Глава 2. Неожиданные глаза

Не прошло и двух недель моей практики, как объявили о родительском собрании. Вроде бы ничего особого: меня это мероприятие не касается. Но, опять же, не тут-то было. Здесь судьба наметила на меня особые планы.

– Выступишь на собрании с небольшим отчётом, хорошо? – не то предложила, не то утвердила Регина Альфредовна. Она же школьный психолог, она же мой руководитель по практике, она же виновник того, что я каждый день торчу в этом унылом месте.

– Что? Зачем?..

– Ты уже достаточно времени работаешь с «9-в», можешь дать какие-то характеристики, рекомендации. Класс-то, сам видишь, не самый простой.

– А по-моему, самый обычный класс…

– Брось, – ухмыльнулась Регина Альфредовна. – Митина чего только стоит.

– Митина… – задумчиво произнёс я. Та самая, с последней парты, которая посмеивается надо мной. Непростая персона – это факт. Чего только не вытворяла в эти дни.

– Может, уже хватит заливать про всё это? – воскликнула она однажды на весь класс. – Домой охота!

И как на это должен реагировать студент-психолог?

– Митина, пожалуйста, ты можешь идти.

Наверное, как-то так. Кто не хочет, того нам и не надо. Если заставлять, уговаривать, нравоучительно взывать к благоразумию, значит, автоматически вырабатывать у подростка раздражение и отторжение. А если держаться уверенно, спокойно, показывать, что всё это в его же интересах, то отношение может быть иным. Ключевое слово – «может».

Митина не встаёт и не уходит: игриво смотрит на меня с затаённой усмешкой. Развлекается, понимаю я, веселится. Видимо, энергия за весь учебный день, проведённый на плоском жёстком стуле, застаивается в теле, и под самый конец от неё уже буквально распирает.

– Разве я действительно кого-нибудь здесь держу? – добавил я всему классу, разведя руками и тем самым как бы показывая, что для меня это вообще не важно. – Вы люди уже взрослые, решайте сами: интересно вам узнать о себе побольше или нет. К тому же задерживаю я вас сегодня всего на тридцать минут.

– Эй, вы чё все такие тухлые! – обратилась Митина к одноклассникам. – Зачем вам эта фигня вообще сдалась? Математики, что ли, сегодня мало было? Ещё и домашки столько назадавали. Под конец учебного года совсем озверели, житья не дают! Ещё и субботниками травят. За рабов уже считают. Хор-о-ош уже! Пошлите домой! К тому же, вон, сам говорит: «Идите, не держу». Значит, можно. Поскакали!

Вот козочка. «Разве я кого-нибудь держу?» – не то же самое, что «Идите, не держу». Вырвать слова из контекста и, переиначив их на свой лад, выдать окружающим – страшное оружие. Начни я это всё сейчас ей объяснять – выглядело бы наивно-глупым, будто я волнительно оправдываюсь, к тому же не факт, что она стала бы слушать. Скорее всего, скорчила бы рожицу «Ну что ты там лепечешь, щеночек-психолог? Ну, давай-давай, у меня всё равно своё мнение, твёрдое и с изображением среднего пальца в качестве герба на нём».

Многие заметно прониклись речью Митиной: у одних выражения лиц стали задумчивыми, у других – заинтригованными открывшимися перспективами. Умела убеждать, чертовка. Ой как умела. Такой талант не часто встретишь. Он есть у меня, это я знал давно. Но то, что и она владеет им, я обнаружил только теперь.

– А долго нам ещё?.. – робко спросил меня один из учеников.

Весь класс тут же притих в ожидании ответа.

М-да. Похоже, это интеллектуально-психологическое сражение я всё-таки проигрывал. Впрочем, кто я, чтобы доказывать своё превосходство? Не хотят – не надо. Мне же проще. Хотя неприятный червячок в душе всё же оставался – банальное нежелание уступать. Психологи ведь тоже люди. Ну а студенты-психологи – тем более.

– Если оставаться не хочется, то принуждать вас не буду. – Я вернулся к столу, сложил бумаги в папку, бросил её в рюкзак и с безразличным выражением лица присел. Достав из кармана мобильный телефон, стал в нём копаться. Наугад нажимал куда ни попадя, без смысла, но с очень самодостаточным видом.

