…Город пробуждался от ночной спячки и приходил в себя. Поползли первые утренние тени от ранних прохожих, на которых ложился свет витрин магазинов и обветренных фонарей. Город медленно открывал свои сонные глаза. Где-то шумно проехала снегоуборочная машина, с охватившим её огромную решётку радиатора тонким слоем льда. Дворники ни свет ни заря уже на ногах: пестрят лопатами туда-сюда, туда-сюда, разбрасывая снег с тротуаров и обрывая длинными деревянными палками сосульки с краев крыш невысоких домов. Тёмными фигурами передвигались к остановке полусонные прохожие. Вот поехал очередной трамвай в свой утренний рейс: окна покрыты изморозью, лишь два «глаза» пронизывают утреннюю тьму, освещая мертвенные лица людей.
В трамвае – тишина. В такую рань никому не хочется говорить, каждый пребывает в глубине себя. Общественный транспорт – один из лучших аттракционов для путешествия по своим мысленным лабиринтам. Заходишь в салон – и выпадаешь из реальности на какое-то время.
И вот, упираясь своими железными рожками в городские сухожилия, проводящие электрический ток, трамвай тронулся с остановки, чтобы доставить в пункты назначения замёрзших утренних путников. Я один из них. Решил проведать отца. Он так и не пришел вчера домой. Это стало уже слишком частым явлением. До школы был ещё целый час, и я надеялся с ним поговорить. Я скучал по нему, хоть мне это и сложно было признать. Его уже давно не интересовала наша с мамой жизнь. Он почти не общался с нами. Как будто мы были разделены расстоянием в десятки, сотни километров, хоть и жили в одной квартире.
За большим окном трамвая огоньки домов, газетных киосков, магазинов, офисов неторопливо увеличивались в количестве. Скоро невидимые нити потащат из-за холодной линии горизонта оранжевый диск солнца. Однако в зиму от его лучей толку нет – холодно. Очень холодно. Трамвай лязгал о рельсы, и в моменты его приближения к следующим остановкам я каждый раз непроизвольно ёжился, глядя, как за окном мёрзнут люди, ожидая своего заветного транспорта-спасителя. Склонив голову и напрягшись в плечах, они подтанцовывали на месте.
В салоне было очень светло. Да и вообще, трамвай для меня являлся вагончиком света. В самую рань, когда ещё практически весь город дремлет, эти красно-оранжевые уличные поезда уже вовсю гремят своим весом об рельсы и пронизывают темноту небольшим потоком света, вселяющим тепло в сердца ожидающих пассажиров.
За окном рябил деревянный забор какого-то старого полуразрушенного домика, а за ним расстилалось открытое снежное поле. Деревья, точно скелетные кости, торчали из белой земли. Скоро трамвай въедет в другой район города, где и находилась обсерватория отца. Я мысленно продлевал расстояние – так не хотелось покидать своего тёплого места. Пригревшись, даже чуть не заснул. Часто заморгав, я тут же подавил сонный порыв – спать нельзя. Потом ещё в школу ехать.
Уже через пять минут я стоял на пустынной остановке. Вокруг никого. Трамвай, словно змея, уполз за ближайший поворот, и я остался один в глухом переулке. Жилых домов в этой округе было мало, да и те – развалившиеся деревянные бараки. Лишь старинное, но огромное четырёхэтажное здание заметно возвышалось за остановкой. Мне туда.
Пройдя мимо нашего старенького «Ниссана», я поднялся по лестнице к дверям астрономической обсерватории и, к своей радости, обнаружил, что они не заперты. Однако внутри было совершенно безлюдно. Ещё очень рано. Я сделал несколько шагов, которые отдались кратким эхом в тёмных уголках коридора. На четвёртом этаже я вошёл в просторный зал, обставленный разным оборудованием и телескопами.
А вот и он, мой отец: стоит и разглядывает какие-то бумаги, одетый в помятую домашнюю майку и офисные брюки. Он даже отрастил бороду по причине элементарного отсутствия времени и желания обратить на себя внимание.
В эту секунду он был чем-то взволнован: приподняв очки, с серьёзным видом что-то напряжённо высматривал в своих картах звёздного неба. На лице читались сомнения и неопределенность.
– Привет, – сказал я и бросил свой рюкзак на стул.
