В комнате стоял полный мрак, лишь свечение от аппаратуры немного освещало палату. Стекло было поднято, значит диагностика завершена, но врачей вокруг не наблюдалось. Более того – в окошке, ведущем в коридор, тоже было темно и подозрительно тихо.

– Врач, доктор. Эй, кто-нибудь, мне нужна помощь, – говорил я громко. Но по истечении пяти минут никто так и не появился.

Мне стало не по себе, поэтому, не дожидаясь врача, я самостоятельно отсоединил капельницу, снял с себя все приборы и начал медленно садиться. В этот момент времени моя голова сильно закружилась, в глазах все засверкало, отчего я чуть не повалился назад. Помогая себе своими руками мне, наконец, удалось устойчиво сесть на пятую точку, и через некоторое время спокойного сидения неприятный гул и головокружение стали проходить. Я попробовал встать на ноги, но эффект вернулся вновь, и я опустился назад на койку. В ногах была страшная усталость, словно они были накачаны ватой, поскольку остатки вещества все ещё действовали. Вдобавок ко всему в конечностях был определенный застой крови, обусловленный неделей лежачего безактивного состояния, так что мне требовалось время на её разгон и активность всего организма. Я вытянул ноги вперед, и принялся активно ими шевелить, чтобы моя кровь в ногах потекла немного интенсивнее. Спустя ещё с десяток минут шевеление в ногах было уже более уверенным, и наконец, с небольшим головокружением, мне удалось встать на ноги. После небольшой зарядки, я накинул на себя привычную мне форму одежды: футболку, джинсы, толстовку и часы, которые подарили мне после службы на границе. Дабы прекратить противный писк, я выключил будильник на компьютере, поскольку в технике и различных механизмах я разбирался вполне сносно. Выключая будильник я также взглянул на служебную информацию и был неприятно удивлен. На мониторе было написано, что аппарат отключен от основного питания около четырёх дней назад, и все это время работал на аккумуляторах без подзарядки. Более того, автоматика сообщала мне, что нет соединения с центральным сервером, и все результаты были записаны на флешь-носитель, а также распечатаны на принтере. Свет не работал, электричества не было в этой комнате и, возможно, во всей больнице, не было интернет соединения, а также полностью отсутствовали люди, и я понял, что во всем городе случилось что-то страшное.

Я выглянул в окно. Моему взгляду представилась пустая улица, заметенная глубоким снегом. Свет в окнах нигде не горел, на улицах стояла полная тишина, а людей поблизости не было. Складывалось впечатление, что человечество в городе полностью вымерло или просто ушло.

Решив с кем-то связаться, я включил сотовый телефон и начал проверять последние оповещения. Никаких смс и звонков за прошедшую неделю не поступало, в том числе и обещанный звонок от родителей. Связи тоже не было, экстренные звонки в различные службы не проходили.

«Что же произошло?», – начал я рассуждать. – «Может, война? Всех эвакуировали, увезли. Но чтобы за одну неделю войны бросить город, да ещё в такой спешке… Даже если бы и бросили, то почему не проходят звонки? Где все и почему меня никто не эвакуировал?», – размышлял я.

Некоторое время спустя я пришел к выводу, что в ближайшее время было необходимо добраться до дома, собрать какую-либо часть вещей, а затем забраться на крышу высотного здания и осмотреться. Может, люди где-то и были, но в другом месте. В противном случае был смысл просто дойти до другого конца города и узнать, как там обстоят дела.

Полностью одевшись, я подошел к двери и несколько раз толкнул её, чтобы открыть, но она не поддавалась. Я глянул в дверное окно и увидел, что снаружи вход был завален носилками и небольшим количеством мебели. Также в самом коридоре, куда выходила дверь, царил страшный погром: куча разбросанных вещей, мусора, тряпок, мебели. Никогда ещё мне не приходилось испытывать страх к темноте, но это место просто вымораживало своей атмосферой, отсутствием людей и адским разгромом. Применив силу, мне наконец удалось приоткрыть дверь так, чтобы моё тело смогло протиснуться в коридор, из-за чего с грохотом посыпалась вся построенная баррикада. Когда все предметы перестали двигаться, мертвая тишина вернулась вновь, и я наконец смог покинуть свою палату.

