Печать пятая – Феликс – Моя маленькая революция

СССР, Москва, 7 ноября 1968 года

«Эрнесто Че Гевара был убит в Боливии 9 октября 1967 года».

Столица Союза была полностью погружена в празднование пятидесятой годовщины Революции, а я всё думал об этой злосчастной вырезке из газеты. Эрнесто был убит. Жестоко, показательно казнён боливийским правительством, ЦРУ и… беглым нацистом, Барбье.

Разумеется, с санкции Санта-Анны и Либеччо. Очевидно, при поддержке остальных членов Совета. И с полным наплевательством к моим чувствам и планам. Более того, даже с определённой издёвкой ко мне, не просто питавшему симпатии к харизматичному революционеру. Я опекал его и защищал, считая своим личным маленьким проектом. Гораздо более ценным и личным, чем Святой престол.

А они… Они не просто наплевали прямо мне в душу. Либеччо, очевидно потакая своему садизму, сделал это с издёвкой, чтобы мне было больнее от потери. И дело даже не только в том, что он подключил к поимке нацистского преступника. А в том, что американским агентом, которого Либеччо поставил на эту операцию тоже звали Феликсом. Это было очень в духе чёрного масонского юмора. И в духе Либеччо, конечно.

Теперь же, весь Совет, ничуть не стесняясь своего поступка приехал ко мне домой, чтобы отпраздновать «вступление неофита» в свои ряды. Мартин настаивал, чтобы мы каждый год праздновали моё вступление в тайную организацию. Он же и сгонял всех членов Внутреннего круга в Москву, в свой собственный подземный замок – «Метро-2».

Этот комплекс бункеров, построенный под столицей СССР, и частично дублирующий общественное московское метро, был построен по заказу моего наставника. Не только, чтобы ему было где жить, в моменты, когда он не «летает развеяться», но и для того, чтобы проводить пышные пирушки в дали от чужих глаз. Тилацин очень любил что-нибудь праздновать и за многие тысячи лет всё ещё был горазд на выдумки. На самом деле, ему даже особый повод был для этого не нужен, ведь он был тем ещё гедонистом…

Красный автоматический вагончик метро прибыл на главную станцию «Ветки», так называемый «Бункер под номером сто один». Он располагался прямо под гостиницей «Россия». Самым большим отелем в мире, построенном скорее не мне в подарок, а персонально самолюбию Мартина, который стремился утереть нос другим членом Совета. Для этих же целей, пару дней назад, он открыл высочайшую башню мира. Просто, чтобы блеснуть тем, какую страну он может построить, и на что эта страна будет способна.

Для этого же, на самом деле, он и привёз своих «коллег» в этот день, на эту станцию. Не только, чтобы выпить сока заккума и повеселиться, но, и чтобы после этого подняться на смотровую площадку Северной башни. Оттуда можно было бы прекрасно пронаблюдать за парадом, на которой тилацин планировал выпендриться не только достоверной исторической реконструкцией революционных войск, но и демонстрацией парочки военных новинок нашего времени. Например, уникальной в своём роде БМП с гордо поставленной единицей в названии.

В этом, на самом деле и был весь Австер. Он не секунды своей вечной жизни не потратил на то, чтобы вложиться хоть в один из проектов, которыми собирался хвастаться. Не разрабатывал боевых машин, не проектировал башни, не заливал фундамент отеля, даже особо не руководил процессом. Он, мня себя всемогущим богом, просто сказал короткое: «Сделайте-ка мне вот то, то и это». И целая страна, выполняя приказ, зашевелилась.

Инженеры не спали ночами, строители работали все семь дней в неделю, бухгалтеры тонули в тоннах бумаг, а Мартин ел бутерброды с его любимой белужьей икрой, и иногда смотрел на то, как идёт работа. Что ни говори, а тилацин был исключительно ленив, нетороплив и именно потому столь доброжелателен. Почему бы не быть снисходительным и улыбчивым, если за тебя всю работу сделают другие?

И делают очень неплохо. Сам человеческий ум создавал шедевры техники, достигая настоящего прогресса. А Мартин же просто седлал его, как какого-нибудь осла и иногда пришпоривал, чтобы тот направлял свои усилия куда ему надо. Ну а надо ему было не в светлое будущее, а в настоящее, что находилось бы под его полным контролем. Тёмное, желательно вообще средневековое.

