В большой крытой телеге, что тащила, спотыкаясь на каждом шагу, усталая лошадь, ехали люди, бежавшие из своих домов подальше от войны. Трое стариков с посеревшими озабоченными лицами и в тонких, совершенно не по погоде, туниках и дырявых штанах, да старуха, прижимающая к полной груди младенца, закутанного в грязное тряпье. Ребенок попискивал. Управляла телегой девушка, почти девчонка, подстегивая заморенную лошаденку. Всю ночь валил мокрый, тяжелый снег, перешедший в проливной ледяной дождь, дорогу размыло. Сейчас чуть распогодилось, утреннее солнце пробивалось через кустистые темные тучи, и лошадь еле перебирала копытами. Еще немного, и издохнет.

Говорили, что до городов на южном побережье полуострова, где располагался Асилум, война не дотянула свои лапы. И там не стоило бояться страшных магов, способных одним словом уничтожать целые деревни. Слышали также, что храм плодородия в Тарраке открыл свои врата всем желающим, предоставлял кров и пищу. А еще морем можно было добраться до тех мест, где вообще не слышали ни про какую войну. Порт города всегда был полон кораблей. И путникам хотелось поскорее оказаться в безопасности.

Их родной дом теперь уничтожен, и они чудом миновали вражеских дозорных. Теперь все произошедшее казалось страшным сном.

Вдруг девчонка резко дернула вожжи на себя, останавливая телегу. Посреди дороги стоял совсем еще юный солдат. Он держал под уздцы забрызганного грязью черного коня, на котором, прижавшись друг к другу, сидели двое маленьких, лет семи, детей, мальчик и девочка. Парень поднял руку в приветствии. Шлема при нем не было; взлохмаченные темные волосы падали на глаза; кожаный доспех, запачканный и местами порванный, внушал лишь жалость.

– Прочь с дороги! – крикнула девица.

– Кто это? – проскрипела сзади старуха, выглянула из-за девчоночьего плеча и, бросив на неожиданную преграду злобный взгляд, выплюнула: – Дезертир.

Старики в телеге загудели, схватились за дубинки. Но выскакивать на дорогу не спешили. Руки их дрожали.

Парня чуть заметно перекосило, но он быстро совладал с собой, прекрасно представляя, как выглядит со стороны. Армия Асилума потерпела поражение, многие, испугавшись противника, покидали части, и немудрено, что и его приняли за одного из этих трусов и разбойников. Он поднял руки, показывая, что не имеет дурных намерений.

– Найдется ли у вас кусок хлеба для моих маленьких брата и сестры, добрые путники? – Голос воина, чистый, звонкий, звучал доброжелательно. – Я не трону вас, если вы откажете. Мы бежали, но ночью вышедшая из берегов река унесла наши пожитки. И мне… – он робко улыбнулся, – мне совершенно нечем их кормить.

Старуха осклабилась. Ее спутники переглянулись: висевший на поясе парня меч вызывал тревогу, но его история была им близка. Девица спрыгнула на землю, бесстрашно подошла к парню, всмотрелась в его грязное лицо, потом посмотрела на усталых испуганных детей. Вблизи она оказалась не так уж и юна. Низенькая, очень тощая, около глаз и рта уже скопились морщинки.

– Отдай нам своего коня, – решила она, будучи несомненно главной в их группе, – и поезжай с нами, нам не помешает… меч. Мы держим путь в храм Алии. Говорят, там могут найти приют все.

Парень взглянул на кобылку – та тяжело дышала, вместе с дыханием из ноздрей выходили пузыри, шкура лоснилась от пота.

– Спасибо! Да будут к вам благосклонны боги, – не стал спорить воин. Он был совсем юным, на щеках пробивался мягкий пух, но в глазах застыла решимость. Он спустил с коня братишку, а потом и сестренку. Дети, едва доставая воину до пояса, тут же прижались к его ногам. – Меня Марк зовут.

– Поликсена, – спустя мгновение представилась девица.

Марк кивнул и передал девице узду. Его конь послушно последовал за ней, позволил впрячь себя в телегу, хотя видно было, что такое благородное животное растили не для того, чтобы таскать крестьянские повозки. Усталую кобылу – бока ее ходили ходуном – привязали позади телеги. Марк похлопал своего коня по морде, почесал за ушами, проверил упряжь, потом помог детям забраться на телегу, устроил их рядом с бабкой. Старуха, тут же заохав, вытащила из протертой до дыр холщовой сумы грубую лепешку из полбы, разломила ее и предложила сперва мальчику, потом его сестренке. Дети замерли, не зная, могут ли принять угощение.

– Видите, мир полон добрых людей, – улыбнулся Марк девочке, взял ее половину лепешки, отломил кусочек, потом кусочек от половины братишки, попробовал. – Вкусно. Вот, держите.

