Между нами все еще хуже, чем я мог подумать, но все равно никак не могу перестать улыбаться. Догоняю свою ведьму у порога дома. Знаю, что другого шанса поговорить у нас больше не будет. Не позволит. Поэтому выдаю все как есть, пока она не успела убежать. Тася берется за дверную ручку, но замирает, услышав мой голос.Тася стоит сонная, растрепанная, злая и невозможно красивая. Войти, очевидно, мне нельзя. Если сейчас мешок с мусором мне на голову наденет, обижаться не стану. Потому что сам виноват. Кретин. И оправданием не может стать ни стресс, ни усталость, ни злость. Вчерашний день не просто выбил меня из колеи, а уничтожил. Сегодня легче. Потому что Ника дома, сидит тихо как мышь и даже не заболела. Станет еще лучше, если получится вымолить прощение у Таси. Только вот она, захлопывая дверь, проходит мимо. Иду следом. – Я не оправдываться, а благодарить, – пытаюсь зацепить, но все получается опять как-то через задницу. Тася спотыкается о мои слова и оборачиваясь, проходится по мне ледяным взглядом. – И поговорить. – Тебя тоже в бак затолкать? – открывая крышку, с грохотом швыряет туда пакет и делает приглашающий взмах рукой. – А это поможет нам поговорить? – скептически заглядываю внутрь. – Нет, но мне будет приятно, – ядовито улыбается, поправляя очки. – Я не хотел тебя обижать. Просто… – Просто взял и обидел. Это ничего. У меня такое не в первый раз. Переживу, – проходя мимо, вручает крышку от мусорного бака. – Закрыть за собой не забудь. – вот же язва.
– У меня вчера умерла пациентка, – вслух это звучит еще хуже, чем варится внутри. Слова прокатываются горечью, возвращая в операционную. – Качал сорок минут и не вытащил. Я сделал все. Все, что знаю и умею. Но ничего не помогло. Ей было всего восемь лет, – сажусь на крыльцо. – У меня практики десять. Юбилей, мля. Никогда не привыкну, что иногда они уходят, как ни бейся. На эмоциях оправил Нику с нянькой из города сюда. Понял, что не хочу портить ей настроение своей кислой рожей.
Достаю сигареты, прикуриваю, жадно затягиваясь. Тася садится рядом на ступеньку, но я утаскиваю ее себе на колени. Впивается в меня взглядом и коготками.
– Тихо. Не брыкайся. Ступеньки мокрые и холодные. На улице плюс десять, а ты в тонкой пижамке. Жопку отморозишь. А она у тебя красивая. Жалко. Не хочешь в дом, так сиди смирно, – придвигаю к себе ближе за талию, а она молча забирает сигарету и тушит в луже. Справедливо. – В общем, после смены не набухаться захотелось, а дочь обнять. Позвонил, предупредил, что скоро буду. Хрен знает, что нянька себе придумала, но когда я приехал ночью, эта идиотка спала в моей постели голая, а Ники нигде не было.
В янтарных глазах Таси начинают плясать опасные язычки пламени, а кулачки сжимаются. Обнимаю ее пальцы, успокаивая.
– Сам не знаю, как сдержался и не придушил. Оформили ее по полной программе. Сесть не сядет, но к детям больше не подпустят, – упираюсь лбом в ее плечо и вдыхаю аромат сладкого жасмина. Дышу. Ворую эту минуту близости, потому что может больше к себе не подпустить, а я, оказывается, долбанный токсикоман. Чертовски соскучился. – Спасибо тебе. Ника все, что у меня есть. Она мое сердце. Утром переживала как ты. Подарок просила передать, – достаю сверток из кармана. Там есть и от меня, но если скажу об этом, то рискую снова получить по морде. Опять-таки обижаться не стану. Заслуженно. Но хочется ее порадовать. – Там желуди. Украшение для елки. Она сама делала.
– Желуди возьму, Нике передай мою благодарность. Остальное жене отдай, – разрывает упаковку и достает только игрушки, остальное оставляет у меня на коленях, лишая своего тепла. Успеваю взять ее за руку, пока не ушла.
– Тась, я придурок. Не знаю, почему ты летом исчезла, но я тебя искал. Приезжал раз за разом. Дом купил. Сначала врал себе, что для Ники, а потом понял, чтоб к тебе ближе быть. В деревне ты не появлялась, а этот лес… Я же был у тебя много раз, но не смог найти дом, сколько не пытался.