И ради этой цели он клепал ядерное оружие. Когда его будет достаточно, то он наконец сможет реализовать свои мечты и сделать то, что Общество делало и в «Коллапс бронзового века», и в «Мировую ядерную войну 1812», и во время «Апокалипсиса Иштвана Великого», и во многие другие разы, когда человечество имело шансы подняться на ступеньку ближе к своим тайным богам.

Поэтому и на сегодняшнем параде всё внимание будет уделено не пафосу воинской муштры, а новым межконтинентальным ядерным ракетам: РТ-20 и Р-36. Это, как говорится, основное блюдо, куда более важное, чем мой праздник или идеалы Страны Советов.

Можно сказать, что все члены Внутреннего круга были в предвкушении этой демонстрации и теперь, выходя из вагона на станции, где их встречали мы с Австером, не скрывали своего волнения.

Первым на платформе оказался женственный Зефир, опоссум и самый близкий друг Мартина. Старые приятели крепко обнялись, да так, будто бы и не виделись каждый день на протяжении семидесяти тысяч лет, проводя вместе большую часть свободного времени. Зефир властвовал в Британии и некоторых её бывших доминионах, как наследник сотни раз поменявшей обложку империи давно почивших кельтских друидов. Хитрости в нём было ничуть не меньше, чем в самом Мартине, да и в целом они были похожи, как родные братья.

Куда меньше на Мартина, да и на остальных членов Общества, походила Памперо. И не столько потому, что была всего одной из четырёх женщин, которым повезло обрести бессмертие и быть избранными от своих древних сообществ в качестве повелителей. Скорее тут было дело в её характере: эта белая патагонская козочка была настоящей иконой бунта и презрения к навязанным нормам, как и народ Мапуче, из которого она когда-то вышла.

Одевалась она тоже очень отлично от прочих, членов совета, не любивших блестяшки: в красивое чёрное пончо, надеваемое по типу накидки, а также в большое множество разных металлических украшений и пирсингов, коими, например украшались аккуратные чёрные рожки. В общем, она была не только ядовито-язвительной, но ещё дикой и яркой, при том сохраняющей определённую связь с прошлым… Этим козочка нравилась даже мне. Кроме того, она редко лезла в грязные дела нашей тайной общины и держалась довольно отстранённо от политических дрязг.

В целом, могла себе позволить, ибо её земли, Патагония и Антарктида, были малолюдны и далеки от мировых склок. Кроме того, она занималась важным для тайного правительства делом: проектировала и строила «клятотехи», машины войны и разрушения, что заменяли собой целые армии. Правда, завоёвывать ими было некого, так что они лишь охраняли тайные логова по всему миру. Их необходимость трудно было недооценить.

Ценил её и Мартин, но как-то особенно. Несмотря на то, что девушка была его полной полярностью, между ним и Памперо были очень тёплые отношения. Он приветствовал свою старую подругу, не менее горячо, чем Зефира. И причина этого отношения между ними оставалась для меня загадкой, которую я не очень то и хотел решать.

Никого кроме этих двоих тилацин больше не обнимал. Восьмерых он поприветствовал рукопожатием и похлопыванием по спине: и высокомерного дракона Вань-Шеня, и мистичную сову Трамонтану, и воинственную гиену Хамсин, и змееподобную Пиники, и жадного до блестяшек ворона Борея, и панголина Суховея, и вероломную казуаршу Нот, и слегка безумного трубкозуба Венега.

Относительно холодно Мартин поприветствовал лишь Санта-Анну и Либеччо. Даже не подал руки, лишь обыденно широко улыбнулся.

Между ними в целом чувствовалась какая-та напряжённость и, потому, мне вдруг подумалось, что он всё-таки был на моей стороне в вопросе смерти Че. Что он не поддержал эту зверскую затею, выступив против болезненного для меня решения.

На самом деле, сколько бы я его не критиковал, во мне всё же бурлили сомнения касательно того, ненавижу я Мартина или всё-таки испытываю к нему некоторую долю симпатии. Мне почему-то казалось, что в нём было что-то хорошее, даже не смотря на его безумие. Он заботился о своих. А меня, наверное, считал самым своим из всех. В основном потому, что видел во мне приемника. Может, он и на счёт смерти команданте чувствует тоже самое, что и я?

Даже несмотря на всё, что из-за него мне пришлось пережить, я не мог точно понять, манипулирует он мной или действительно заботится? По крайней мере, лишь его и Памперо я мог представить вступающимися за Че на том заседании, где они решали, уничтожить ли мою идею.

