. Если смочить ее водой, выходит довольно впечатляюще.

О том, что мне пришлось месяцами практиковаться говорить с ватой, спрятанной за щекой, как научила меня maman, я рассказывать не стала.

Мистер Локхарт брезгливо скривился.

– Что ж, демонстрировать его светлости всякую мерзость вам не придется. Не забывайте, насколько предан он был леди Одре. Их связь была столь сильна, что мы долго тревожились, не последует ли и он за ней.