– Костян! – перебил он меня, показывая нежелание слышать любую другую интерпретацию своего имени.

– Извини! Костян, – продолжил я, – ты хотел рассказать про свой талисман…

Костян улыбнулся, но при этом глаза его оставались серьезными. Он отвернулся к окну и задумался. Наверное, Костян размышлял о том, готов ли делиться со мной сокровенным и важным. Он посмотрел мне в глаза, и несколько минут молча сканировал. Мне показалось, что он абсолютно трезв. Ни взгляд, ни голос его не изменился. Я же наоборот – чувствовал, что сильно опьянел. Изо всех сил я старался держаться ровно и смотреть уверенно. Костян глубоко вдохнул и резко выдохнул, будто собирался глотнуть спирта. Затем он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал кулон двумя пальцами.

***

– Так же, как и ты, два года жизни я потерял в российской Армии. Хотя от службы пользу я поимел: приобрел несколько профессий и массу навыков. Тут без подробностей! После армии я вернулся в родной город. Где меня ждала…

Костян замолчал, схватил бутылку, сделал внушительный глоток из горла, и на выдохе рявкнул:

– Любимая!

Костян снова посмотрел мне в глаза. Я прочитал в его взгляде просьбу – не задавать вопросов и не комментировать. Он продолжил:

– С Ларисой мы дружили с детства. И с детства знали, что будем вместе. Навсегда! Это была настоящая любовь…. Пока я служил, она писала почти каждый день. Говорила в письмах, что любит и ждет. Рисовала красочные картины нашего будущего. Она приезжала ко мне в часть…. Два раза. Представляешь, я даже попал в дисбат из-за неё! Летёха – гад, сделал ей пошлый комплимент. Ну, и я выбил ему зубы…

Я вспомнил Свету. И подумал, что готов повыбивать зубы у всех лейтенантов в мире – только бы вернуть её. Так тоскливо на душе. Ведь все могло быть по-другому. Ехал бы сейчас к своей невесте. Счастливый и пьяный. Рассказывал бы каждому встречному о «веселой» армейской жизни. И о той, что ждет меня дома. А дома…. лишь желание поплакать на могиле у Светочки.

…Я отслужил и вернулся к ней, – продолжал Костян. – Мы поженились. Сыграли свадьбу. Скромненько. Друзей у меня тогда не было, а со своими приятелями Лариса меня не знакомила.

Первое время жили небогато. Но очень скоро подвернулась интересная работёнка, знакомства и всё такое… Дела пошли в гору. Потом умер отец, которого я никогда не видел. Слышал о нём от мамы…. Да, и хрен с ним! Это другая история. Отец по завещанию оставил мне свой коттедж. Видимо, к концу жизни совесть проснулась.

Костян улыбнулся, достал носовой платок и высморкался.

– Мы переехали в батин коттедж и стали жить, как Боги. Я отлично зарабатывал. И Лара, кстати, тоже. Мы не отказывали себе ни в чём. Путешествовали, ходили на все тусовки, покупали все самое дорогое. Детей только у нас не было. Лариса считала, что надо твердо встать на ноги, а потом уже думать о детях. Мне казалось, куда уж тверже, но спорить с ней я не хотел.

Костян сделал паузу. Он прислонился лицом к стеклу и несколько минут вглядывался в ночное небо.

– Я очень её любил, – тихо произнес Костян.

От дыхания на стекле появилось запотевшее пятно. Костян нарисовал на нем маленькое сердечко и тут же перечеркнул его двумя неровными линиями. Костян придвинул к себе бутылку, в которой на дне еще поблескивали остатки текилы. Поднес ко рту флакон, но пить не стал. Он посмотрел на меня и вылил содержимое в мой стакан.

– Однажды мне предложили новую должность. Для этого нужно было сгонять на пару дней в соседний город. Лариса купила мне билеты и отвезла на вокзал. Я дождался своего поезда и зашел в вагон. Проводница, проверяя билет, сказала, что я пришел немного раньше: всего-то на сутки. Мы оба посмеялись, я спрыгнул с тронувшегося поезда и поехал домой. Первое, что меня насторожило по возвращению – это чужая машина около нашего дома. И свет в спальне горел «не тот» – какой-то тусклый, красный. Помню как забилось сердце и спёрло дыхание. Предчувствие меня не обмануло. Я вломился в дом и услышал звуки. Это были те самые звуки. Моя любимая была с другим….

…Дальше я помню все в черно-белом свете, по кадрам. Я влетел на второй этаж, выломал дверь в спальню и сдернул чужака с моей… любимой. Он даже не сопротивлялся, когда я бил его. Бил до тех пор, пока тот не перестал шевелиться.

Костян говорил спокойно без эмоций. Что удивительно! Любой другой человек в подобной беседе, жестикулируя, разнес бы посуду и стол, к чертовой матери. Тем более, после пол-литра. Но Костян был исключительно сдержан.

– Все это время Лариса сидела на злосчастном диване, закутавшись по глаза простыней, и молча смотрела на меня. Она была уверена, что ей ничего не грозит. Её я не трону…

– А ты, чего не пьешь? – спросил меня Костян. – А то мне уже хватит. Печень ни к черту.

