Под рекой

Книга ждала своего часа с августа прошлого года. Тогда лето внезапно закончилось, а для меня было важно читать ее на улицах Дивногорска, где разворачиваются события. Наконец, дождалась тепла, выделила себе целый день и поехала на электричке до Дивного, чтобы погрузиться в этот омут безысходности.

Главная героиня давно уехала из родного города и живет в Питере. Она узнает, что отец, с которым у нее с подросткового возраста очень напряженные отношения, умер. На похороны приехать не получается, поэтому она добирается на пару дней позже, чтобы помочь разобрать вещи и убраться в отцовской квартире.

Просматривая вещи и безделушки в доме покойного, Кира начинает подозревать, что ее отец — жестокий маньяк, который связан с несколькими убийствами 20-летней давности и одним недавним убийством ее бывшей одноклассницы.

Размышления о прошлом, осознание, в какой семье она росла, с какими травмами пришлось столкнуться, только оправдывают все ее подозрения.

Вот тут настоящая бездна отчаяния, апатии, безысходности и тихого ужаса. Эффект от прочтения многократно усиливается, когда ходишь по тем улицам, где прошло детство героев, смотришь на те же памятники, спускаешься и поднимаешься по тем же лестницам, ведущим от Реки.

И да, естественно цвет и запах воды Енисея, кружащие над головой коршуны, вид прибрежных скал на противоположном берегу… Мрачное туманно-облачное небо и это ощущение опасности от близости с Красноярской ГЭС, которую по неведомым причинам могут вывести из строя погибшие души жителей деревень, которые затопили при строительстве ГЭС.

Я сидела в электричке, когда читала, как Кира едет на поезде из Питера до Красноярска. Смотрела на памятник Бочкина, когда речь шла о нем. Спускалась по ступеням к Енисею вместе с героиней, когда в книге все бежали от выходящего из берегов Енисея. сидела в кофейне с высокими панорамными окнами, когда в книге это кафе стало подводным… А в тот момент, когда Кира села на электричку, чтобы уехать навсегда из Дивногорска, я уже отправлялась в тот же путь.

Непередаваемый экзистенциальный опыт. И книга потрясающая!

С этой книгой Аси Демишкевич у меня сработал принцип парных случаев. Буквально за неделю до ее прочтения я закончила “Дети в гараже моего папы” Анастасии Максимовой - и бессознательно все время сравнивала две сюжетные линии между собой. Это напрашивалось - сюжет отца-маньяка глазами ребенка не самый распространенный в литературе, а тут две истории с минимальным временным интервалом. В итоге получилось так, что книги сплелись между собой, и я уже не могу воспринимать их по отдельности.

Две разные истории - две разные стратегии восприятия. Если герой Максимовой переживает все будучи подростком и почти “в режиме реального времени”, причем его отец близкий и любимый, то героиня Демишкевич уже взрослая, а о “подвигах” отца, которого всегда считала тираном, узнает лишь после его смерти. Контекст разнится, но роднит реакция: в том и другом случае отпрыски, понимая силу генетики, начинают изучать себя, боясь увидеть в собственном лице черты жесткой натуры родителя. Егор из “Детей” их не находит, а вот Кира - находит очень многое. И многое понимает: свои гипертрофированные вспышки ярости, желание причинять боль, причины череды неудачных личных отношений. Для Егора страшное открытие заканчивается много лет спустя терапией, для Киры со страшного открытия многолетняя терапия только начинается, для нее преступная сторона отца не шок, а в каком-то роде даже облегчение, недостающая деталь в пазле того, что она всегда, с детства еще, видела и чувствовала. Тема затонувшей деревни, на дно которой снова и снова спускается Кира в своих грезах, тут оказывается очень метафорической: толща воды надежно скрывает грехи прошлого от лишних глаз, вот только для искупления нужно, наоборот, поднять их на поверхность.