Девятиклассники замерли в замешательстве. Правда, продлилось оно недолго.

– Ну ведь сам говорит! – вновь включила вождя-освободителя Митина. – Чего здесь сидеть? Такой клёвый денёк на улице! Поскакали уже отсюда, пупсики! За мно-о-ой! – И, схватив сумку, она вскочила со своей задней парты и победоносно двинулась к двери.

Это заключительное действие стало решающим фактором в нашей «холодной войне». Весь класс, с виноватыми лицами, тихо извиняясь и прощаясь со мной, тоже побрёл к выходу.

Она победила, чёрт бы её побрал. И сделала это мастерски.

– Ну так что, выступишь? – вопросительно смотрела на меня Регина Альфредовна.

Я оторвался от своих мыслей.

– Куда деваться… – произнёс я.

– Вот и отлично.

Вот и отлично…

Только ничего отличного в этом не было. Я понятия не имел, о чём говорить родителям «9-в». Выдать им результаты теста на темперамент? На коммуникабельность? На агрессивность? ЧТО ИМ ГОВОРИТЬ? Что вливать в их закалённые советским наследием уши, чтобы создать благоприятную почву для дальнейшей работы с их любимыми детишками?

Пёс его знал.

· · • · ·

В день собрания у меня жутко разболелась голова. Трое суток я корпел над текстом. «Краткий доклад», – предупредила Регина Альфредовна. Но даже краткий доклад я делал как-то нервозно, всё время беспокоясь о мелочах. За каким дьяволом судьба привела меня в эту школу!

Собрание было запланировано на семь вечера. В полдень я вышел из общежития и отправился расклеивать объявления – работа, которой я был занят помимо практики в школе. И правда, оказалось всё так, как и гласило объявление в Интернете. За три часа я обходил достаточно большую территорию домов, клеил на околоподъездные доски бумажные листочки «Дам деньги под %» и в наушниках слушал музыку. Не самая пыльная работёнка, очень даже неплохо.

Но головная боль в этот день достигла такой силы, что пришлось закончить работу пораньше, отложив остальное на завтра. Я вернулся в общежитие, слабо пожевал макароны и выпил таблетку цитрамона. Немного поспав, стал медленно собираться. За полчаса до начала мероприятия прибыл разбитый в школу.

Это было, пожалуй, самое обычное собрание. Во всяком случае, начиналось оно именно так. Родители разместились так же, как их дети рассаживаются во время уроков. Я сидел в последнем ряду, на месте Митиной, кстати. Её родитель не пришёл, и поэтому я занял этот свободный стул.

Мой выход был намечен почти на самый конец. Поэтому пока я вынужден был просто слушать речь классной руководительницы. Вот это-то и оказалось самым сложным. Невыносимо сложным. Около целого часа она обсуждала с родителями всякие нудные темы: от сбора денег на ремонт класса до ненавистного многим бакалавриата – формы обучения, которая в большинстве своём ожидала учеников «9-в» через два года на выходе из школы.

Я сидел и в полудрёме представлял, как вот сейчас родители вскочат, воодушевившись речами классной руководительницы, собьются в тесный кружок и настрочат массовое заявление в Министерство образования. А там, прочитав этот смелый опус, тут же потрут затылки и скажут: «Чёрт подери. Что же этого раньше-то никто не предлагал?! А ну-ка, сворачиваем дебильный бакалавриат и возвращаем всё на круги своя! Запускаем революцию в системе образования! Звони Путину! Да, прямо сейчас! Звони же! Сейчас или никогда! Сейчас или никогда, сейчас…»

– …выступит психолог-практикант.

Странная тишина наполнила пространство. Несколько родителей, повернувшись, глядели на меня.

«Чего такое, – подумал я, заёрзав на стуле. – Уже позвонили Путину?..»

Классная руководительница из-под своих очков выжигала взглядом во мне вмятину. Вмятина на месте Митиной. Ха-ха. Бакалавр бы их всех побрал.

Всё понятно.