Он протянул им мех с водой.

Только после этого дети приступили к еде.

– Присмотрите за ними, добрая женщина, – попросил Марк старуху прежде, чем залезть на козлы к девице.

– Откуда вы? – спросила Поликсена, чуть дернув поводьями. Вышколенный конь потянул телегу, недовольно фыркая.

– Жили при поместье префекта, севернее столицы. Наши дома сожгли. Я… – голос Марка дрогнул, признаваться в военном преступлении было тяжело, – бежал, чтобы спасти хотя бы Виту и Серва.

Поликсена молчала. Ужасы войны так или иначе затронули всех. Наконец она кивнула. Ее история тоже не была длинной.

– Нашу деревню эти… выродки не тронули, прошли мимо. Но после них земля омертвела, вода превратилась в яд, от одного глотка валились все замертво. Мы – все, что осталось от нашей деревни. Никто не защитил нас, кроме нас самих.

Она сжала губы от терзающей ее злости.

– Войска пытались их остановить, – Марк говорил тихо, – но оказались бессильны. Асилум пал. Император мертв. И теперь сама земля гневается на нас.

Будто в подтверждение его слов налетел шквалистый ветер. Поликсена вздохнула. Слова тут были излишни. Начал моросить дождь. Людей в телеге защитил навес из ветхой ткани, натянутой на палки неравной длины. Тихо плакал младенец, а старуха рассказывала разморенным после еды Вите и Серву сказку. Марк, оглянувшись, чтобы проверить, все ли хорошо с детьми, перехватил поводья у Поликсены.

– Я поведу, подремли.

– Еще чего! – возмутилась девица, не спеша настолько доверять только что встреченному дезертиру. Но, увидев что-то в замызганном лице Марка, отпустила поводья, позволив ему следить за дорогой. – Глаз не сомкну, – предупредила она.

Несмотря на это заверение, Поликсена уснула – сказались размеренная качка и усталость. Марк скосил глаза на девушку: во сне у нее разгладились морщинки, ушла напряженность, явив совсем еще молодое лицо. Она была не сильно старше самого Марка, но невзгоды состарили ее. Тихо цыкнув, Марк вернул взгляд на размытую дорогу.

Он не все рассказал своим благодетелям, радуясь, что Поликсена удовлетворилась кратким рассказом. Марк благодарил богов, что им удалось встретить поистине добрых людей. Еще с утра он был в отчаянии. Ночь выдалась тяжелой: им с трудом удалось спастись от внезапного ненастья, и Марк запретил себе даже думать о том, что случилось бы, унеси взбесившаяся река детей, как унесла их скромные пожитки и двух пони. Даже смерть не искупила бы позора, ведь он пообещал, что защитит детей, поклялся сердцем. Лишиться коня – малая плата за глупость, которую он совершил, потеряв бдительность. Но Поликсене не стоило знать, что за столь малую цену она подарила Марку надежду. И не только ему.

До южного побережья оставалось не так уж и много. Пара дней пути; если не останавливаться на ночлег, то и к утру можно было приехать к воротам города, раскинувшегося у подножия холма, на вершине которого возвели величественный храм Алии, богини плодородия. Марк знал, что там ему не откажут в крове, не станут спрашивать, откуда он. Там они будут в безопасности. Не прогонят и этих несчастных крестьян.

К Тарраке они подъехали глубокой ночью, не останавливаясь по пути. Стража не могла прекратить нескончаемый поток беженцев и потому просто закрыла ворота города до утра. И Марку с Поликсеной пришлось устраивать их небольшую компанию на ночлег. У самой стены Марк нашел нишу и с божьей помощью соорудил там из ткани и палок навес, который хоть немного защищал от противного косого дождя, что зарядил еще днем и не думал прекращаться, и от ветра.

– Ты, видимо, хороший человек, – протянула Поликсена, когда Марк, занятый разведением костра, устало вытер капли дождя со лба. Костер не думал заниматься, но упрямства юному воину боги дали сверх меры. – Хоть и дезертир.

– Я хотел, чтобы мои… – Марк судорожно вздохнул, – братишка и сестренка жили.

Кизяк, найденный Марком чуть поодаль, наконец разгорелся, удушливо чадя дымом. Огонь тронул и положенные сверх него ветки. Марк коротко вознес хвалу богам, не отказавшим им в такой малости, как костерок в эту дождливую ночь. Старики, сидевшие до этого смирно, одобрительно забурчали и занялись приготовлением нехитрого ужина. В котелок, что нашелся в телеге, закинули коренья, шматки сушеного мяса – целое богатство! Дети сидели молча. На руки Вите старуха положила утомившегося от беспрерывного плача младенца, и девочка держала ребенка, словно нелюбимую куклу, которую ей запретили выбрасывать. Марк неловко им улыбнулся.

