Рюкзак, слегка гремящий консервами, за плечами, я с пулеметом – что еще нужно для счастья? Правильно, свободное пространство. А его-то как раз еще надо было добыть. Умертвия, явно не отличающиеся тактичностью и благородством, никак не хотели меня пропускать, а наоборот, старались заполонить собой всё имеющееся свободное пространство. Очень хотелось воспользоваться суперпушкой, но как только я представил, сколько же времени мне придется ждать, пока она перетрансформируется, всё желание пропало напрочь.

«И на фига мне дали такую хренотень, которой и не попользуешься в нормальном бою? – мысленно сетовал я, продолжая нашпиговывать окружающее пространство пулями. – Хотя, с другой стороны, тогда было бы слишком просто всех победить, всего несколько выстрелов – и от нападающих умертвий не осталось бы и следа». Так что, с одной стороны, я понимал, что пушка – вещь очень крутая, но с другой – избавиться от лишних трудностей я мог бы совершенно спокойно и безболезненно. Так сказать, без всяких угрызений совести.

Отступив на соседскую территорию, на которой обитала милая одинокая старушка (которая на данный момент корчила мне страшные рожи в окно и старалась выбраться из дома), я отскочил к калитке и ударом ноги попытался открыть ее. Не получилось. Оказалось, что щеколда здесь выполняла не только декоративную функцию. Отодвинув ее, я толкнул калитку изо всех сил, но погорячился: она распахнулась, но как только я ринулся наружу, стукнула меня, постаравшись оттеснить обратно на участок, отчего я чуть сам себе из пулемета не засветил. Вот этого я уже не стерпел, и калитка получила на свою долю приличную дозу свинца. Так тебе, знай наших, да и вообще – нечего численно превосходящему противнику подыгрывать. Калитка стала более прозрачной, но с петель не сорвалась, предпочитая просто откатиться в сторону и прислониться к забору.

Наконец-то я сумел вырваться на улицу. Многие умертвия следовали за мной по пятам, но некоторые, что оказались посообразительней, вышли на дорогу пробравшись через мой практически разрушенный забор, перекрывая мне путь к главной дороге.

Расположение наших дач было довольно простым: от главной улицы, которая начиналась от сторожки и заканчивалась у водонапорной башни, через каждые два участка в стороны перпендикулярно ответвлялись грунтовые дорожки, которые у нас также называли улицами, причем даже названия им давали. В частности, наша носила название «Дружная». На данный момент умертвия целиком и полностью оправдывали возложенное на улицу название. Они очень дружно старались до меня добраться. Подобная организованность меня не очень радовала и весьма огорчала из-за предстоящих в связи с этим проблем. Нет чтобы они все по одному ходили, я бы их перещелкал по быстрому, и дело с концом. А теперь… Вот не мешали бы, я и убивать-то никого не стал, а так сами вынуждают, ну что за жизнь такая?

Однако, случайно или не совсем, но мой маневр все же весьма значительно расчистил для меня территорию. Ведь очень многие троглодиты оказались теперь за моей спиной и только еще собирались выбраться через калитку наружу, давая мне возможность успеть решить проблему по преодолению некоторого количества препятствий на дороге.

Я решил пробиваться к шоссе, а это 800 метров по главной дороге и еще вдоль леса около километра. Я очень надеялся, что уж на больших дорогах будет поспокойнее. Разве что повстречаются редкие путники, не более того.

Обнадеженный такими планами, недолго думая, я ринулся на толпу встречающих. Пулемет не отдыхал ни секунды (как же хорошо, что он не нагревался, а то уже бы расплавился, небось, от постоянной работы). Одна из железных банок неудачно переместилась в рюкзаке и стала давить мне на позвоночник. Пришлось встряхнуться. Почти всех умертвий, стоящих впереди, я успел положить, прежде чем за спиной стала образовываться новая толпа. Впрочем, толпой этот ручеек, направляющийся ко мне, назвать было сложно. Через распахнутую калитку умертвия могли выходить по двое, по трое, вот и получился у них такой своеобразный паровозик, двигающийся за мной. Дорога спереди была практически расчищена, все умертвия валялись на земле (но далеко не все из них были мертвы), я уже было уверился в своей легкой победе, когда слева через мой невысокий решетчатый заборчик прыгнула одна из тварей.