Используя телефон в качестве источника света, я начал двигаться к лестнице, осторожно обходя мусор и баррикады, встречающиеся у меня на пути. В свете телефона масштабы погрома казались ещё более пугающими, но все это было практически ничем в сравнении с тем, что я увидел на лестничной площадке. Она была завалена ещё более огромным количеством каталок, носилок, столами и хламом, словно это была баррикада, сделанная на скорую руку с перспективой защиты от чего-то, что могло добраться до верхнего этажа по лестнице. Завал был настолько большим, что я решил не рисковать идти по нему. Вместо этого я начал размышлять на тему того, как мне можно было покинуть это здание более безопасным путем. Логика подсказала мне, что наличие баррикады могло также свидетельствовать и о том, что на этом этаже – а он был последним – могли укрываться люди, которые их и соорудили. Для этого я решил обыскать все комнаты этажа, попутно зовя людей и ища другой, более безопасный путь наружу.

Отделение было небольшим. Как оказалось, на последнем этаже располагались в основном, хирургические палаты и лаборатория забора крови. В одном из последних помещений, из которого сквозило холодом, я встретил тела мертвых людей, занесенных снегом примерно по пояс. Все трое лежали возле окна, в голове каждого светилась дыра от пистолетного выстрела, который был сделан в упор. Одно окно было разбито, вероятно, из-за пули, которая прошла сквозь человека и попала в стекло. По всей видимости, эти люди перестреляли друг друга или застрелились сами, но на каких основаниях они это сделали, было для меня загадкой.

С каждым шагом в голове становилось все больше и больше вопросов. Складывалось впечатление, что я уснул в одном мире, а очутился совсем в другом, непонятном пока для меня. И мне бы очень хотелось вернуться обратно в свой, только я не знал как.

Из разбитого окна подул резкий холодный ветер, из-за которого я немного пошатнулся от легкой слабости. Ветер зашевелил остатки мусора в больнице, прогрохотал ими, отчего мне стало ещё страшнее.

Я плотно закрыл помещение и направился исследовать этаж дальше, но более ничего особенного, кроме очередных груд мусора, я не нашел, а другие лестницы также были забаррикадированы. Идти через такие преграды на лестницах – занятие весьма опасное, поэтому я ещё раз пробежался по комнатам в поисках возможного пути к спасению. Путь привел меня обратно в помещение, где лежали мертвые люди, и за окном же я увидел свой, вероятно, единственный выход – старую пожарную лестницу.

«Если я соскользну, надеюсь, снег внизу окажется достаточно глубоким, чтобы смягчить мое падение», – пронеслось в голове. – «А вот пистолет может мне пригодиться», – сверкнула новая мысль, когда мой взгляд упал на зажатое в руке мертвеца оружие. Переступая через отвращение и ощущение аморальности по отношению к обыску мертвых людей, я нащупал пистолет Макарова и выдернул его из рук мертвеца. Щелкнув затвором пистолета, я проверил его работоспособность и наличие патронов в магазине, благо в прошлом уже был опыт в стрельбе и обращении с оружием.

Найдя металлическую палку – часть железной кровати – я полностью освободил окно от осколков стекла, а затем осторожно перелез через подоконник, свесив ноги, и глянул вниз. «Хоть и пятый этаж, но вот падать будет больно», – мелькнула тревожная мысль в голове. Проверив одной рукой, что лестница не скользкая и не развалится, я ухватился за неё второй, подтянулся и встал ногами. Нервно, трясущимися от страха руками, я начал перехватываться, медленно и осторожно спускаясь вниз. Каждый шаг я делал с крайней степенью осторожности, пока через пять минут нога не ощутила, что ступеньки лестницы закончились, и я спрыгнул вниз, провалившись по пояс в снег.

Путь домой был тяжким. Приходилось прикладывать большие усилия, чтобы сделать хотя бы один шаг, двигаясь по глубокому снегу. Все это время я внимательно осматривал проезжую часть, на которой располагались занесенные снегом автомобили с открытыми окнами и разбитыми стеклами. Под снегом то и дело мне попадался механический мусор, от каждого прикосновения я нервно вздрагивал, но благо мертвые люди мне не попались.

