Такое чувство, будто меня никто не слышит. Пытаюсь вспомнить что-то на французском, но я же не знаю французский. Скажу на общем, на английском:

– Hello, you are French, I was sent to you for training.

– For which training? We only provide group training, – ответил француз.

– Les gars, qui est-ce ? – продолжил француз.

– Ne semble pas le nôtre, pas un anarchiste, – ответил стоящий рядом боец.

– Ты кто? – с акцентом на картавость спросили Андрея.

– Андрей, 23 года, есть опыт полевой деятельности на войне, был в плену, участвовал в одной революции.

– Людей убивал когда-нибудь?

– Не пришлось.

– Революция – это хорошо. В большинстве случаев она ведёт к развитию режима, то есть государства. Вы участвуете в революциях, меняете режимы, но оставляете те же спецслужбы, те же элементы сдерживания народа. Настоящий порядок будет только при position, но никак не при правящем строе. Ты понимаешь?

– Какое позиция то без правящего строя?

– Правильнее положение, и наше положение – это анархия. При ней существуют разные направления. Основные из них – коммунизм и капитализм, всё остальное – подтечения этих двух направлений.

– Но коммунизм – это же зло людоедское?

– Не перебивай. Maintenant, l'anarchiste parle. Коммунизм остаётся злом до тех пор, пока есть государство и централизированная экономика. Экономика при анархо-коммунизме многим бы напомнила мечты капиталиста. При анархизме строевые положения между собой не воюют, а взаимодействуют, сохраняя возможность переселения из одной коммуны в другую.

– Значит, нет государства, нет централизации. Что ещё?

– Смотрю, молодому стало интересно, – двое стоявших рядом слегка посмеялись, прикрывая рты ладошками, интеллигенция из Прованса, привыкшая к социализму и доминированию антифа над фашистами на улицах.

– Нет тюрем. Ну, это всё просто. В основе должно лежать отсутствие животной доминации, тоталитаризма и иерархии, непосредственно ведущей к эксплуатации.

– Так чего ж ты воюешь за государство? За сохранение независимости? – спросил Андрей.

– В первую очередь дань уважения Махно. Был у него на могиле, 6686, и понял, что нужно спасать земли отца от захватчика. История повторяется, они даже захватывают ваши земли с советской символикой, как в 1919 году. В начале анархисты и крымские казаки захватили Крым и тем самым присоединили его к Советскому Союзу. За что Ленин, как и обещал, отписал Крым Украинской Республике. Во-вторых, каждый народ имеет право на самоопределение, и Украина не исключение. Вижу, хочешь что-то сказать, но сейчас тебе лучше послушать. Выживешь после войны, пригодится. Может, по-другому взглянешь на гордость площади. В Украине культ фашизма. Здесь могут спокойно ходить с нацистской символикой, танцевать в клубах и зиговать. При революции так называемой «гiдносцi» формировались боевые отряды под красно-чёрными знаменами по горизонтали, символика УПА. Ну, это ладно, радикалы должны исполнять волю романтиков, начавших революцию. Но когда пытался сформировать боевой отряд из анархистов и набрал 100 человек, эти нацисты объединились и избили анархистов, тем самым разогнав их, чтобы они даже не вошли в историю как освободители от российской оккупации. В то время как некоторые были с российским триколором, и их никто не трогал. Тот, кто после этого начал с ними войну ещё в 14 году за Донецк и Луганск, был не так ненавистен, как тот, кто был готов умереть за построение их строя. Когда в Беларуси была неудачная революционная волна, анархистов поддержали. Они были боевой мощью революции. После поражения революции некоторые анархисты бежали в Украину, тогда Евросоюз им там дал политическое убежище. Когда всё затихло, многие анархисты были вывезены украинским СБУ в белорусский лес и посажены в Беларуси на бешеные сроки. Во время войны, которая недавно началась (кстати, её начала Украина), только Донбасс присоединился к России, его начали бомбить, а значит, напали на Россию. В это время анархисты со всего мира съезжались в Украину воевать за Украину и сформировали анархический батальон. Когда Украине нужна была помощь, она готова была принять поддержку от своего главного ненавистного врага, то есть нас, анархистов. Когда Евросоюз начал помогать Украине миллиардами и вооружением, анархический батальон расформировали на другие подразделения. Ты представляешь, какие это фашистские сволочи! Мы их поддерживаем под эгидой свободы всем народам, а они нас ненавидят, кусают руку развитого мира, которая их кормит. Тех ли мы поддерживаем? Понятно, что в войне Россия не права, но Украина – это страна с парламентом и президентом, которыми идеологически управляют фашисты, желающие нашей смерти!