– Тандерболт!

От неожиданности я вскрикнул, но успел направить в ту сторону огонь на поражение. Тварь снесло прямо в воздухе и отбросило обратно за забор. Однако пример оказался заразительным, и вскоре уже многие из них стали повторять подобный трюк. Далеко не у всех получалось сразу же перепрыгнуть забор – кто-то цеплялся за сетку, кто-то недопрыгивал и падал прямо на нее, – но большинство умертвий, особенно те, у которых ноги были не повреждены, сумело приспособиться к таким прыжкам.

«Вот зараза, – ругался я про себя. – Хорошо хоть летать они пока не научились».

То, что они не летали, – это, конечно, был плюс, но учитывая их прогресс за последние сутки, в скором времени можно было ожидать и такого. Вот теперь мои нервы начали сдавать позиции. В голове даже слегка помутилось от такого обилия негативной информации.

С криком: «Всё, им не жить¹⁶!» – я ринулся вперед со всей возможной скоростью, краем глаза стараясь поглядывать на тех, что летели на меня сбоку, через забор. Хорошо еще, что умертвия плохо оценивали скорость моего перемещения и свои прыжковые возможности. Поэтому получалось, что они прыгали точно на меня, но пока они долетали до дороги, я уже успевал пробежать несколько метров. Прыжков с поправкой на мое перемещение пока не наблюдалось.

Разметав еще стоящих на ногах умертвий по центру дороги, я старательно отутюжил и тех, что валялись на пути моего следования. Сцены из фильмов ужасов, где совсем неожиданно, казалось бы, мертвые зомбики или другие чудики хватают одного из героев за ноги, не давали мне покоя. Вот я и решил обезопасить себя по полной. Теперь я старался отыскивать непростреленные (да и простреленные тоже) головы, чтобы разнести их на мелкие кусочки.

Мозги, кровища, запчасти от умертвий – все это отвратительно чавкало под моими кроссовками. Неприятное чувство брезгливости наверняка совсем испортило бы мне настроение, если бы не постоянное беспокойство за свою жизнь. Все ж таки чувство постоянной опасности заметно бодрит, заставляя воспринимать всё остальное как что-то второстепенное. Выжил в ближайшие минуты/часы – уже замечательно. Пока мой план был очень прост и прямолинеен.

По кровавой размазне я шел очень аккуратно, расстреливая все подозрительные объекты. Подобная перестраховка была полезна, так как спасла от пары вероятных укусов и оторванных ног, но в то же время она давала возможность приблизиться догоняющим меня умертвиям довольно близко.

Когда мне удалось перепрыгнуть последний раскуроченный труп, я вырвался наконец из этого ада, но в то же время услышал – а точнее, почувствовал, – как что-то большое приближается ко мне с приличной скоростью. Резко обернувшись, я увидел, как на меня летят два умертвия, вероятно, решивших, что дистанция для прыжка вполне подходящая. Я сделал шаг назад и даже стрелять не стал. Хотелось посмотреть, долетят – не долетят… Не долетели. Они плюхнулись прямо перед моими ногами, злобно вонзив свои страшные зубы (в смысле, грязные и корявые) в песок с щебенкой.

– Доннер веттер из дас шпацырен¹⁷, – усмехнулся я.

И пулемет с радостным урчанием разнес бошки неудачников на мелкие кусочки. Забавно получилось.

Все это действие заняло не более семи-десяти секунд, но следующие умертвия уже успели выйти на линию прыжка, так что я поспешил отступить к главной дороге. Мне интересно было узнать, есть ли радиус чувствования у этих тварей или же они чуют всех живых в любом случае, несмотря на расстояние? Как мне показалось, на меня нападали только бывшие люди из нашего садового товарищества. Возможно, к ним присоединились и наши соседи из соседнего дачного поселка, но не более того. Деревенских жителей я тут не заметил. А это значит, что или они еще не дошли (что сомнительно), или что они меня не чуют, или же что вообще вся эта вакханалия происходит только здесь и нигде более.