– Я же ведьма, Серенький, – гладит меня по щеке, будто и сама соскучилась, а мне становится так тепло, что я не могу удержаться и целую ее в центр ладони. – Зря ты тогда со мной пошел. В предсказании на Купалу было непонятное “погубит женщину”. Думала, поняла неправильно. А потом испугалась, что так и будет. Узнаешь меня ближе. Не поймешь. Утопишь в насмешках и презрении. А я хоть и сильная, но просто не хочу больше проходить через все это.
– А предсказание было про прошлое или будущее?
– Что?
– Если я кого и погубил, то свою жену.
– Не горжусь, – отпускает мою ладонь и ерошит руками волосы.
Можно было бы списать его поведение на показательное выступление, но он будто забывает обо мне, погружаясь в воспоминания. А вспоминать ему больно. Серый снова достает сигареты, перебирает в пачке, будто ищет ту самую. Находит и уже почти прикуривая, вспоминает, что я все еще здесь, убирает пачку. Касается ладони моей ладони, чтобы проверить реальная ли.
– Я должен был заметить, что все пошло наперекосяк. Я же гребаный врач! – жрет сам себя.
Его боль начинает покалывать мне кончики пальцев и гудеть в висках. Хочу спрятаться от его чувств. Но, что бы обо мне ни думали, я та, кем являюсь только потому, что люблю помогать. Поэтому беру Серого за руку и легонько тяну на себя. Он даже не сразу понимает, что я от него хочу. Просто ухожу в дом, оставляя дверь открытой.
За все время, что мы встречались, он так ни разу здесь и не был. Теперь любопытно оглядывается по сторонам. Кажется, даже немного расстраивается, не найдя ни котла, ни метлы, ни алтаря приличного. А вот уголок с компьютером и внушительным креслом, заставляет его брови ползти вверх. Ну да. Это и есть современное рабочее место ведьмы.
Молча ставлю чайник, а Серый, поняв, что большего гостеприимства от меня ждать не стоит, усаживается за стол и продолжает свой рассказ.
– Когда родилась Ника, меня назначили завотделением. Жил на работе. Не спал почти. Если не разгребал больничные дела, значит дежурил у ее кроватки. Держался только потому, что знал, ради чего стараюсь, – снова начинает мучить пачку сигарет, чтобы занять нервные руки, а я завариваю ему чай. Немного гибискуса, немного лаванды. Никакого волшебства, а успокоительный эффект отличный. – До рождения Ники отношения с Ингой у нас были, мягко скажем, прохладные, а потом она узнала, что беременна, и, наконец, начала улыбаться. К сожалению, женщины отлично умеют притворяться. А я, дурак, ничего не заметил. Не помог.
– Она…
– Нет. Жива, конечно. Жива. Просто не с нами. Ушла.
– А как же Ника?
– Ника мать свою видела последний раз, когда ей еще года не было. Липнет ко всем женщинам. Ты, наверное, заметила, – поднимает из вазочки на столе надкусанное печенье. Да. Это его мелочь наследила.
– Так в чем же ты виноват, если она сама ушла?
– Мог помочь. Мог быть внимательнее. Любить сильнее в конце концов.
– Когда очень хочется утонуть, никто не поможет. Ответственность за чужие решения на себя брать не стоит.
– Но я мог…
– Мог. Только сам оказался бы на ее месте, – как всегда, моя интуиция бежит впереди меня. Серый смотрит на меня удивленно, но с интересом. Кажется, попала. Я всегда попадаю. Странно, но в его взгляде нет ни отвращения, ни страха.
– Значит, это не деревенская байка для детей и того, чтоб заработать на туристах? И Нику так нашла?
– Да. Настоящая ведьма. А туристы и онлайн-консультации… Дом старый. Деньги нужно зарабатывать. Но в отличие от большинства я не вру. Я пойму, если ты сейчас… – если он скривится и уйдет, не поверив мне. Я готова к насмешкам, к травле, к подлости. Не готова только к тому, что он говорит:
– Врачи, вообще-то, самые суеверные люди в мире. И как не верить в потусторонние силы, если сам каждый день вытаскиваю людей с того света? – улыбаясь, хватается за стул, на котором сижу, и с мучительным визгом паркета, придвигает к себе. – Прошло столько времени, а меня все еще не отпустило, – обнимает, а я, вдыхая его аромат, просто не могу сопротивляться.
О проекте
О подписке