В конце переходя на крик, его физиономия стала напоминать болезненное психозное состояние под галоперидолом.

Андрей, слушая это, решил больше не воевать. Противоречивые идеи разных управленцев заставили его критическое мышление проснуться. Паранойя.

– У меня паранойя, кругом враги. Нет никого, кто бы объяснил мне, что делать – воевать или лечиться? А что если это план Бога? А что если это Дьявол? В детстве мне много рассказывали об этом, а отец заставлял учить Библию. Стоп… я это всё презираю. Это говорит о моей слабости, желании найти отдушину, своеобразный вздох угнетённой твари.

В 2015 году, на фоне политической и социальной нестабильности, Украина переживала сложные времена. 17-летний Андрей стал свидетелем и участником бурных событий, начавшихся еще в 2014 году. Будучи подростком, он был достаточно взрослым, чтобы понять значимость происходящего и осознать, как его жизнь меняется на глазах.

Когда началась Революция Достоинства в 2014 году, Андрей был на грани подросткового возраста, но его чувство справедливости и желание перемен были яркими и сильными. Вместе с друзьями он вышел на Майдан, чтобы поддержать протестующих и выразить свое недовольство политической ситуацией в стране. Для него это было не просто участие в акциях, а осознанный выбор стороны в борьбе за будущее своей страны. Он знал, что это рискованно, но вера в перемены и надежда на лучшее будущее гнали его вперед.

К началу 2015 года Андрей уже пережил многое – от запоминающихся и ярких дней на Майдане до тревожных ночей, когда они с друзьями прятались от полиции. Страна переживала изменения, и с ними приходили новые вызовы.

Одной из главных трудностей для Андрея было то, что его отец был обеспокоен его безопасностью. Он не всегда поддерживал решение сына участвовать в протестах, боясь за его жизнь и здоровье. Но Андрей был решителен: он верил в изменения и не собирался отступать.

По мере того как год подходил к концу, Андрей начал осознавать, что перемены, хоть и приходят медленно, все же имеют значение. Он понимал, что он и его сверстники стали частью чего-то большего – исторического процесса, который формировал будущее его страны. Однако его взгляды на мир начали меняться. Встречи с французским интернационалистом заставили его увидеть прошлое с другого ракурса, а действия элитных войск Украины порождали у него подозрения и недоверие. Ему казалось, что все, за что он борется, стало запутанным и непонятным. Это была своего рода посттравматическая реакция.

Теперь Андрей интересовался анархизмом, который казался ему более прогрессивным, чем любой государственный строй. В его глазах представитель анархизма был профессиональным бойцом высокого ранга из Европейского Союза, олицетворяющим его ценности.

Пройдя к речке, Андрей закуривает сигарету и вспоминает о своем желании выпить при первой возможности. Он решает, что пить сейчас не хочет: «Голова и так подводит, а мир вокруг переворачивается. Водкой это не исправишь.»

Эти размышления приводят к выводам, как, когда отсутствуют элементарные вещи для выживания, мелкие удовольствия кажутся особенными. Он понимает, что это осознание приходит с возрастом, когда смерть видится за углом и остается только вспоминать. Синдром выживания подсказывает, что таких событий было недостаточно, и нужно обязательно выжить, чтобы повторить их. Но если человек выживает, повторять такие события чаще всего не хочется. Глупо гнаться за прошлым опытом, который с каждым разом приносит все меньше удовлетворения. Нужно жить вперед и не придавать значения предсмертному осознанию, это животный инстинкт, а желание пить водку не принадлежит личности Андрея.

Докурив сигарету, Андрей погружается в состояние эйфории – сигарета оказалась слишком крепкой. Немного потрясённый, он прислушивается к топоту сапог, приближающихся в его сторону. Этот топот направлен точно в его сторону. На лбу выступает холодный пот, он думает про себя – это очередное нападение? Только я передумал участвовать в чужих играх, как вот снова в бой, нераный бой.

Наступив на что-то твёрдое, он слышит голос, который, как оказалось, принадлежал топоту сапог: "Там заминировано!"