Отступление давалось не так просто, как я ожидал. Мне-то казалось, что вырвусь я из окружения – и всё, дело сделано, можно спокойно убегать. Но не тут-то было. Врожденная осторожность заставляла постоянно оглядываться и выпускать очередь-другую в сторону гонящихся за мной монстров.

Тут же стало понятно, что пулемет для такого действия не очень удобен, поэтому я переключился на снайперскую винтовку. Стало намного интереснее: отбегаю подальше от разъяренной жаждой крови толпы, тут же приклад к плечу, оптика к глазу – и выцеливаю головы. Успеваю сделать выстрелов пять-шесть, после чего снова приходится отбегать подальше. Теоретически, думаю, я мог бы стрелять и побыстрее, и поточнее, и подольше, но когда видишь страшные морды умертвий через оптический прицел, сразу кажется, что они вот-вот тебя схватят и разорвут на множество маленьких кусочков. Страх и сверхосторожность – вредные чувства, которые отнимают наше время, силы и сводят почти на нет все наши способности.

Мне бы хотелось совсем оторваться от умертвий, но что будет дальше, я пока не понимал. Будут они следовать за мной бесконечно долго или же, потеряв меня из виду, вскоре забудут о своих кровожадных чувствах ко мне и займутся более полезными делами? Все это можно было узнать только на практике. Чем я и решил заняться три перебежки спустя.

В принципе, хотелось перебить всех умертвий, преследующих меня, но как-то их было слишком много, и самое обидное, что я не знал численности их войска, а то сразу стало бы намного легче: осталось убить одну сотню… девяносто пять монстров… семьдесят четыре и т. д. Был бы известен конечный результат, к которому я мог бы стремиться, а так… Получалось, что мои действия носят какой-то абсурдный характер: вроде что-то делаю, суечусь, стреляю, а все без толку. Это убивало сильнее самих умертвий. Именно поэтому я все же решился плюнуть на все и просто ринуться вперед со всех ног.

Я не собирался тратить все силы на этот рывок, понимая, что они мне еще пригодятся. Кто знает, сколько еще придется идти или бежать? Если до Москвы, то километров сто двадцать – по крайней мере, по тем дорогам, которые я хорошо знал, а знал я как раз те, что были удобны для передвижения на автомобиле, но никак не пешком. В смысле, сама асфальтированная трасса была более чем удобна, но вот то, что она делает множество загогулин, поворотов, заворотов и тому подобных вещей, наверняка удлиняло путь вдвое, а то и втрое. А с другой стороны, рисковать мне тоже не хотелось: вот так полезешь куда-нибудь напрямик по бездорожью, вляпаешься в какое-нибудь еле приметное озерко или полупроходимый бурелом, так еще больше заблудишься и времени потеряешь чертову уйму. Кроме того, вдоль трасс всегда стоят всякие забегаловки, в которых наверняка хоть что-нибудь съестное да осталось. А мне пополнить припасы понадобится очень даже скоро.

Вот так рассуждая, я добежал до сторожки, у которой меня встретили две хорошо знакомые собаки – Белка и Черныш. Они меня узнали и сразу завиляли хвостами. Хозяев поблизости не наблюдалось. Я быстро подошел к бедным животным и сразу подумал о том, что без хозяев (а это значит, без еды) собачки долго не протянут. Терять выигранное время мне совсем не хотелось, но бросать беспомощных в таком состоянии животных я считал верхом цинизма и скотства, поэтому быстро закинул винтовку себе на плечо и ринулся к собачьим будкам. Собаки сразу же принялись ластиться ко мне и подлизываться, но на собачьи нежности времени никак не оставалось. Я лишь слегка потрепал по голове обеих и стал разбираться с тем, как они были пристегнуты. В принципе, оказалось, что ничего сложного. Всего минутка – и вот уже оба ошейника валяются на земле, а свободные собачки скачут вокруг меня в каком-то интересном полубоевом танце.