– И все же, – Поликсена присела рядом с воином, – ты бежал.

– Да, – согласился Марк, старательно не глядя ей в глаза.

– Враги были сильнее?

Марк ответил не сразу.

– И да… и нет.

Он не мог сказать случайной попутчице, что ни разу не сталкивался с магами, разгромившими армию Асилума, лицом к лицу, ни разу не был в бою. Но прекрасно знал, как проходили сражения. В поместье, где они жили, донесения поступали регулярно.

– Они напали внезапно, их… силы поражают. Но, – Марк вспомнил слова гонцов, – маги выглядели хило на фоне наших войск, выставленных на границе. И с легкостью повергли целый легион. Кто уцелел, тот бежал.

– И ты в их числе, – Поликсена уже не спрашивала. Но в ее голосе не было осуждения.

Марк уставился на яркий костер.

– Я проверю лошадей.

Они привязали животных к телеге. Около стен собралось достаточно беженцев, и некоторые бы не постыдились украсть лошадей. Марк, раздосадованный разговором с Поликсеной, остановился у своего черного коня. Тот ткнул расстроенного юношу мордой в плечо, выпрашивая ласку. Марк растерянно погладил коня по лоснящемуся носу.

– Я не дезертир, – зачем-то сказал он сам себе и отвернулся от коня. Бросить страну перед большими невзгодами, испугаться – позор, который воин мог искупить только кровью.

Последние дни, а то и недели были тяжелыми, хотя поначалу все складывалось довольно неплохо. Марк бежал в ночи, спешно собирая пожитки. Он нес ответственность не только за себя, за маленьких брата и сестру, которые не понимали, почему им пришлось покинуть родной дом, добрую и понимающую маму. Впрочем, Серв и Вита не роптали и поездку восприняли как полное опасностей, но захватывающее приключение. В пути их застигли новости, которые Марк не посмел скрыть от детей. Поместье, в котором они жили, маги сожгли дотла, никто не выжил. Серв и Вита, узнав о смерти матери, а позже и отца, не произнесли ни слова. Марка новости тоже повергли в шок.

– Прости, – вырвала его из горестных воспоминаний незаметно подошедшая Поликсена.

– Ничего. Мне тяжело признавать, что ради своей семьи я бросил страну, – не моргнув глазом соврал Марк. Он проверил, что лошади крепко привязаны и что у них достаточно травы рядом. – Ночь предстоит долгая, я постою в дозоре до утра.

– Ты позволил мне подремать в дороге, – улыбнулась девушка, – так что позволь мне постоять стражу первой, иди к детям, отдохни.

Марку осталось только ее послушаться. На душе у него было неспокойно – их маленький лагерь привлекал внимание. Телега, двое лошадей, некое подобие палатки, костер и котелок еды – немыслимая роскошь для беженцев, мерзнущих под промозглым дождем в ожидании, когда ворота города откроются поутру. Марк положил в деревянную миску горячего варева. Ложка у них была одна на троих. Он попробовал блюдо, нашел вкус приемлемым и проследил, чтобы дети поели. Близняшки, уставшие за день, даже не капризничали. Марк помнил себя в этом возрасте – он бы ни за что не стал есть что-то подобное – и ожидал, что ему придется уговаривать детей.

Девочка уснула первой, прислонившись к плечу старшего брата. Младенец так и спал на ее тонких ручках. Марк поглаживал ее по темноволосой головке, всматриваясь в темноту, окружавшей их лагерь. Костерок, шипя, затухал. Постепенно прикорнул на втором плече и мальчик.

Утро наступило неожиданно. Марк, не сомкнувший ночью глаз, в сером утреннем тумане видел злейшего врага и вздрагивал от каждого шороха. Поликсена ушла спать пару часов назад, поняв, что их неожиданный спутник и не планирует отдаться в объятия Онея, бога сна. Детей Марк уложил рядом, укрыв своим плащом. Он оставался начеку. И все же крик петуха и одновременно скрежет открываемых ворот заставили его вздрогнуть.

Марк не знал, стоило ли дальше идти вместе с неожиданными попутчиками. Ему нравилась Поликсена, но ставить под удар миссию он не мог. Наверное, стоило разбудить близнецов и, оставив Поликсене и старикам коня – отцовский подарок, тень прошлой жизни, – уйти к храму. Жрицы Алии не откажут в крове и защите. Но их спутники тоже собирались туда.