– И точно, заминировано. Инерционно отпрыгнув он продолжает думать, только быстрее – И что это всё?.. На этом конец?!

Глава 3

Тишина и пустота, наблюдение за небытием, но ощущение биения сердца – я как будто в вакууме, сижу в темноте, а хочу встать на свет. Это единственное, что мне нужно – стоять!

Очнувшись на операционном столе, Андрей ощущает лёгкую боль в затылке. Мысль о том, что нужно кого-то позвать, будто бы материализуется, и в палату входит Луйко.

– Ну как, боец?

– Я не помню, как я сюда попал, и не понимаю, где я. С трудом понимаю, кто я такой, но тебя я помню. Ты вёл наш отряд, и мы попали в западню. Мне же сказали, что ты мёртв, и весь отряд тоже. Ты же мёртв!

В ужасе говорит Андрей. Луйко пытается успокоить солдата.

– Многие говорят много чего, а я вот жив. И ты жив. Знаешь почему? Потому что у нас есть средства на чудеса. Если мозг хоть немного выживает, мы отправляем человека на операцию. Это недавно создали друзья из Нейролинк. Мы вживляем чип солдатам с критическими повреждениями. Ты наступил на мину, но повезло, что прыгнул, поэтому ноги на месте. Но повреждён позвоночник. Внедрённый чип действует как лекарство. За время его работы ты восстановишься, а после того, как батарея в чипе сядет, ты будешь жить как и прежде. Конечно, если у тебя нет 10 лишних тысяч долларов для повторного чипирования.

Акт 2

Встреча

Глава 4

Спустя месяц…

По прогнозу погоды предсказывается дождь. Однако для спящего героя, предвкушающего революционное сражение, ощущение духоты свидетельствует о наступлении солнечного дня и ясного неба. Как символично было бы дождю – слезам неба, выражающим нанесённый ущерб добру, в контексте борьбы за справедливость первого мая, кульминационного дня победы и защиты прав трудящихся по всему миру. Хотя анархисты стали героями неравной борьбы на пути к равенству и уважению трудящихся, теперь этот праздник принадлежит всему человечеству.

Одевшись, Михаил осмотрел комнату, пытаясь вспомнить, что нужно сделать перед выходом. Видя свою возлюбленную, мирно похрапывающую, он почувствовал тепло в своём сердце и сожаление, что не взял её с собой. Выходя из комнаты, он поспешил на кухню, чтобы выпить воды, но нашёл только холодную и ржавую. Это не смутило его – в голове у него звучали лозунги борьбы, он перебирал их, чтобы укрепить боевой настрой. Вспоминая, что настоящий анархист не должен иметь семью, он осознаёт, что не является таким рьяным последователем своего лидера и убеждает себя: главное – оставаться верным идее, а не людям, как бы они ни нравились, ведь они смертны, а идея вечна. Нужно взять биту, она в спальне.

Возвращаясь, Михаил вселяет в себя бодрость следующими словами: – Во имя нашей победы, я должен стоять и идти за нашей идеей.

Вера в своего лидера была настолько глубокой, что она укрепила боевой дух анархиста. Михаил произнёс эти слова громче, чем планировал, разбудив свою жену. Эти слова пробились через её лёгкое сопение и взволновали её.

– Куда ты собрался? Зачем взял биту? – Я на войну! – Не ходи… у нас дома уже построена анархия, что ещё нужно? У нас есть чёрное знамя и порядок равенства. Хлеб есть, соль есть, земля есть. – Нужно подарить такую возможность всем людям. Ты же обещала ждать меня как в ментальных, так и буквальных войнах. – Я была так юна, как и ты. В этом возрасте особенная философия и романтизация всего. – Мне не нужен царь, и за это я буду бороться.

Дождь так и не пошёл. Под солнцем и температурой около двадцати градусов собрались чуть больше двадцати человек, хотя должно было быть тридцать два. Михаил возмущённо шепчет своему товарищу: – Ты видел, сколько у нас людей? Как они могли не прийти? Просто предатели! – Ну что ж, сколько есть, столько есть. Мы же не на революцию вышли, а чтобы показать этому капиталистическому режиму эксплуататоров, что социализм жив! – Да, – немного задумавшись, продолжил Михаил, – но важен каждый боец, понимаешь? – Пожалуй соглашусь.

