Глава 1

– Суд постановил Тереева Михаила Константиновича признать виновным в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьи 105 Уголовного кодекса Российской Федерации, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на семь лет, с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима…

Первые секунды самые страшные. Когда сердце прогоняет раскаленную кровь до основания мозга, заставляя в полной мере ощутить каждый осколок разбитой реальности.

Глядя на брата сквозь пелену горячих слез, я закрыла рот дрожащими руками, не в силах справиться с лавиной эмоций. Душераздирающий вопль мамы лезвием пробрался в сердце и буквально выдрал меня из шока. Ее искажённое лицо намертво врезалось в сознание, как и опущенная голова папы, что сдерживал скупые слезы кулаком.

Мы не были готовы к этому. К этому просто невозможно быть готовым! До последнего верили, что правосудие разберется. Но подонки сделали все, чтобы засадить его.

Вокруг поднялся гомон, сочувственные вздохи, недоумение… И только Миша знал, что так будет. Это было видно по его глазам, отражавшим лишь хладнокровие и тяжесть. Он достойно принял приговор. Возможно, потому, что так и не смог смириться со своим грехом.

В какое-то мгновение брат бросил взгляд исподлобья куда-то в конец зала и сразу изменился в лице. Черты ужесточились, а карие глаза отразили стальной блеск. Я машинально повернула голову и оцепенела, увидев солидного мужчину, что стоял у выхода. Он был абсолютно бесстрастен к происходящему. Единственное, что выражал его взгляд – холодное превосходство.

Шакал… Теперь передаст своим хозяевам, что черное дело сделано!

Когда клетка открылась и конвой повел брата на выход, мама не выдержала. На грани отчаяния бросилась к нему, не думая о последствиях.

– Миша, Миша!.. Сынок!..

Мы с папой не успели остановить ее, и один из конвоиров сделал это за нас, довольно небрежно отпихнув в сторону. Глаза брата мгновенно налились кровью.

– Руки убрал от нее, СУКА!

Он умудрился вырваться и лягнуть этого мужика. Но тут же получил целенаправленные удары дубинкой со спины.

– Мордой в пол, бегом!

– Не-е-ет! Не троньте его! – взвыла мама, а у меня все внутри свернулось в комок, как будто это я получала удар за ударом.

– Мам… мама, все будет хорошо! – сдавленным голосом постарался успокоить ее Миша, когда его подняли с пола, заломив руки вверх, и в этом полусогнутом состоянии повели к выходу.

– Мамочка, успокойся, пожалуйста, – начала шептать я дрожащими губами, обнимая ее за плечи.

Брат успел перехватить мой взгляд, и пришлось отдать все силы на это мгновение, чтобы сделать благословляющий и решительный кивок. Он не должен видеть меня раздавленной. Он должен уходить со спокойной душой.

– Твари… – услышала я надорванные обвинения мамы. – Твари!.. Жизнь парню загубили…

Я не сразу обратила внимание, что ее голос слабеет, только когда родная рука внезапно выскользнула из моих объятий и раздался взволнованный бас папы:

– Вера… Ну что же ты, Вера!

Она осела прямо на пол, как будто ноги разом ослабели.

– МАМА!.. – вскрикнула я, упав рядом с ней. Глаза закрыты, дыхание тяжелое.

– Помогите! – оцепенение волной разошлось по телу от папиного крика. – Кто-нибудь! Вызовите скорую…

Никогда не забуду тот день. Он постоянно пробирается в мои сны, заставляя просыпаться в холодном поту и вновь переживать жгучее отчаяние. Все по-настоящему. И каждое мгновение того судебного процесса, каждое слово, как заевшая пластинка, которая застряла где-то глубоко в мозгу.

Следующие недели оказались для всех нас настоящим адом. После перенесенного инсульта мама тяжело восстанавливалась и до сих пор лежала в больнице под наблюдением врачей. Папа взял отпуск, чтобы быть рядом, а я нашла еще одну работу, помимо должности администратора в интернет-кафе. Натирала столы в элитном ресторане города. К счастью, внешность и расторопность услужили мне при приеме. Не то чтобы я считала себя красавицей, но природного обаяния и фигуры не отнять. И меня не волновало, что пришлось спуститься до официантки. Ради чаевых, что оставляли там, я бы даже надела бесформенный фартук уборщицы и драила унитазы!

