Просыпаюсь оттого, что кто-то орёт благим матом прямо под окном. Подскакиваю на продавленной кровати – сердце колотится, как бешеное. Где я? Что происходит?
– Ко-ко-ко-ко-КО! – надрывается петух так, будто его режут.
Ах да. Курлыки. Нижние, мать его. Я в деревне. У бабы Зины. Петуха, возможно, и правда решили… Того…
На часах половина пятого. Падаю обратно на подушку. В городе я бы спала ещё минимум три часа. Но петуху плевать на мои городские привычки. Он продолжает вопить, как оглашенный.
Накрываю голову подушкой. Бесполезно. Крик проникает сквозь перьевую преграду, сквозь стены, прямо в мозг.
– Да заткнись ты! – ору в ответ.
Петух на секунду замолкает, будто удивлённый. А потом заводит с новой силой, словно принял вызов.
Дверь скрипит. Баба Зина заглядывает в комнату, уже одетая, в переднике.
– Вставай, милая! День на дворе. Козу доить пора.
– День? – сажусь, протирая глаза. – Козу?! Но я не умею…
– Научишься! – бодро отвечает старуха. – Не боги горшки обжигают. Вставай давай, Манька ждать не любит.
Манька – это, оказывается, коза. Выясняю это через пятнадцать минут, стоя в сарае в резиновых сапогах бабы Зины. На три размера больше моего.
Коза смотрит на меня жёлтыми глазами. Взгляд недобрый, подозрительный. Я бы даже сказала – презрительный.
– Ну, давай, милая, – баба Зина подставляет низенькую скамеечку. – Садись сбоку, ведро между колен. И не бойся, Манька смирная.
Сажусь. Коза косит на меня глазом и делает шаг в сторону.
– Стой! – командует баба Зина. Манька фыркает, но замирает. – Теперь бери вымя. Вот так, двумя руками.
Касаюсь козьего вымени. Тёплое, шершавое, с редкими волосками. Брезгливость тошнотой подкатывает к горлу. Господи, что я делаю? Вчера сидела в офисе за компьютером, а сегодня щупаю козьи сиськи.
– Не так! – баба Зина отодвигает мои руки. – Нежнее! Она же не железная. Вот, смотри.
Показывает движение – сжимает сосок у основания большим и указательным пальцами, потом последовательно подключает остальные. Молоко брызгает в ведро звонкой струйкой.
– Теперь ты.
Повторяю движение. Ничего. Сжимаю сильнее – Манька недовольно блеет и отставляет заднюю ногу.
– Осторожнее! А то лягнёт.
Лягнёт? Прекрасно. Мало мне позора, так ещё и копытом по лбу получу.
Пробую снова. И снова. На десятый раз из соска выдавливается жалкая капля.
– О! Получилось! – радуюсь, как ребёнок.
– Ага, – хмыкает баба Зина. – Ещё часа два, и на чай хватит.
Но уже через полчаса у меня болят руки, спина, шея. В ведре плещется от силы стакан молока. Манька презрительно жуёт сено, периодически пытаясь лягнуть ведро.
– Ладно, на первый раз сойдёт, – сжаливается баба Зина. – Завтра продолжишь. А теперь пошли печку топить. Хлеба надо поставить.
Печка оказывается ещё большей загадкой, чем коза. Чугунная дверца, заслонки, поддувало. Для меня – почти как пульт управления космическим кораблём.
– Сначала бумагу, – баба Зина суёт мне стопку старых газет. – Комкай и клади. Потом щепки мелкие, потом дрова покрупнее.
Комкаю газеты. "Сельская правда" за две тысячи четвертый год. Вот это раритет… Обложка сообщает о рекордном урожае картофеля. Укладываю бумажные шарики в топку.
– Теперь поджигай.
Чиркаю спичкой. Газета вспыхивает, но тут же гаснет.
– Мало бумаги! И не дуй туда, дым в избу пойдёт!
К четвёртой попытке я вся в саже, волосы пахнут дымом, глаза слезятся. Но огонь, наконец, занимается! Щепки трещат, дрова начинают тлеть.
– Смотри! Горит! – тыкаю пальцем в топку.
– Горит, – соглашается баба Зина. – Только заслонку забыла прикрыть. Весь жар в трубу уйдёт.
Хватаюсь за металлическую заслонку голой рукой. Боль прошивает ладонь – горячая, острая.
– Ай!
– Эх ты, городская! – баба Зина суёт мне прихватку. – Железо на печи всегда горячее. Запомни.
Сосу обожжённый палец. На подушечке уже вздувается волдырь. Прекрасное начало дня.
После завтрака баба Зина решает провести ликбез по грибам.
– Пойдём в лес, – объявляет она. – Грибы после дождя пошли. Научу тебя различать.
Напяливаю свои городские кроссовки, беру корзинку. Баба Зина критически осматривает мой наряд – джинсы и футболка.
– Комары съедят. На, накинь.
Протягивает старую рубашку. Пахнет нафталином и чем-то кислым. Но спорить не решаюсь.
Лес встречает прохладой и комариным звоном. Эти твари набрасываются мгновенно. Жужжат над ухом, лезут в глаза, кусают сквозь джинсы.
– Не маши руками! – командует баба Зина. – Только злее становятся.
Легко сказать. Я машу, хлопаю себя по рукам, по шее, по лицу. Через пять минут вся покрыта укусами. На кой хрен я на это согласилась? Лучше бы Манькин сарай вымыла.
– Вот, смотри, – баба Зина наклоняется к поваленному дереву. – Видишь?
– Грибы?
– Лисички! Хорошие, молодые. Бери.