Мой выход…

Что было дальше, в принципе, подробно рассказывать смысла нет. Я что-то бубнил про «весьма сплочённый коллектив и несомненное присутствие стремления достойно завершить учебный год», поверхностно прошёлся по базовым характеристикам «9-в», предупредил, что работа будет продолжаться ещё четыре недели и что только в самом конце можно будет составить полноценную характеристику всего класса и каждого его ученика – и передать школьному психологу для дальнейшей работы. Если это, конечно, вообще кому-нибудь будет нужно.

Слушали неплохо, с интересом. Но были и такие, кто переговаривался о чём-то постороннем. Впрочем, ладно. Попросили выступить на мероприятии – пожалуйста, выступил. А теперь пора было заканчивать всё это безобразие.

Но так просто это безобразие заканчиваться не хотело…

Когда я уже завершал свою речь, вдруг распахнулась дверь, и в кабинет вбежала перепуганная техничка.

– Беда! – крикнула она.

Не знаю, как так получилось, но я бежал первым. Видно, просто ближе всех находился к двери. И был на ногах, в отличие от остальных. На бегу я бестолково прокручивал в голове слова технички, оставшейся далеко за моей спиной: «Провалилась!.. На первом этаже!..»

Кто провалился и куда, я так и не понял, но тут же помчался к лестнице. Должно быть, так сильно хотел завершить всё происходящее, что, как только услышал зов, бездумно сорвался с места.

Оказавшись на первом этаже, я огляделся. Пустой и тускло освещённый коридор. Сразу было видно, что все здешние кабинеты уже закрыты на «ночёвку». Ну и что? В чём проблема-то? Никого ведь нет.

Хотя…

В самом конце коридора кто-то стоял. Вернее, сидел. Или, чёрт его разберёшь, лежал.

Я быстро направился в ту сторону и в следующее же мгновение услыхал доносящиеся оттуда слабые стоны. Подбежав ближе, я наконец разглядел светловолосую женщину. Женщину, провалившуюся в пол. Обеими ногами по самую талию. Она отчаянно пыталась вылезти оттуда, но у неё не получалось. Видимо, просто не хватало сил.

Первое, что меня поразило, было даже не само это. Не женщина в конце школьного коридора, по пояс провалившаяся в пол. Нет, далеко не это! А то, что отверстие в полу было ограждено ТРЕМЯ невысокими, но основательными металлическими перегородками с крупной табличкой: «Осторожно. Ремонт пола». Мне кажется, даже самый свихнувшийся гиперактивный первоклассник не угодил бы сюда. Я ещё в первый же день заметил этот ограждённый уголок. «Пол там ремонтируют, – объяснила мне Регина Альфредовна. – Прогнил весь». Чтобы сюда упасть, думал я теперь, нужно обладать просто невероятными способностями!

Но всё это моё замешательство на самом деле не продлилось и трёх секунд. Я тут же кинулся к женщине, безуспешно пытающейся справиться со своей проблемой с помощью слабых мышц, тихих стонов и учащённого дыхания. Она находилась в пол-оборота ко мне, а взгляд её метался туда-сюда, захватывая и область моего присутствия. Поэтому я без лишних слов присел на корточки и протянул к ней руки, чтобы приподнять за подмышки. Но только я коснулся её, произошло что-то очень странное. Женщина сильно вздрогнула, точно её окатили ведром холодной воды, и резко-опасливо оглянулась на меня.

В этот момент я увидел её глаза.

Доля секунды понадобилась, чтобы понять: эти глаза не такие, как все. Холодное бездонное пространство. Заглядывать в них было страшно и притягательно одновременно.

Женщина схватила меня за плечо. Затем стала щупать всю руку, будто проверяя, реален ли я. Это её, кажется, немного успокоило: она перестала испуганно озираться. Тогда я ещё раз протянул к ней руки, чтобы вытащить её.

Вот уж действительно беда.

Следом за мной прибежали классная руководительница, родители школьничков, техничка и даже беременная Регина Альфредовна, выступавшая этим вечером на другом родительском собрании. Приехала «скорая», предположила перелом ноги и увезла светловолосую женщину с собой. Я наблюдал за всем этим и ни черта не понимал.

– Да даже при плохом зрении и освещении как можно было взять и угодить в эту дыру?

– Ты что, ничего не понял? – полушёпотом сказала мне Регина Альфредовна.

Я перевёл озадаченный взгляд на беспристрастное лицо школьного психолога.