Я выпил и зажевал лимоном. Костян одобрительно кивнул и продолжил:

– Милицию я вызвал сам. Как сейчас помню: хотелось, чтобы меня избили до полусмерти, отвезли в тюрьму, где бы я сдох. Но все вышло иначе…. Тот, несчастный, выжил. Обошлось пластической операцией и несколькими шрамами. Меня признали невменяемым и поместили в психлечебницу. Целый год я пробыл в настоящей камере пыток. Мягкие белые стены, прорезиненный матрас на полу, пластмассовый горшок, высоченный потолок и мерзкая лампочка, которая включалась и выключалась по расписанию. Через маленькое окошко в двери врачи просовывали лекарства и еду, по сравнению с которой, поверь, солдатская баланда – просто пища Богов. Меня приучили…, а правильнее – «приручили» прилежно принимать таблетки. Несколько раз я пытался отказаться от приема сомнительных и неизвестных мне медикаментов – тогда меня накачивали такой дрянью, от которой каждый сустав выламывался, а нутро выворачивало наизнанку.

Через год за образцовое поведение меня перевели в другую палату. По сути, она ничем не отличалась от прежнего моего жилища – но там было окно. На уровне двух метров – маленькое, заделанное металлической сеткой, окошко. Да! Еще ко мне стали пускать посетителей. Я ждал только мою Ларису. Но вместо неё появился адвокат и развел нас. На самом деле он развел только меня!

Костян захохотал так, что у меня по коже пробежались мурашки.

– Все имущество досталось ей. А позже ко мне пришел приятель по работе и поведал, что Лариса вышла замуж за моего шефа. Кстати, он меня и отправил в ту проклятую командировку. По пьяни, шеф проболтался кому-то, что всё было заранее спланировано. Оказалось, что Лариса целенаправленно купила неправильный билет и притащила в наш дом какого-то лоха. Всё это было декорацией! Короче говоря, по сценарию я должен был загреметь в тюрягу и оставить Ларису в покое. А вместе с Ларисой оставить отцовский коттедж и все свои сбережения, которых на тот момент скопилось очень даже прилично. Ха! Хорошо, что я не убил того парнишку. Повезло!

Костян встал из-за стола и размял шею. Затем, поставив кулаки на стол, наклонился ко мне.

– Я захотел умереть, – прошептал Костян и снова сел на место, напротив меня.

– Несколько раз санитары вынимали меня из петли. А когда поняли, что это бессмысленно – просто примотали меня к койке. Полгода я пролежал, зафиксированный брезентовыми ремнями. Лежал, смотрел в окно и думал. Думал о жизни и смерти, о ненависти и прощении. Единственным собеседником, которому я изливал душу, была ветка тополя, которая заглядывала в мое окно. Я чувствовал, что веточка наблюдает, слушает и жалеет меня. Два с лишним года она была моим лучшим и единственным другом…. Потом меня выписали. С условием, что буду наблюдаться у доктора. Перед уходом я попросил у санитара стремянку, и отломил себе эту веточку – мой талисман…

Я протрезвел. Адреналин вытеснил алкоголь из крови. Я слышал массу историй: и дома, и в армии, но то, что поведал мне Костян…. В голове не укладывается! Я понял, для чего нас свела судьба. После потери любимой девушки я чувствовал себя самым несчастным человеком на планете. Мне казалось, что никому не бывает так же больно как мне. Костян выветрил мой эгоизм. А ведь еще полчаса назад я не доверял ему и даже опасался…

Я встал из-за стола и молча пожал руку Костяну. Я сдерживался, чтобы не обнять его. Мы не только браться по оружию, но и братья по несчастью. Но его несчастье оказалось гораздо жестче.

Костян закурил. Глядя в пустоту за окном, он сказал почти шепотом:

– Ты, наверно, устал. Иди, отдыхай. А я еще посижу тут немного.

– Хорошо, – ответил я. – Спасибо!

Мне показалось, что последние слова Костян уже не слышал. Он глубоко погрузился в свои мысли. Я побрел до своего вагона. Мне было очень стыдно за «Спасибо», которое я выложил. Вдруг он услышал и расценил мою благодарность, как плату за еду и выпивку! Нужно было объяснить, что я благодарен за откровенность, за часть жизни, которой он поделился с незнакомым человеком. Спасибо тебе, Костян! Я перестал обижаться на жизнь. И даже на российскую Армию.

***

От долгого сидения на неуютной кушетке вагона-ресторана разболелась спина. Я разложил койку, развернул засаленный матрас и лег не раздеваясь. Подушкой мне послужил китель, свернутый в рулон.

Я долго думал про то, что рассказал Костян о своем талисмане – веточке. Наверняка у каждого есть подобный талисман. Какая-нибудь бесценная вещица, которая по факту является безделушкой. В школе у меня тоже был некий талисман – шариковая ручка, которую подарили родители на 12-летие. Красивая золоченая ручка в пластмассовой коробочке. Тогда я считал, что она будет приносить мне удачу и помогать с хорошими оценками. Иногда ручка выручала. Но при чем тут ручка?! Как я вообще могу сейчас сравнивать эту ерунду с тем, что помогло человеку выжить…

За окном рассветало. Серое осеннее небо и бесконечно тянущиеся провода медленно поднимались и опускались, рисуя кривую. Как будто показывали на больничном мониторе сердцебиение поезда. Я не заметил, как уснул…

***

Кто-то потряс меня за плечо. Я соскочил и ударился головой о верхнюю полку. Не понимая, где нахожусь, я закричал:

– Здравия желаю, товарищ прапорщик! Разрешите обратиться!