Храм Плодородия находился не в самой Тарраке, но на возвышении за ней, в отдалении, попасть туда можно было через город, морем или через редкий лесочек, раскинувшийся на пологом холме. Марк только слышал о нем. Он не жаловал богиню, сызмальства молясь ее брату Фалегу – богу войны, но знал, она не откажет в приюте надежде Асилума. И впервые в жизни молил Алию, чтобы она помогла укрыть и сохранить.

Утренние сборы были быстрыми. Сонных детей усадили в телегу, старуха забрала младенца, а старики помогли Марку разобрать навес и затоптать еще тлеющие несмотря на моросящий дождь угли костра. Лошади, отдохнувшие за ночь, бодро потянули телегу, а стража на воротах не стала интересоваться, кого занесло в маленький прибрежный город, только стоило им упомянуть, что держат путь они в храм, а в самом городе останавливаться не планируют.

Марк все так же сидел на козлах с Поликсеной, не зная, как начать разговор. И сама девушка молчала.

– Я видел море, – рискнул сказать Марк, когда они подъезжали к храму, – штормит. Не уверен, что хотя бы одно судно рискнуло выйти сегодня.

– Да.

Дорога к храму петляла по холму, и время от времени становилось видно морское побережье. Хмарь, нависшие сизые облака, сильный ветер и высокие волны сводили на нет всю надежду, что Асилум можно покинуть морем. Никто в здравом уме не выведет в шторм легкие суда.

– Я и не надеялась, – призналась девушка. – Честно, совершенно не знаю, что делать дальше.

Наконец после очередного поворота показалась сперва двускатная крыша, потом подпирающие ее колонны, украшенные искусно вырезанным узором в виде листьев плюща и винограда, и высокие, почти в треть человеческого роста, ступени храма Плодородия.

Около храма столпились люди, человек десять, не меньше: женщины с детьми, дряхлые старики, калеки… и ни одного здорового мужчины. Марк, положив руки на макушки детей, что обхватили его ноги, боялся, что они не успели и храм не раскроет для них объятия. Он чувствовал неприятные взгляды – его воинское облачение и меч привлекали внимание. Поликсена помогала старикам выбраться из телеги, а старуха подошла к Марку. Младенец на ее руках пускал пузыри, готовясь вновь заорать от голода.

Ворота храма открылись, оттуда вышла верховная жрица с высоко забранными волосами, ярко раскрашенным лицом и в синей тунике, подвязанной алым поясом. Она встала на ступенях, за ней рядком расположились простоволосые девы в одеяниях поскромнее.

– Обязуйтесь помогать храму, если хотите жить в нем. Служить богине Алие в обмен на кров и еду, – голос жрицы, тихий, но властный, заставлял к ней прислушиваться, – быть верными Асилуму, как велит вам душа.

Столпившиеся возле ступеней голодные, замерзшие люди склонили головы в молчаливом согласии. Все, что угодно, лишь бы получить миску горячей еды и спрятаться от пронизывающего ветра.

Каждого восходящего по ступеням жрица целовала в лоб. Марк помог близнецам подняться, и, когда пришла их очередь, жрица наклонилась сперва к Серву, а потом к Вите. А потом подняла взгляд темных бездонных глаз на Марка и улыбнулась. Юный воин насторожился.

– Богиня приветствует верного служителя своего брата. Будь братом и нам.

Марк положил правую руку кулаком на грудь, чувствуя, как бешено бьется сердце. Где-то внутри слова жрицы отдались теплом, внушая веру, что боги не оставили их.

Внутри храма не было ветра, но холодный мрамор стен не позволял согреться несмотря на горящие факелы и жаровню. Величественные колонны, огромная статуя Алии посреди зала – ее лик не выражал ничего.

– Защити, – пробормотал одними губами Марк. А потом посмотрел на молчащих детей. – Мы добрались, – постарался он ободрить их, – теперь все должно наладиться.

Вита, темноволосая упрямая девочка с глубокими синими глазами, поджала губы и отвернулась. Ее брат, тоже темноволосый и, в отличие от сестры, кареглазый, скомкал в кулаке ткань штанов Марка. Они все трое были похожи, но все равно отличались. Марк потрепал девочку по взлохмаченным темным волосам.

– Тут… – Марк оглядел зал. Люди расположились у колонн. Девы храма подходили к каждой группе беженцев и предлагали куда-то пройти. – Тут вы в безопасности.

Одна из дев подошла к ним, поклонилась.

– Следуйте за мной, я покажу, где вы будете спать.

Она отвела их в маленькую комнату, бывшую, наверное, кладовой – тут до сих пор пахло прогорклым оливковым маслом. Вместо кровати их ждал мраморный пол, устеленный соломой и грубой тканью. Узкое маленькое оконце виднелось почти под самым потолком.

– Жрица велела поселить вас здесь.

Марк слишком устал, чтобы беспокоиться по этому поводу. Храм плодородия не выдаст их.