– Она не видит, – произнесла Регина Альфредовна.

– В смысле?..

– Абсолютно слепая. Поэтому Илона никогда и не говорит ей о школьных собраниях. Стыдится. Это её единственное слабое место.

Илона… Та самая Митина.

Я ещё долго не мог поверить в случившееся. И не сразу заметил в отверстии, в которое провалилась женщина, белую палку. Трость. Я подошёл и взял её, но отдавать было поздно – «скорая» уже умчалась. Что же касается лично меня, только сейчас я осознал, что моей головной боли как не бывало. Очень странное происшествие и очень странная женщина.

Её глаза…

Вот почему они были настолько необычными. Они не впитывали ничего из мира реального, но в то же время в них было что-то необъяснимое. Тихое, но стойкое ощущение, будто через них зрит нечто иное.

…Так или иначе, выходило, что, когда я подбежал к ней, эта женщина меня совсем не видела. Не видела, кто вытащил её из логова прогнивших полов, поскольку её глаза, которые мне так запали в душу, были мёртвыми.

· · • · ·

– Сходи к Митиным домой, – предложила мне через день Регина Альфредовна. – Узнаешь, как дела, заодно и трость занесёшь. Мне и самой было бы хорошо это сделать, но с завтрашнего дня ухожу в декрет – вон уже какой пузан у меня. Скоро будем рожать. Так что ты очень даже вовремя здесь оказался. К тому же какая там у тебя тема курсовой работы-то? Детско-родительские отношения? Как раз то, что нужно: пока будешь набираться опыта в этой сфере, а после окончания университета, возможно, устроишься в какую-нибудь школу.

– Нет уж, спасибо. Я не собираюсь работать школьным психологом, – ответил я, нисколько не боясь задеть чувства «присутствующих».

– Да откуда ж ты знаешь, что будет в будущем, – усмехнулась Регина Альфредовна. – Вдруг…

– Это даже не обсуждается. Я иду в другом направлении.

– Что, хочешь быть частным психологом? – улыбнулась она. – Консультировать олигархов и политиков? В общем, завтра я ухожу. А Митиной нужно заняться. Её нет в школе уже второй день. Телефон недоступен. Нужно узнать, что с ней, поговорить с её мамой. Её, кстати, зовут Анна Евгеньевна, запомни. Сходи к ним, посмотри обстановку в семье, они живут вдвоём. Понимаешь, я ведь потому и попросила тебя выступить на том собрании, что собралась в декрет и не успеваю со многими делами. А с этим классом не всё так просто под конец учебного года: многие не справляются с определёнными предметами, слабо выполняют домашние задания. Основная проблема – как ты сам говорил – мотивация. Так что дальше ты один. И самая большая трудность лежит, сам знаешь, на каком ученике.

– Митина… – медленно произнёс я.

«Ох, Митина, – подумал я. – Даже когда тебя нет рядом, ты умудряешься влиять на мою жизнь. Значит, уже второе сражение проиграно мной? Но как долго будет длиться эта война?»

– Подписи тебе поставят, я уже договорилась. Но будет это в конце. Ты уж доведи работу с этим классом хоть до какого-нибудь мало-мальского логического завершения, ладушки?

«Баранушки!» – хотел ответить я. Но промолчал. Как-то уж негоже спорить с беременными.

– Ладушки… – тяжело вздохнул я.

– – – – –

Прости, если излишне вдаюсь в какие-то подробности при описании событий. На самом деле так я лучше восстанавливаю в голове всю картину случившегося. Детали помогают вернуть ей целостность, её реальность…

Прошло уже почти полгода. И иногда мне кажется, что всего этого не было. Как будто всё, что со мной тогда происходило, – выдумка моего подсознания. Психоделический сон, выдаваемый за действительность. А может, всё так и было? Вернее, ничего не было?..

Тогда почему я рассказываю про эти необратимые перемены, ворвавшиеся в мою жизнь прошлым апрелем? Невероятно, как исказилось с тех пор моё чувство времени. Апрель… Как будто с тех пор прошло года два, не меньше.

Думаю, на сегодня достаточно. Спасибо, что выслушиваешь меня. Вернее, вычитываешь. Впрочем, не важно. Главное – ты со мной.

До скорого.