Конечно, это не было пределом моих мечтаний. Сразу после школы я, как и полагается, поступила в институт на юридический факультет и успешно доучилась до третьего курса, прежде чем в срочном порядке взяла академический отпуск. Только так родители смогли оплатить хорошего адвоката для Миши…

Мы боролись с горячей верой в успех. Нельзя осудить за то, что слишком поздно понимаешь всю бессмысленность своих стараний… И даже если бы была возможность повернуть время вспять, я снова пожертвовала бы всем, только бы помочь брату! Только бы доказать, что он не убийца! Миша был старше меня на три года, и мы часто дрались в детстве, но он был моим единственным и родным.

Я долго не хотела ехать к нему, хотя колония находилась всего в пятидесяти километрах от нашего города. Не потому, что не могла найти окно в своих ежедневных сменах, а потому, что попросту нечем было его порадовать. Безумно хотелось увидеть Мишку, но в то же время я боялась этой встречи. Как смотреть в глаза без слез? Как не задавать вопросы, терзавшие душу, на которые он все равно не ответит?..

Да, ему вынесли приговор – этого уже не изменить. Хотя можно было попытаться подать апелляцию, но никто из семьи не хотел признавать, что после всех поражений у нас опустились руки. И нам нужно было время для новой борьбы. Но главное, что беды брата на этом не закончились. Судьба свела его с опасными людьми, готовыми на все, чтобы отомстить за смерть близкого! И им не важно, какой мразью он был – о мертвых либо хорошо, либо ничего… И вряд ли им будет достаточно того, что убийца за решеткой. Поэтому дня не проходило, чтобы я не думала о месте, в котором находится Миша, где без защиты его в любой момент могут убить или покалечить!

Ничего не предвещало беды в тот злосчастный день. Все случилось в баре, куда брат пришел встретиться с другом – бывшим сослуживцем, вернувшимся из горячей точки. Они хорошо проводили вечер, пока внимание Миши не привлекла официантка, которую донимал какой-то отморозок. Никто не вмешивался, даже когда он начал грубо тискать ее, как будто все разом ослепли или как будто это был хозяин заведения.

Брат не смог остаться в стороне… Всегда был таким, чтоб его. Постарался осадить мужика, но тот начал наезжать и пальцы гнуть. Миша не любил размахивать кулаками. Хоть у него и имелся первый разряд по боксу, он относился к своему преимуществу с ответственностью. Но подпивший друг оказался не таким снисходительным. Завязалась драка, из которой никто не вышел победителем…

Брат нанес всего один удар. Когда мужик достал нож и бросился на него, это вышло рефлекторно и крайне неудачно. Кровоизлияние в мозг и быстрая смерть.

Все это я видела своими глазами. На записи с камер наблюдения. Когда все еще казалось очевидным и обнадеживающим. Но в какой-то момент эти записи просто пропали. Пропал и нож, на котором остались отпечатки пальцев убитого. И дело начали рассматривать уже под другой статьей…

Не знаю, что это была за криминальная свора, но она яро вступилась за своего! И так все шансы на условный или минимальный срок были хладнокровно уничтожены.

И все же я перестала искать оправдания и откладывать поездку к брату. Почти два месяца не видела его, а кажется, что несколько лет! До дрожи хотелось обнять, согреть родную душу, понять по одному дыханию, как он, и, наконец, успокоить свою! Тяжелее всего оставаться в неведении, учитывая, что Миша знал о приступе мамы – я не имела права с ним так поступать.

Да только одного желания оказалось мало. Когда я в первую очередь позвонила в колонию, чтобы уточнить, разрешат ли свидание, неожиданно получила отказ. Без объяснений и подробностей. Пришлось дозваниваться еще несколько раз, чтобы мне лаконично и сухо выдавили причину – за ненадлежащее поведение.

Я еще долго сидела, не выпуская телефон из рук и прокручивая в голове эти слова. Внутренности болезненно сжимались от панических сигналов, а в груди так и маялись сомнения: что еще за ненадлежащее поведение? Всю жизнь я знала брата как дисциплинированного человека, он не стал бы лезть на рожон! Но я также не могла опустить тот факт, что еще во время пребывания в СИЗО, Миша начал меняться. Закрываться и превращаться в чужака. Я улавливала это во время тех редких свиданий, на которые мы с боем выбивали разрешение. И догадывалась, что служило тому причиной, но никогда не заикалась при родителях. Или это они не заикались при мне.