И мне надо было убедиться в этом прежде, чем я сделаю то, что запланировал сделать сегодня, в момент собрания. Может, мне стоит передумать свершать свою маленькую революцию? Может хоть раз стоит послушать его и не рисковать всем ради собственной свободы?

Когда мы все пошли в «Зал с круглым столом», где было ровно четырнадцать мест. Я потянул его за рукав его диггерской формы и сказал на ухо:

– Прежде чем мы начнём заседание, можем поговорить с глазу на глаз?

– Конечно. Но почему сейчас? Гости только приехали. Ты мог поговорить со мной всё утро и всю прошлую ночь. – ответил тилацин.

– Не мог. Ты же не мог забыть, чем мы были заняты вчера. – сказал я и потянул «наставника» прочь из зала.

Он последовал за мной без лишних сомнений, сказав остальным, чтобы «пока присаживались». Мы скрылись в тайной комнате, вход от которой был спрятан в стене, по дороге в зал. Сама комната представляла из себя помещение с зеркалом Гезелла, и использовалась Мартином для того, чтобы подслушивать что его «коллеги» говорят у него за спиной. По идее, я также не должен был знать об этом помещении, а потому тилацин справедливо удивился:

– Так ты знаешь об этом месте?

– Учитывая, что я тут живу, его было не так уж и сложно найти.

– Смышлёный лисёнок. – пожал плечами тилацин. Его, кажется, не особо расстроил вскрытый секрет, – Но ты явно хотел поговорить не о том, что я люблю шпионить за другими, верно?

– Да. Это насчёт товарища Гевары…

– Я заметил, что ты очень расстроен в последние дни.

– Ты… знал о том, что они задумали?

– Конечно. Мне о таких вещах сообщают. Но решение принимал Либеччо. Ты прекрасно знаешь, насколько Санта-Анна преданная ему собачонка. Если уж они что-то решили, то сделают это и без санкции Совета. Тем более, что Либеччо сейчас за главного – это его эпоха. Я не мог ему помешать и уж поверь, мне не нравиться то, как он с тобой обошёлся. Но и тебе бы стоит привыкнуть к тому, что твои любимчики смертны и с ними могут случаться неприятности, на которые ты не можешь влиять. Я понимаю, что это сложно принять, но тебе бы вообще не брать любимчиков…

– Это был мой личный проект, Мартин…

– Разве он был неудачным? Ты смог реализовать революцию на целом острове! Твой любимчик побывал в Конго, постоял на мавзолее, побыл министром, так ли мало твой доктор Гевара сделал? Кроме того, умер он как настоящий герой…

– Да, ведь ещё было Конго… Лулумбу тоже убил Либеччо.

– Ну убил и убил! Ты что же, каждого симпатичного тебе революционера будешь оплакивать? За будущие годы слёз не напасёшься. Их будут тысячи и тысячи, разных народов и культур!

– Они все напоминают мне Йозефа… Таким, каким он был в восемнадцатом году, когда мы только познакомились…

– Ты это переживёшь. И то, что твой старый друг умер с десяток лет назад тоже. Я понимаю, как это сложно. Но проживёшь с моё и десятки лет будут казаться часами и будет так плевать на смерти других… Чувства притупятся.

– Этого я и боюсь больше всего. Что стану в какой-то момент тобой.

– А что плохого в том, чтобы быть мной? Лично я, не жалуюсь уже семьдесят тысяч лет. Кроме прочего, в молодости я ничуть не отличался от тебя, особенно когда меня только-только избрали духи Альчеры. Знаешь, я тебе до сих пор не рассказывал, но у меня были в своё время не только свои докторы Гевары, но и свой собственный Йозеф. Моего звали Мауи. Но наша дружба закончилась даже куда болезненнее, чем твоя.

– Бывают истории хуже похищения в масонский орден, посещения загробного мира и последующего перерождения в новом статусе, в тот момент, когда все, кто тебя знал о тебе напрочь забыли, будто тебя и не было?

Он ухмыльнулся:

– Я убил его, чтобы спасти мир. По приказу Ванджина, но всё-таки с полным осознанием, что делаю то, что необходимо. Это была важнейшая часть моего роста над собой. Момент, когда я наконец перерос человека внутри и стал чем-то большим. Однажды и тебе предстоит…

– Слышать не хочу.

Мартин снисходительно улыбнулся, похлопал меня по спине и пошёл прочь из комнаты. Я остался один с полной уверенностью, что сделаю сегодня правильное дело.