Книги пишут не о людях, а об идеях. Заботу о ближнем лучше проявлять на практике, а не за письменным столом. В книге же напротив можно с легкостью дать простор мысли, не пожалев ради ее обкатки пяток-десяток ведущих персонажей и тысячи, а то и миллионы статистов.
Нам после многих десятилетий активного вдалбливания «человек выше идеи» тяжело представить, что роман может быть (а в идеале должен) быть идеологическим, то есть таким, в котором индивидуальная судьба героев подчинена общему концептуальному замыслу.
«Бог мелочей» - откровенный попс постколониальной литературы, был книжкой привычной, вписывавшейся в стандарты и ожидания сытой публики: экзотика, трагическая история любви (через касты, через расстояния), поданная через умильную детскую оптику. Образцовая премиальная мелодрама.
«Министерство» - роман не только политический, о чем написали все рецензенты. Не только повесть о гражданском активизме и активистах (читатели-туристы, посмотрите на протестующую Индию, не проходите мимо нашей борьбы!). Это роман по большей части философский. Фундаментальная вещь, рассказ о том, как вращается мир, и что в нем по-настоящему важно.
Философию мы не любим. Особенно тот ее сорт, который не только объясняет мир, но и намекает на то, как его изменить.
Итак о чем же роман?
На поверхности вновь плавает история любви и дружбы, традиционный сюжет о дорогах, которые нас выбирают, и уводят в разные стороны далеко от истока, от того с чего все начиналось, от молодости, надежд и любви. Типичный портрет однокашников много лет спустя: один – журналист, другой – террорист, третий – шишка в разведбюро, а четвертая так и не определилась. Таков типовой, стандартный костяк книги, вокруг которого накручивается все остальное (терроризм, протест, житье-бытье и финальная жизнь на кладбище). Рой начинает издалека. И отчего-то то, что она начинает лущить свой философский опус с верхних слоев, берется танцевать от печки, возникает миф о том, что в ее книге есть два каких-то слабосвязанных между собой сюжета – один о хиджре Анджум и ее приятеле по кличке Саддам Хуссейн, а другой – о Тило, ее семье, ее судьбе и друзьях-приятелях.
Предположение о том, что перед нами очередной опус в пользу «униженных и оскорбленных», справедливо. Но это тоже скольжение по поверхности. По большому счету темой книги является не страдание (оно зачастую подается не только в трагических, но и в сатирических тонах: «Дорогой доктор, нас задавили. Существует ли какое-нибудь лечение?»), не поражение, а освобождение.
Никуда не денешься от марксистской классики - пролетарию нечего терять кроме собственных цепей. Обычно это лозунг, свидетельствующий о нищете (духовной, материальной) беднейшего слоя. Однако есть впечатление, что Рой хочет поговорить о преимуществах такого положения.
Практически все герои романа рано или поздно выпадают из системы, расстаются со своим социальным статусом. И это оборачивается не потерей, а обретением (есть в «Министерстве» пример, иллюстрирующий и обратное: внезапное вознесение вверх в глазах общественности оборачивается утратой собственного лица, от позора и дальнейшей деградации спасает только смерть). Разведчик, журналист, хиджра становятся просто людьми, возвращают себе затуманенную мишурой политических воззрений, статусных позиций, человечность, а вместе с ней и трезвость мысли.
Нюансы. Это слово, как минимум дважды всплывает в книге. И каждая из противоборствующих идеологических сторон упрекает другую в неспособности их почувствовать. Есть ощущение, что вся книга Рой направлена против этой обострившейся в последнее время чрезвычайной чувствительности к нюансам, к дотошному поиску различий (по этому поводу в романе есть анекдот о самоубийце), как отличному поводу для конфронтации с ближним, для выстраивания образа врага.
За спором о них теряется главный вопрос: Ради чего вся эта кутерьма? К чему мы стремимся? Для чего живем?
Нюансы становятся основой государственной политики, в которой любое различие становится поводом для деления граждан на правильных и неправильных, для задержаний, арестов и преследований.
Логика нюансов почти всегда оказывается консервативной, негативной, запретительной. Она лишена конструктивного начала, нацелена на сдерживание и удержание власти, традиции, фаустовского прекрасного мгновения (этой иллюзии прогресса при полном стоянии на месте). В ней действует правительство, в ней действует господствующая религия индуизма. Капитализм, кстати, также является сдерживающей силой, не дающей дойти до крайностей.
Вся система нынешнего мира работает только на сохранение. Топтанию на месте не видно конца. Все собирается не то чтобы жить вечно, просто пребывать никуда не деваясь, даже в умершем виде.
Никто ничего не хочет хоронить. Хоронить некому, кроме разве что тех, кто еще не забыл, для чего существует кладбище.
К нему, тем не менее, все идет и тянется. Оно центр, оно суть мира. Символ преходящести и обновления. Созданное героями вольное кладбищенское объединение «Джаннат» («Рай»), соединяющее в себе черты коммуны, приюта и похоронного бюро - метафора зародыша идеального мироустройства, социального бытия, в котором на смену отжившему свое вниманию к нюансам (ну и что что ты Саддам Хуссейн) приходит новая социальность, обновленная человечность, способность к сосуществованию.
«Министерство наивысшего счастья» - по существу развернутый ленноновский Imagine в прозе, роман великого, толстовского по своей силе отказа от всей современной культуры, как прогнившей и окончательно дискредитировавшей себя.
Что же придет взамен? На это, у Рой как обычно нет ответа, это как всегда другая история, что в принципе не есть хорошо. Литература должна потихоньку уходить от абстракций, даже если логика сегодняшнего момента заставляет вновь к ним возвращаться. Тем не менее сама мечта о том, что наступит новый день, и прошлое наконец-то упокоится с миром, а точнее его с почестями похоронят, не вдаваясь в тонкости, в нашу эпоху, когда сама мысль об ином способе существования вытравлена напрочь звучит свежо. И это лишнее свидетельство того, что кладбищу пора бы заработать, и тогда, может быть, настанет райская жизнь.