Адвокат предупреждал, что на него будут давить. Как только началась подтасовка улик, он сразу настроил нас готовиться к борьбе. Им нужно было чистосердечное, чтобы все окончательно сложилось, но Миша упорно гнул свою линию – истинную версию происходящего.

От него так ничего и не добились. И только Бог знает, чего стоило брату его сопротивление…

Взвесив все «за» и «против», я не стала менять планы. Папу не хотела расстраивать, потому убедила, что увижусь и передам каждое слово сыну… Отец и так был подавлен после всего, что навалилось на всех нас. Собрала «передачку», договорилась на работе и позвонила единственному человеку, который мог бы мне помочь хоть что-то выяснить.

Железная дверь в очередной раз лязгнула, и я наконец увидела Диму. Сердце взволнованно застучало о грудную клетку. Ступая по грязному снегу, он чуть не врезался в прохожего мужика, настолько был погружен в свои мысли. Вытащил сигарету и напряженным взглядом поймал свой припаркованный через дорогу черный Mark, в котором я ждала все это время. И, кажется, прошла целая вечность, прежде чем он дошел до машины и впустил в теплый салон холодный весенний воздух.

– Дим, ну что там?.. – осторожно спросила парня, который уже с минуту изучал одну точку на панели.

Услышав мой голос, он глубоко вздохнул и устало потер ладонями лицо.

– В изоляторе Миша, – услышала я мрачный ответ. – Передачу взяли, но свиданки перекрыли походу надолго.

По внутренностям растеклось неприятное, тяжелое чувство. Этого я и боялась. Да что ж такое?..

– Он что-то еще сказал? – с надеждой взглянула я на Диму, который упорно избегал зрительного контакта.

Я знаю, на него до сих пор давила совесть. Он так и не смог простить себя за молчание, хотя никто из нас его не осуждал. Дима был единственным заинтересованным свидетелем, и его начали прессовать в первую очередь. Он упрямился до последнего, пока сам же Миша неожиданно для всех его не осадил и не запретил геройствовать. Потому что уже тогда понимал, с кем имеет дело… А бывшего сослуживца дома ждали жена и маленькая дочка.

– Кать, я не хочу тебя пугать… Но, похоже, щемят Мишку, – все-таки посмотрел он в мои глаза. Только легче не стало. – Не знаю точно, зеки или менты, но он отбрыкивается как может. Смотрящие-то быстро разузнают, кто да за что. Но вертухай намекнул, что могли слушок пустить, якобы он того блатного по беспределу завалил. Короче, настраивают старших против него.

Я прикрыла глаза и отвернулась к окну, чтобы Дима не увидел, как дрожат мои губы. Прямо сейчас захотелось биться головой о панель и выкрикнуть все, что успело наболеть в душе! Но вместо этого я резко втянула воздух и сжала руки в кулаки, как если бы хотела придушить свою слабость.

– Дим… Че делать, а? – выдавила, взволнованно взглянув на парня.

Отстраненно глядя на ворота колонии, он обреченно покачал головой.

– Я не знаю, Катя, – отозвался бесцветным тоном. – Точнее знаю, но тебе от этого легче не станет.

Наши глаза встретились, и, буквально ощутив, как я задержала дыхание, Дима все-таки поделился:

– Нужны связи. Но не просто друзья на зоне, а те, кого будут слушать. Кто перевесит слово этих трепачей.

– Ты сможешь найти таких?!

Его молчание стало настоящей пыткой для моих расшатанных нервов. Я все-таки долбанула по панели и воскликнула в сердцах:

– Да что б их всех!..

Панель претерпела еще несколько моих гневных ударов, прежде чем я закрыла онемевшими ладонями лицо и беззвучно зарыдала.

– Кать, Кать!.. Ну, ты чего?.. – раздался сочувственный голос Димы, и на мои плечи легли тяжелые руки. – Не расстраивайся… Я обязательно что-нибудь придумаю! Землю перерою, но найду выход.

Господи, как же я хотела верить ему!.. Но глупо было обманывать себя. Дима не бросал слов на ветер, однако все его связи заканчивались в военных кругах.