У всех бойцов, вышедших на митинг в честь Дня труда, были маски на лицах, очки на глазах и капюшоны на головах. Балаклавы носить было запрещено законом, чтобы полиция могла идентифицировать людей, но лазейки для сохранения анонимности оставались. Девять человек держали в руках биты – собранный боевой отряд, защищающий волю большинства от разгона и притеснения правоохранителей. Флаг был только один, но они вставили его в флагшток, где раньше висел государственный флаг, который теперь был снят. Это символизировало их непримиримость и протест против ценностей государства. Снятый флаг олицетворял буржуазию, капитализм и угнетение государством, а их флаг представлял собой анархо-коммунизм: чёрно-красное знамя – красный символизировал кровь, пролитую ими, чёрный – смерть, которую они несут.

Площадь была оживлённой. Люди выражали непринятие, наблюдая за проявлением радикализма: снятый флаг, люди, скрывающие лица, оружие у половины участников. Стараясь избежать столкновений, они покидали группировку. Таким образом, образовался оазис: пустыня роботов с яркими цветами, символизирующими свободу толпы, и оазис людей в чёрном и сером, выражающих свободу сознания, а не красок, навязанных рекламой. Лидер выступил с речью через громкоговоритель:

– Как в эпоху абсолютных монархий боролись за демократические государства, так и в наше время мы видим устаревание избирательного представления о праве и строим анархизм. И до тех пор, пока мы в меньшинстве, нам не победить, но если сейчас не бороться, в будущем не будет большинства. Эта мысль была понятна испокон веков, и складывались песни, оды, легенды о том, как меньшинство даёт отпор ордам, примеры такие как Спарта и персы, татарское иго, московское княжество и васальные ему. Может, получится и у нас, но этот путь труден и кровав. При большинстве нужда в войне и репрессий не таких как мы отпадёт, перерастая в бархатную революцию, пацифистичный путь построения анархизма! Такое представление было у Иисуса и Льва Толстого, но сейчас мы будем радикальны, показывая наш дух и тем самым вселяя его в вас!

Михаил, твёрдо сжимая биту, всё это время наблюдал за своим товарищем, который продолжил обсуждение малочисленности вышедших:

– Видишь, какой у нас лидер? Скоро начнут присоединяться люди, проходящие мимо.

Экстремист замерев в восхищении от речи, наблюдал за висящим флагом, гордясь тем, что является представителем такой великой идеи. Это созерцание прерывает Михаил:

– Я с этим лидером знаком ещё со школы. Мы вместе учились. 2 недели назад он вдохновил меня на борьбу за свободу и поделился информацией о том, какую литературу читать, что укрепило мою идеологию.

– Дай угадаю: Бакунин, Кропоткин и Махно?

– Точно. Я успел прочитать только Бакунина, его книгу Государство и анархия. И сразу понял, что это именно та идея, которая нужна нашей стране и всему миру. Построение анархии – это своего рода мировая война, дело всей человеческой цивилизации.

Эту непринуждённую беседу прервало сладостное ожидание столкновения: полиция уже приближалась.

Площадь, где ещё несколько минут назад царило затишье, внезапно наполнилась звуками сирен и тревожным гулом водомётов. Полиция, вооружённая щитами и дубинками, подошла к площади, готовясь к разгонным действиям.

Как только силы порядка заняли свои позиции, они немедленно приступили к действию. Водомёты, направленные на митингующих, начали распылять ледяные струи воды, создавая бурю из водяных потоков. Анархисты, в свою очередь, подняли свои биты и вступили в бой. Громкий шум водомётов заглушал команды полиции, требующей немедленного разгона митинга и восстановления порядка.

Щиты полиции выстраивались в линию, обеспечивая защиту от нападающих. Протестующие, в ответ, начали использовать свои биты, стараясь пробиться к фронту. Они пытались перекрыть пути, помешать движению водомётов и продвигаться вперёд, несмотря на эти трудности. Дубинки полицейских с глухими ударами приходились на тела протестующих. Схватка между двумя сторонами разгорелась не на жизнь, а на смерть. Каждый удар, каждая капля воды, каждый выстрел создавали мозаичный фон отчаянного сопротивления.

Никто даже не думал об отступлении. Сила духа и вера в идею, глубоко укоренившаяся в их сердцах, порождали стойкость, готовую к экстремальным и экстремистским действиям.