В подъезде моего дома было пусто, безлюдно и тихо. Зайдя в квартиру, я присел немного, и ещё раз все обдумав, начал собирать свои наиболее важные вещи. Раскрыв сумку, я положил туда свой компьютер, кучу вещей и одежды, взял нож, который мне подарил когда-то мой дед, и немного консервированной едой. Что не менее важно, взял с собой лекарство, снимающие симптомы моего недуга, а когда начал застегивать сумку, то услышал доносящийся со стороны улицы громкий гул двигателя. Я подбежал к окну и принялся наблюдать, как по улице, оставляя четкий и красивый гусеничный след на снегу и пуская густой черный дым, ехал танк. Машина двигалась быстро, сохраняя направление своего пути по середине дороги. Но, вскоре, танк резко ускорился, его повело в сторону, после он врезался в небольшой ларек, остановился и заглох.

«Наконец! Живые люди! Но что с ними могло произойти, раз танк так странно себя повел. Стоит подойти к ним как можно быстрее, пока они не уехали без меня».

Взяв с собой своё снаряжение, я пулей вылетел на улицу и добежал до танка. Запрыгнув на башню, я несколько раз постучал по люку, ожидая действий со стороны экипажа.

– Эй, впустите меня! Я здесь один! – проговорил я отчаянно.

Внутри танка началось какое-то движение и шум, однако вскоре все стило и люк продолжал оставаться закрытым, поэтому я решил открыть его самостоятельно. Потратив ещё немного времени я понял, что и это занятие было бесполезным: на люке отсутствовали какие-либо ручки или рычаги, чтобы можно было это сделать. Не зная, что делать дальше, я молча уселся и принялся ждать, пока экипаж самостоятельно мне не откроет.

Внезапно люк открылся, из тьмы танка вылезло дуло пистолета и направилось прямо на меня:

– Ты кто такой, как тут оказался? – начал со мной диалог непонятный силуэт.

– Я… я не понимаю, что вообще происходит, – испуганно ответил я и поднял руки вверх, опасаясь нападения человека. – Где все люди? Почему никого нет? И зачем вы на меня наставили свое оружие? Я не бандит.

– Бред какой-то… – покачал силуэт своей головой. – Кого смогли – уже давно эвакуировали на север города. Небось, мародерничаешь тут втихаря? – надавил он на меня агрессивно.

– Я на диагностике Зеленкина лежал. Не слышали разве о такой? – спросил я и, не дождавшись ответа, продолжил. – Лучше вы объясните, что происходит? Война? Революция?

В воздухе повисла пауза, а затем человек продолжил:

– Тебя никто не кусал? – спросил он.

– Да вроде нет, – ответил я неуверенно. – Эпидемия бешенства?

– Ладно, залезай, – сказал он, проигнорировав мой вопрос. – Но увижу, что чудное удумаешь – получишь пулю в лоб! – закончил силуэт.

Дуло скрылось во тьме брюха боевой машины, зажегся свет.

В свете танка внутри было видно, что человек, направлявший на меня пистолет, имел серьезные раны. Его ноги и тело в некоторых местах были усеяны глубокими ранениями и укусами, вероятно, оставленными какими-то дикими животными. В другом конце танка лежал труп человека, и под ним медленно растекалась кровь.

– И долго тебя ждать? Закрывай люк с этой или с другой стороны, – сказал мужик психованным, дёрганым голосом, отвлекая меня от моих размышлений.

Услышав речь человека, я опомнился и залез внутрь, закрывая за собой люк.

– А почему он… мертв? – задал я вопрос, заостряя внимание на теле мертвого человека. От незнакомца веяло опасностью, рука машинально потянулась за пазуху, где находился мой пистолет.

– А, Федя… Он скрыл от нас, что его укусили, – заговорил раненный танкист уже более спокойным, но расстроенным голосом. – Пока мы ехали к точке встречи, он обратился и напал на меня. С ножом, да ещё и покусал в двух местах. Из-за Феди я получил раны, но мне это не помешало остановить его. Похоже недолго мне осталось, теперь тоже скоро обращусь… – сказал танкист со вздохом.