Отец оторвался от листов и удивлённо взглянул на меня. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что перед ним стоит его родной сын.
– Максим?.. Что ты здесь делаешь в такую рань?
– Тебя решил проведать. Ты не пришёл ночью домой. Мама очень переживает, – соврал я.
– Возникли неотложные дела… Как видишь, я здесь, и у меня всё хорошо, – устало произнёс он.
– Ты не спал?
Он потёр рукой глаза.
– Тебе же к восьми в школу. Ты успеешь?
– Ещё полно времени.
– А как у тебя с математикой?
– Да так, средне, – увиливая, сказал я, зная, что отец сейчас снова начнёт своё традиционное «мозговыносительство».
– Ты же знаешь, чтобы поступить в хороший университет, нужно знать математику. От итоговых школьных экзаменов будет зависеть твоё будущее! В нашем городе не так-то много хороших университетов, и тебе нужно приложить особые усилия, чтобы…
– Да-да-да, знаю, – раздражённо перебил я. – Со всеми предметами, кроме математики, у меня порядок. Я постараюсь. И чего мы обо мне да обо мне. Чем ты-то здесь целыми сутками занимаешься?
– Мне кажется, у меня появился шанс открыть что-то новое, – ответил он, бросив на стол свои бумаги.
– И что же?
Если дело касалось каких-то космических открытий, то я тут же забывал обо всём на свете. И даже про натянутые отношения с отцом.
– Посмотри сам, – сказал он и подошёл к огромному красному телескопу, труба которого имела полуметровый диаметр и исчезала в потолке. Настроив фокус, отец отодвинулся, освобождая мне место.
Особенностью этого уникального телескопа являлось то, что в поле зрения смотрящего попадал не маленький участок звёздного неба, как это бывает у многих рядовых телескопов, а внушительное пространство галактик и созвездий.
Я посмотрел в глазок. Ну и что он хотел мне показать? Я всё это видел и не раз… Стоп. А это ещё что?.. Между созвездиями Девы и Большой Медведицы что-то непонятное. Новая звезда? И не одна звезда. Раз.. два.. три.. четыре – четыре звезды. И какие-то они необычные. Чрезвычайно яркий блеск.
– Что это за звёзды?.. – выдохнул я.
– Мне кажется, что это – то самое созвездие, о котором говорилось в китайских астрономических писаниях тринадцатого века, – оживлённо заговорил отец. – Это созвездие состоит из четырёх звёзд, и каждая звезда больше предыдущей ровно в два раза. При этом три из них находятся вблизи друг от друга, создавая равносторонний треугольник. А вот самая маленькая звёздочка расположена чуть ниже и почти не заметна. Если верить писаниям, это созвездие появляется раз в семьсот тридцать лет и становится видимым примерно в течение полугода. И если мои прогнозы верны, то уже в июле оно снова пропадёт.
– У этого созвездия есть название?
– Нет. Пока нет.
– Поэтому ты так задерживаешься на работе?
– Я перерыл всю научную литературу в поисках информации о данном созвездии. Изучал его появление, особенности. Это уникальное созвездие, необычное! – энергично отвечал отец.
– Может, просто – сверхновые1?
– Я тоже так сперва подумал, но спада свечения я не замечаю. Эти звёзды светят с постоянной величиной, и это очень странно.
– Не могли же появиться сразу четыре звезды? – недоумевал я. Моих познаний в астрономии было достаточно, чтобы разговаривать с отцом почти на одном уровне. – Это точно взрыв. Оптические транзиенты…
– Не думаю, – маневрировал отец. – У этих звёзд даже гамма-всплеска2 не наблюдается.
– Не могли же на ровном месте появиться четыре звезды… Что это за галактика?
– «M64».
– Хм… «Спящая Красавица»3… – произнёс я. – Возможно, ты и правда открыл что-то удивительно новое. В «М64», откуда ни возьмись, родилось новое созвездие.
Отец задумчиво посмотрел в сторону и тихо сказал:
– Знаешь, если верить этим древним записям, то оно уже было кем-то открыто…
– Но ведь они так и не поняли, что это, верно? – размышлял я вслух. – Эти древние астрономы не разгадали, по какой причине оно вдруг появилось в небе.
– Ещё в этих записях сообщается о некой мистичности этого созвездия. Будто появляется оно не просто так. Словно это предчувствие Космоса, что на нашей планете должно произойти что-то очень важное.