– Что ж, оно того стоило, – с улыбкой сказал я, радуясь тому, что не зря потратил драгоценное время.

А стоило оно метров двухсот, которые уже успели преодолеть умертвия, все еще направляющиеся в мою сторону.

– Вот же ж нехорошие какие, – проворчал я умертвиям. – Ну ладно, ладно, идите гуляйте, ищите себе пропитание.

Это я уже сказал собакам. Теперь их возможности выжить несколько повысились, но говорить о том, что они с легкостью смогут себя прокормить, не стоило.

– Мне пора. Пока, собачки.

Я помахал им рукой и помчался вон с участков, выбежал за ворота со шлагбаумом и сразу рванул налево к автобусной остановке (до которой еще было несколько сотен метров вдоль леса).

На ходу я подкрутил диск до «дробовика». Мне показалось, что на данный момент снайперка для меня была не так актуальна, особенно учитывая то, что дорога была неровной, петляла, да еще и вихлялась вверх-вниз.

Собаки, несколько метров пробежав со мной рядом и радостно лая, вскоре развернулись обратно к сторожке. Все же не любители они были далеко от своего дома уходить. В обычной ситуации это было правильно, но вот в данной вряд ли. Оставшись на этом месте, они вряд ли сумеют прокормиться. Первое время они еще наверняка смогут отыскать какие-нибудь полезные припасы, но через день-другой – а уж через неделю наверняка – ничего не останется. Вот что им тогда делать? Или помирать, или приспосабливаться. Я надеялся на второе. Все же не зря собаки – одни из самых умных существ на свете.

Но существовал еще один фактор. Преданность. Они могут посчитать, что, уходя от дома, они его предают, и останутся на месте. Мне еще было очень интересно понять, как они относятся к трансформации своего хозяина. На первый взгляд казалось, что им все равно, ведь никуда они не побежали его искать и не стали по убитому выть или беситься (а что стало со сторожем, я точно не знал). Просто порадовались жизни без привязи, попрыгали и занялись какими-то своими делами.

Мысли о собаках как-то умиротворяли и еще бы немного – совсем усыпили бы мою бдительность, но на то и есть шестое чувство, которое не раз помогало мне в жизни. Не прозвучало ни рева, ни стона, ни крика – просто сбоку, из-за ближайшей ели черная тень выскочила прямо на меня. Краем глаза я успел уловить какое-то движение, но пока разворачивался, умертвие оказалось практически перед моим носом. Я лишь успел выставить перед собой дробовик. Скорость умертвия и моя реакция придали дробовику достаточно ударной силы для того, чтобы сбить монстра на землю. Но в то же время инерция удара умертвия свалила и меня с ног. Получилось, что мы отлетели друг от друга, как бильярдные шары.

– Тэкит слоу¹⁸, – вырвалось у меня.

Уже падая, я навел дробовик на умертвие и выстрелил. Промазал. Тут же спина почувствовал удар о щебенку, которая в большом количестве усеивала дорогу (на тот момент я даже забыл, что упал спиной не на дорогу, а на рюкзак, и железные края банок в нем впились в мою спину). Неприятное чувство, но жить после него можно. А вот следующий прыжок довольно шустро вставшего на ноги умертвия мог бы испортить мою жизнь до полного израсходования. Снова прозвучал выстрел, отбросивший прыгнувшее умертвие назад. Теперь уже я вскочил на ноги и несколькими выстрелами добил хитрована.

– Твоя душа теперь моя¹⁹! – завопил я, злобно сжав левую кисть в кулак.