– Как это, обратился? – спросил я, осознав, что танкист не психопат, и расслабил руку.

– Видимо, ты говорил на полном серьезе, – проговорил собеседник. – Он стал зараженным, потерял контроль над собой. – В моей сумке находилась связка бинтов, я передал её попутчику, догадываясь, что тому необходимо организовать первую помощь. Танкист поблагодарил меня, начал плотно забинтовывать ноги, немного морщась от боли и попутно продолжал свой рассказ. – Видишь ли, случилась эпидемия. На западе, в США, да и вообще в мире экспериментировали с микробиологией – мол, лекарство от всех бед, прорыв в науке. А вирус изменился, начал заражать и убивать всех подряд, причем очень быстро. Болезнь молниеносно распространилась по воздуху, заразив теплые и дождливые регионы. А у нас он не выжил в воздухе из-за сильных холодов, и вирус начал использовать человека как носителя, полностью захватывая его разум под свой контроль вместо простого убийства. Поэтому, зараженные толпами стали приходить в холодные замерзшие города, чтобы найти и заразить всех оставшихся людей.

– В смысле пришли? То есть, догадались, что мы не заболели и пошли на нас нападать? – спросил я попутчика.

– Поговаривают, болезнь разумна, способна самостоятельно принимать решения, отчего мы сейчас и проигрываем, – подчеркнул он, заканчивая перевязку ног. – Уж слишком они тактически верно занимают позиции и атакуют слабые места в нашей обороне. И количеством берут. Огромным количеством.

– А как же остальной мир? Германия, Франция, Австралия? – спросил я.

– Они молчат. Поначалу, северные страны, вроде Норвегии, Исландии, тоже сопротивлялись, но все равно смолкли. Хотя нет, Норвегия со Швецией ещё сопротивляются, – поправился собеседник. – В общем, никто не знает, что произошло на других концах земного шара, и как военная техника смогла проиграть бой мутантам. Похожи, только мы и остались. И, к сожалению, многие наши города тоже затихли: Владивосток, Краснодар, Челябинск… Вроде даже эвакуацию хотели сделать, да вот не успели. Прилетели, а там живых больше не было, одни мутанты бродят и трупы везде, – приостановил рассказ танкист, вколов порцию обезболивающего. – Я уже сказал, что вирус погибает на холоде, но чтобы ему выжить, он должен находиться в теле человека, понимаешь? Должен сидеть внутри нас. Оттого и надо избегать контакта с зараженными. Мол, укусит тебя такой и все, через два-три часа обратишься.

– Ладно, хорошо, – подытожил я. – А куда вы направлялись?

– Мы из третьего танкового батальона, направлялись по приказу к общему месту сбора.

– Батальон? А остальные танки где?

– Мы и есть батальон, – молвил он. – Ты не ослышался, один батальон – один танк.

– Как вас много, – заметил я. – А там, куда мы направляемся, я смогу дозвониться до своих родных, которые живут на Урале? – спросил я у танкиста, сохраняя надежду на лучшее.

– Урала больше нет. Если у тебя там были родные, то им уже не помочь.

В сердце нервно екнуло. «Неужели, я теперь остался совсем один?» – пронеслась грустная мысль у меня в голове.

Не хватало мне ещё остаться без родных, с такими навалившимися проблемами. В общем, хуже уже быть не могло: больной раком человек сидел в танке посреди зараженного города с попутчиком, который скоро присоединится к армии мертвецов.

– Жалко, знания моего отца могли бы нам пригодиться, – сказал я расстроено.

– В каком плане?

– На самом деле, эту технологию разрабатывали у нас, если говорить прямо. Мой отец был участником этого проекта, – ответил я. – У него должны были остаться записи. Если я свяжусь с ним, то он может дать информацию.

Танкист посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, как на кого-то знакомого, но давно забытого человека, и никак не мог вспомнить, где же он его видел. Через минуты размышления, он решил спросить меня:

– Подожди, не твоя ли семья участвовала в разбирательстве «Зацветшая резня», которое произошло несколько лет назад?