– Прекрати. – Я махнул рукой, не отводя взгляда от таинственного созвездия. – Раз уж эти писания дошли до нас спустя столько столетий, значит, те люди хорошо пережили появление созвездия. Да и в 2012-м сколько пророчили конец света, а что в итоге? В итоге мы с тобой стоим здесь и разглядываем это созвездие. Вокруг ничего не рушится, никаких километровых цунами, масштабных землетрясений, схода материков под воду – ни-че-го.
– Заметь, я сказал «должно произойти что-то очень важное», но не говорил о плохих прогнозах. Ты уже сам приписал этому явлению негативную окраску… Да и вообще, как бы то ни было, я и не настаиваю на правдоподобности этого древнего писания. Меня больше другое волнует. – Отец снова взял в руки свои бумаги и внимательно посмотрел на них. – А именно то, почему до сих пор этих звёзд не было видно и именно сейчас они вдруг появились, и, что самое интересное, – не одна звезда, а сразу четыре.
– И всё-таки это сверхновые, – сказал я, отодвинувшись от телескопа. – Это не звёзды. Точнее, уже не звёзды. От них скоро не останется и следа, вот увидишь. Они уже мертвы.
– Тогда почему в тринадцатом веке, взорвавшись, эти четыре звезды не испарились? Почему снова появились в «М64»? – не успокаивался отец. – Они до сих пор живы и взрываются каждые семьсот тридцать лет? Невозможно!
– И правда, странно… – согласился я. Уж действительно что-то неладное происходило с этим возникшим из ниоткуда созвездием.
– Ты домой-то собираешься?
– Возможно, вечером, – ответил отец. – Я хочу понять, что это такое.
– Отправь письмо.
– Уже отправил.
Вдруг я почувствовал злость на самого себя. За то, что так легко забыл про всё, по-дружески беседуя с отцом, как будто ничего необычного между нами и не происходило.
– Ну и прекрасно! – Я театрально развёл руками, изображая поддельный восторг. – Возможно, ты станешь первым, кто увидел эти сверхновые. Правда, назвать это открытием вряд ли можно. Так, обычная процедура.
Кажется, пытаясь отыграть позиции, я перегнул палку. Отец промолчал. Отвернувшись, он сел за стол, сложил руки в замок и уставился куда-то в стену.
– Это не сверхновые, – угрюмо прошептал он.
Он отличался упрямством. В общем-то, как и я. А что касается письма, то отправил он его в Центральное бюро астрономических телеграмм, которое работало под патронажем Международного астрономического союза. Именно это бюро и занималось сбором информации об астрономических наблюдениях бескрайнего космоса. Если вдруг какой-нибудь астроном заметил в небе новые вспышки или изменения, то непременно должен заявить об этом именно туда. Так и открываются, к примеру, сверхновые.
Я отошёл от телескопа и молча оглядел знакомый мне с малых лет астрономический зал. Здесь было порядка трёх массивных телескопов (один уже давно не в рабочем состоянии), а также компьютеры, считывающие и сохраняющие информацию с главного автоматизированного красного телескопа.
– Пока, – холодно бросил я, натягивая рюкзак на плечо.
– Уже уходишь? – Отец повернул голову вполоборота.
– Мне пора, встретимся дома. Если ты, конечно, не забыл адрес…
Я вышел из здания в морозное утро. Улица всё ещё была под плотной завесой ночи. Светать начнёт только ближе к десяти, а то и одиннадцати часам. Засвистел холодный ветер. Ох-х… только его не хватало. Я глубоко вдохнул. И тут же выдохнул своё отношение к окружающему миру – пар. Всё поверхностно, растворимо и мимолетно…
При всей моей любви к космосу, я не хотел становиться как отец. За столько лет изучения звёзд, он так и не стал к ним ближе ни на миллиметр. Я вряд ли вынесу это. Он – будущая версия меня самого. Если я пойду по его стопам, то буду так же сутками пропадать в астрономической лаборатории, изучать научную литературу и натирать глазок телескопа своими уставшими и требующими ответов глазами. Это ли мне нужно? Всё время знать, что находишься где-то совсем близко к разгадке, но так и не коснуться её – ну разве может быть что-то хуже этого?..
О проекте
О подписке