Нервное напряжение, которое зашкаливало еще секунду назад, постепенно начало меня отпускать. Особенно агрессивно сверкнув глазами и покорчив весьма ужасающие морды, я легкой рысцой припустил по дороге, предусмотрительно сторонясь подозрительно заросших мест. Однако это не избавило меня от излишнего внимания со стороны некоторых особей, но уберегло от неожиданных нападений: еще два раза на меня нападали, и дважды я успевал заметить умертвий раньше, чем они успевали сделать хоть что-то страшное или неприятное для меня. Первый раз одинокое умертвие распрощалось с головой практически мгновенно, как только попало в поле моего зрения и попыталось меня напугать. А вот во второй раз их было двое – одно побольше, другое поменьше. Судя по всему, раньше это были ребенок с мамой (а может, с бабушкой или старшей сестрой), но теперь их черты изменились до неузнаваемости. Вылезли из глубины леса и шли точно по тропинке. В этой стороне находился родник, к которому многие дачники любили ходить за чистейшей питьевой водой, но, как видно, не все успели вернуться.

– Простите, но ваше существование все равно стало практически бессмысленным, а мое еще может принести кому-нибудь пользу, – сказал я обезглавленным трупам.

Надеюсь, души умерших меня поняли. Хотя вполне вероятно, что они поняли и мои внутренние мотивы. А главный внутренний мотив состоял в том, что приносить пользу я собирался в первую очередь себе, а уж во вторую, если не в третью, кому-нибудь еще. Но души умерших и их возможное восприятие моих действий на данный момент беспокоили меня в гораздо меньшей степени, чем весь окружающий меня кошмар. А вообще, в мире ничего не случается просто так, поэтому логически предположить можно и то, что как раз умертвия сейчас обретают весь смысл жизни, а обычные люди – такие, как я – получают только право дожить свои бесполезные годы. Сколько лет человеку отмерено? Шестьдесят, может восемьдесят, девяносто. А умертвия могут жить бесконечно долго (как мне показалось, и как я решил, основываясь на всех известных мне фильмах и играх о зомби, мертвецах и тому подобных существах).

Шоссе встретило меня пустотой и спокойствием. Еле слышно шелестел листьями ветер. Белые пушистые облака мирно переваливались по небу, не обращая внимания на то, что творится на нашей бренной земле. Их не беспокоили какие-то там умертвия – подумаешь, до облаков этим тварям никак не допрыгнуть. Во всяком случае, пока что.

На автобусной остановке, что находилась рядом с поворотом к нашему садовому товариществу, никого не было – ни трупов, ни умертвий, ни живых. Только задорная парочка воробьев искала в шелухе от семечек подсолнуха что-нибудь съедобное. Когда я подошел поближе, птички сразу вспорхнули и сели на ближайший куст, что-то оттуда мне сердито вереща. Забавное создавалось впечатление. Вокруг боль, страх, ужас, а птички спокойно себе поживают, и никакие заботы, кроме обыденных, их не беспокоят. Впрочем, когда вся нормальная человеческая жизнедеятельность остановится, то и полезных для птиц отходов станет намного меньше – не будет хлебных крошек, выброшенных на помойку, не будет рассыпанных семечек. Всё придется искать и собирать самим. Многие ли птицы легко смогут перестроиться? Честно говоря, думаю, что многие. Они и так привыкли вырывать друг у друга кусок, искать все возможные съедобности, действовать стаей. Так что для них ничего особенного не изменится, только помоек станет поменьше, да охотничьи угодья придется расширять. Но после небольшого передела собственности птичья жизнь снова наладится и примет свой более-менее привычный вид.

Обо всем этом я думал, уже двигаясь по шоссе в сторону Москвы. Хотя чтобы добраться до Москвы, предстояло пройти множество деревень. Так что можно сказать, что начал я двигаться в сторону Елгозино, где собирался затариться в магазине продуктами, а главное – питьевой водой. Кроме того, было бы неплохо и рюкзак сменить, но у меня были серьезные сомнения на этот счет: вряд ли в обычном сельском магазине можно встретить хороший походный рюкзак.

Русские горки, по которым пролегал мой путь, радостно встретили меня и заставили заметно прибавить шагу, когда я оказался на склоне. Сначала быстрый путь вниз, а уж затем очень медленный путь наверх – вот что ждало меня в ближайшие двадцать-тридцать минут.

«А вот интересно, – параллельно рассуждал я, – а умертвия замедляются при подъеме в гору или нет? Ведь если у них нет усталости, то и тормозиться им незачем».