И лично мне еще одной заслуживающей внимания деталью показалось поведение матерей в этих семьях - почти идентичное желание отвернуться от проблемы, зажмуриться, спрятать голову в песок, сделать вид, что ничего не произошло, что все показалось. Это, как мне кажется, тянет на поколенческий портрет эпохи. Поразительно бывает наблюдать, как женщины, на чьи плечи обрушилась тяжесть 90-х, эти чемпионки-выживальщицы в экстремальных экономических условиях, отлично умеющие “вертеться” и “крутиться”, оказывают совершенно бессильны, когда дело доходит до разруливания не бытовых вопросов, а психологических, до признания страшной правды о близком, до погружения в мир эмоций, которые они совершенно не в состоянии выдерживать. Про поколение детей 90-х говорят, что для них психотерапия - новая религия. У родительского поколения это часто вызывает скепсис, особенно на фоне бытовой тепличности отпрысков, которым, конечно, не доводилось переживать такой суровый опыт. Однако, как выясняется, моральные испытания детям 90-х даются куда лучше, чем их родителям. Они как будто несут на своих плечах незримое бремя, или даже долг. Им надо сделать то, на что у их родителей не хватало времени и возможностей - переработать эмоциональный опыт, свой и родительский, признать наличие некоторых моральных вывихов и начать потихонечку их вправлять. Достичь все таки дна затонувшей деревни и навести там порядок.

Ася Демишкевич наверно самое громкое имя этого книжного лета. Любимица блогеров (Приз блогерского жюри "Лицея 2024") и коллег (рекомендацию прочесть другую ее книгу, о которой тоже сегодня расскажу, я услышала на встрече с Евгенией Некрасовой); в Альпине на днях роман "Под рекой" вышел в бумаге, идеально встроившись в ряд автофикшена миллениалок о травме, родителях-чудовищах, etc. Однако у прозы Демишкевич, кроме очевидной мейнстримности, а также поэтики и красоты слога, есть особенность. которая отличает ее от других-прочих. Осознанно или нет, она выстраивает повествование как антитезу очень известному, даже культовому произведению, которое отзывается узнаванием на подсознательном уровне вместе со всем спектром ассоциаций, в которых читатель может не отдавать себе отчета, тем более, что Ася никак не акцентирует внимания на этом внутреннем сродстве, но они работают уже на прием ее книги. "Под рекой" это распутинское "Прощание с Матерой" спустя полвека, и развидеть бессильную ярость, усталую покорность людей из затопленных деревень, читая эту историю, как-бы "не о том" - не получается.

Книга, впрямь, не о том, хотя пафос самых ярких ее страниц пронизан темой затопленных пространств и людей Шредингера, которые продолжают жить во все этом, не то, чтобы мертвые, но уже и не живые. Но то - сны и видения Киры - дополнительный пласт, а основной более, чем увлекателен именно как тру-крайм. Кира едет в родной Дивногорск после смерти отца, подгадывая время так, чтобы не успеть к похоронам. Она порвала связь с ним много лет назад, не хочет даже формально участвовать в прощании, только повидаться с мамой и сестрой и, может быть, озвучить наконец то, что многие годы стояло между ними. Он был из затопленной деревни, жестокий к людям и животным, отец, к которому героиня не чувствует ничего, кроме омерзения. И он не ушел из жизни старших женщин семьи окончательно, даже после развода. Мама продолжала заботиться о нем, сестре он отдал свою квартиру. Вернее даже не свою, там была скверная история со старушкой, к которой он вкрался в доверие на почве общей любви к Призраку Коммунизма, сделавшись ее официальным опекуном с правом наследования жилплощади, а потом лежачая бабка умирала на матрасе за ширмой без ухода и помощи. Эта-то квартира и досталась сестре, не сказать, чтобы Кира ей завидовала.

А еще в дивном Дивногорске постоянно находили убитыми молодых женщин. Или не находили. Школьная подруга героини так пропала года два назад. И ее сестра, еще во времена своей бурной молодости, как-то рассказала, что в лесопарке по пути из клуба ее едва не схватили, но она отбилась и убежала - повезло. С квартирой. вот, тоже повезло, везучая. Разбирая после смерти отца вещи в его малосемейке, Кира находит омерзительные вирши. Что это, фантазии старого эротомана о том, что он делал бы с молодыми девчонками, которые на таких ни под гипнозом, ни под наркозом не взглянут или хроника маньяка? На самом деле, роман глубже, чем история о дочери (предполагаемого) серийного убийцы. Он о том, как живя под властью чудовища. мирясь с ним долгие годы, жертвы становятся невольными соучастниками; о самооправдании и о чувстве вины; о проявлениях отцовского, которые с ужасом замечаешь в себе.