Срезаю ножом. Грибы скользкие, холодные. В корзинку падают с мягким стуком.
Дальше начинается интенсивный курс грибной грамоты. Вот белый царь грибов, толстая ножка, коричневая шляпка. Вот подберёзовик – "видишь, под берёзой растёт, потому и название такое".
– А это что? – показываю гриб.
– Поганка! – баба Зина отдёргивает мою руку. – Не трогай! Ядовитая.
– Но красивая…
– Красивая, – соглашается старуха. – Многое красивое – ядовитое. Это – в суп, – показывает на подберёзовик. – Это – жарить, – белый гриб. – А это, – тычет палкой в бледную поганку, – прямая к прапрадедушке.
Голова идёт кругом от информации. Все грибы кажутся одинаковыми – коричневые, серые, с ножками и шляпками.
– Баба Зина, а если я ошибусь?
– Не ошибёшься, – уверенно отвечает она. – Правило простое: не уверена – не бери. И ещё: все грибы съедобные, но некоторые – только один раз.
Хохочет над собственной шуткой. Мне не смешно. Представляю, как травлюсь грибным супом в этой глуши, где скорая будет ехать часов восемь…
Романтика…
Возвращаемся с полной корзиной. Я вся искусанная, в паутине, с листьями в волосах. Но странное дело, на душе легко. Я совсем забыла о своих проблемах.
Лес, тишина,если не считать комаров, запах хвои и грибов… Это так далеко от городской суеты.
– Теперь чистить будем, – объявляет баба Зина.
Сажусь на крыльцо с ножом. Соскребаю грязь с ножек, обрезаю червивые места. Руки быстро становятся коричневыми от грибного сока.
– Баба Зина, – спрашиваю, обрабатывая особенно упрямый белый гриб. – А когда мы к Петьке пойдём? Насчёт дома поговорить?
Старуха замолкает. Долго возится с лисичками, потом вздыхает.
– Сегодня не получится. У него дела на ферме. Может, завтра…
Чувствую – что-то недоговаривает. Но расспрашивать неудобно. В конце концов, я тут нахлебница, не мне условия ставить.
– Слушай, сходи-ка ты в магазин, – вдруг говорит баба Зина. – Хлеба купи, молока. Денег дам.
– Я свои…
– Не спорь! И Кольке в магазине скажи, что от меня! А то он с городским цены заламывает. Увидит, что ты не местная – втридорога сдерёт.
Беру мятую сторублёвку и список продуктов. Переодеваюсь в джинсы грязные, но других нет. Футболка пахнет дымом и козой. Чудесно.
Магазин всё там же, покосившийся и облезлый. На крыльце уже другой мужик – молодой, с пивным пузом и мутными глазами.
– О, городская! – скалится он. – Чего надо?
Молча протягиваю список. Он читает, шевеля губами.
– Сейчас, – исчезает внутри.
Жду. Солнце печёт, хочется пить. Из магазина тянет затхлостью подвала и перегаром.
Вдруг слышу рёв мотора. По дороге несётся джип – огромный, чёрный, весь в грязи. Лужа от вчерашнего дождя растянулась прямо перед магазином.
Всё происходит как в замедленной съёмке. Джип влетает в лужу на полной скорости. Фонтан грязной воды взмывает вверх и…
ШЛЁП!
Окатывает меня с головы до ног.
Стою столбом. Вода стекает с волос за шиворот. Футболка прилипла к телу. Джинсы мокрые насквозь. В кроссовках хлюпает.
Джип тормозит чуть дальше. Водительская дверь открывается.
– Твою мать! – ору не сдерживаясь. – Ты что, ослеп?!
Из машины выходит мужчина. Высокий, широкоплечий, в камуфляжных штанах и чёрной обтягивающей кубики майке. Лицо загорелое. Глаза серые, как зимнее небо.
– На дорогу надо смотреть, – говорит спокойно. – Чего на проезжей части стоишь?
– Проезжей части?! – голос срывается на визг. – Это тротуар, если ты не заметил!
– Какой тротуар? – он усмехается. – Деревня это. Везде дорога.
– Да пошёл ты! – Вытираю грязь с лица. Размазываю ещё больше. – Нормальные люди перед лужами притормаживают!
– Нормальные люди, – он делает паузу, окидывая меня взглядом с головы до ног, – не стоят посреди дороги разинув рот.
– Я не разинув… Да что я тебе объясняю! Придурок!
Разворачиваюсь и почти бегом иду прочь. Плевать на продукты, плевать на всё. Хочется домой, в душ, переодеться…
– Эй! – кричит он вслед. – Куда пошла?
Не оборачиваюсь. Слышу, как хлопает дверь, ревет мотор. Джип разворачивается и уезжает в сторону леса.
– Во дела! – Колька высовывается из магазина с пакетом. – Начальника обложила! Смелая.
– Начальника? – возвращаюсь.
– Ага, – Колька ухмыляется. – Он самый. Мужик суровый. Последнего, кто на него наехал, собаки чуть не сожрали.
– Ну хоть кто-то его на место поставил, – отбираю пакет с продуктами у Кольки и плетусь к бабе Зине.
Вода в кроссовках хлюпает при каждом шаге. Футболка липнет к телу. Прохожие те немногие, что есть на улице смотрят с любопытством.
Дохожу до дома бабы Зины и замираю на пороге.
На кухне за столом распивает чай тот самый хам и “начальник”. Уже переоделся – чистые джинсы, клетчатая рубашка. Волосы тёмные, чуть тронутые сединой на висках. Старше меня лет на десять.
Смотрит на меня и ухмыляется.Баба Зина всплёскивает руками.
О проекте
О подписке
Другие проекты