– Участвовала, – подтвердил я слова человека. – Кто-то остался без работы и средств к существованию, а кто-то лишился родных и друзей.

– А это заражение вокруг может иметь отношение к технологиям, что у вас разрабатывали? – поинтересовался попутчик.

– Скорее всего да. По моим воспоминаниям отец с его командой разработчиков получали похожие результаты, но в лаборатории и под контролем ученых. Однако другие ученые, что продолжили работать с нашей разработкой после «Зацветшей резни», похоже не знали всех особенностей. Вот все и вышло из-под контроля.

– Так, это уже куда интереснее, – проговорил танкист, заметно оживившись, а затем дополз до места командира, включил рацию и надел наушники:

– Полковник, говорит лейтенант Митрохин… да, полковник… Нет, стоим. Наводчик обратился, заразил меня… Нет, я не на ходу, ноги не работают, ранены сильно. Тут такое дело, полковник… Сидит тут попутчик, который был жертвой по делу «Зацветшая резня», рассказывает мне некоторые факты об украденной технологи… Нет, полковник, не врет он, я уже видел его лицо. Не знаю, как он смог оказаться тут, в Питере. В общем, он может раздобыть информацию о том, как победить заразу… Да, точно, я узнал его. Можете сами взглянуть, – танкист включил маленькую камеру и повернул её в мою сторону, а затем выключил и после долгой паузы и продолжил: – Да… Да, хорошо товарищ полковник, понял… До связи.

Митрохин снял наушники и продолжил разговор со мной:

– Не знаю, что за совпадения такие, но полковник тебя откуда-то знает и подтвердил твои слова. Теперь наша задача сводится к тому, чтобы довезти тебя до Петропавловской крепости, где расположен временный штаб. Проблема в том, что я теперь не смогу управлять танком, так как скоро обращусь. Придется в быстром режиме научить тебя управлять им вместо меня.

По инициативе Митрохина мы упаковали Федора в мешок и привязали его в задней части танка. Лейтенант заметно приуныл, но в его глазах ещё блестел огонь надежды.

Попутчик объяснил мне буквально на пальцах как надо было управлять техникой. Хорошо, мои технические мозги понимали все это с полуслова, а навык езды на автомобиле ещё не пропал. Митрохин умудрился объяснить все это буквально за пятнадцать минут, а потом добавил:

– …и напоследок: здесь стоит автоматическая коробка передач, но можно включить принудительно пониженную передачу, чтобы проехать сложный разъезд. Например, когда будем переезжать трамваи. Не забывай, Питерские дороги сейчас завалены машинами и прочим транспортом и хрен его знает, что там под снегом ещё может лежать, – попутчик задумался на минуту, а затем продолжил: – Теперь самое важное. Пистолет, как я заметил, у тебя уже есть, но возьми ещё и мой. Когда я обращусь… Даже когда заметишь, что я буду себя вести как-то странно, издавать звуки или что-нибудь ещё – стреляй. Лучше в голову, чтобы наверняка и без мучений. Не хочу быть одним из тех уродов хотя бы одну минуту. – Митрохин затих, призадумался о чем-то, а потом взглянул на меня и продолжил. – Грустно осознавать, что тебе остается жить не более трех часов, а ты после себя даже ничего и не оставил.

– Человек рождается и умирает, кто-то раньше, кто-то позже. Это неизбежный биологический процесс. Ваш конец будет более определен, – процитировал я слова доктора.

– Тогда точно не стоит сидеть и тратить время просто так – сказал Митрохин, затем пополз и снова уселся на место командира-наводчика.

В танке нового поколения было всего два члена экипажа: механик-водитель и наводчик-командир. Здесь использовался автомат заряжания, поэтому надобность в заряжающем полностью отпала. Также разработчики объединили задачи наводчика и командира, заменяя две роли на одну – наводчика-командира. Удалось это сделать благодаря тому, что в качестве системы управления танком начали использовать удобные джойстики с рулями.

Я надел шлемофон, с помощью которого можно было общаться с Митрохиным во время движения танка. Ещё раз все обсудив, мы решили двинуться в путь, к Троицкому мосту, который соединяет нашу часть суши с Петроградской стороной Питера.