3. Вечер правды

Я со всех ног мчался к автобусной остановке, пытаясь одновременно дозвониться приятелю. Это был вопрос жизни и смерти.

Телефон выдавливал из себя лишь предательские гудки. Я хотел расправиться с ним на месте. Но эта хитрая бестия знала, что мне без нее не обойтись, и нагло продолжала свои издевательства. Кроме того, яростный самосуд над собственным телефоном посреди многолюдной улицы – довольно вызывающее поведение.

Я не люблю привлекать к себе лишнее внимание.

Наконец, на другом конце послышался голос.

– Алло?

– Зачем ты аллокаешь? – возмущенно поинтересовался я у приятеля. – Ты что, номера не подписываешь?

– Но…

– Перестань оправдываться и лучше расскажи мне, как там футбол?

Видите ли, я работаю обозревателем в футбольном журнале. Мне приходится составлять обзоры матчей. Перед чем, конечно, желательно их просматривать. В последнее время у меня возникают с этим некоторые проблемы.

– Что значит, как там футбол? – удивился приятель. – Разве это не я должен обращаться к тебе с подобными вопросами? Это же твоя работа!

– Брось паясничать, – перебил я, – и попытайся, в меру своих способностей, сообщить мне о матче все, что только можешь.

– Он закончился.

– Хорошее начало. Что еще?

– Ты что, пытаешься сопоставить мое мнение со своим? – попытался проникнуть в суть нашего разговора приятель.

– Почти, – признался я. – Пытаюсь составить хоть какое-то мнение.

– Что? Ты же должен сейчас писать отчет о матче!

– Я его даже не смотрел.

– В который раз! Ну, ты даешь! Тебя же выпрут с работы!

Он говорил так, словно его это немало порадует. Мне необходимо тщательнее относиться к выбору приятелей.

– Слушай, – устало проговорил я, – может быть, перестанешь пророчествовать и все-таки расскажешь мне, как прошел матч? Чтобы я мог уже сейчас набросать в уме текст и надеяться, что отправлю его своему работодателю не слишком поздно?

– Я вообще одним глазом смотрел. Особо и сказать нечего.

– Счет-то какой?

– Ноль-один, – приятель сделал паузу, за время которой в нем проросло семя гуманизма. – Как твои дела вообще? Ну, в целом?

– Дерьмово, – лаконично ответил я и положил трубку.

Наступил, не иначе, какой-то вечер правды. На все вопросы я отвечал искренне, не таясь.

По итогам телефонного разговора я пришел и к еще одной правде – спешить уже некуда и незачем.

4. Оно того стоило

Бутылки, заботливо расставленные на полках магазина, ласково приветствовали любого, кто проходил мимо, яркими этикетками. Они словно бы призывали не оставаться равнодушным и приблизиться к ним.

Я выбросил из своего сердца всякое равнодушие.

Красные, черные, зеленые и оранжевые бумажки говорили куда красноречивее любого документа, который может предоставить вам человек. Они ничего не скрывали и никого не обманывали, выставляя на всеобщее обозрение правду о своем внутреннем мире. Я чувствовал его на вкус.

Оторвавшись от радостной встречи со старыми друзьями, мне пришлось вернуться к горьким мыслям о грубой и пошлой материи. Ее самых безобразных представителей, или денег, как их еще называют, в моих карманах оказалось до неприличия мало. Общая сумма напоминала скорее карманные расходы, чем сбережения взрослого, да к тому же еще и работающего человека. Логика и здравый смысл, как никогда беспощадные, настаивали, чтобы я немедля развернулся и ушел прочь.

С грустью приняв их доводы и совершив над собой героическое усилие, я сумел отойти от полки, стоически приняв сокрушительный удар судьбы.

До сих пор не могу понять, каким образом, спустя пару минут, я оказался у кассы, с увесистой бутылкой в руке. Вернуться назад не было никакой возможности. Это посчитали бы признаком дурного тона.

Я всегда считал себя человеком культурным.

– Ох уж эти праздники! – сказал я девушке-кассиру, делая вид, что покупаю выпивку исключительно по воле обстоятельств.

Девушка с хорошо заметными кругами под глазами, похожая на заспанную коалу, едва заметно улыбнулась. Она сделала вид, что мне поверила.

В свою очередь, я сделал вид, что очень доволен всем происходящим, расплатился и вышел.

Горлышко бутылки, крепко стиснутое в руке, наполняло меня необъяснимой радостью. И пусть катится к черту и работа, и все остальное. Оно того стоило.

5. Основная функция

Как выясняется, нельзя вот так просто послать все к черту, и не ответить за это. Законы физики никто не отменял. Ничто ниоткуда не берется, и в никуда не исчезает.

Но обо всем по порядку.

Следующее утро началось с тягостного пробуждения, сопровождаемого изысканной головной болью и странными ощущениями во всех частях тела. Ничто из запланированного на вчера не было сделано. Звонки от разочарованных таким положением дел персон – все до единого пропущены. С тревогой глядя в будущее, я встретил новый день.

Раздражающий гул телефона вывел меня из состояния похмельной медитации.

– Привет.

Звонила Аня, моя любимая девушка, свет моих очей и пылающий костер моей страсти. Как-то с опозданием вспомнилось, что я совсем позабыл о ней днем ранее. За день до того произошла схожая история.

В воздухе отчетливо запахло кровью.

– Привет! – излишне жизнерадостно пролепетал я, надеясь избежать междоусобицы. – Только собирался тебе позвонить.

– Отчего же не позвонил? – ожидаемо, но как-то без огонька поинтересовалась Аня. Акции моей компании по нейтрализации конфликтов поднялись на несколько пунктов.

– Сложный вопрос, – осторожно начал я.

– Ладно, – спокойно, и даже отчасти ласково прервала меня Аня, – нам необходимо встретиться.

Ее соблазнительное, с приятными окружностями в нужных местах тело мгновенно нарисовалось в моем воображении. Этот мысленный снимок, с помощью которого можно было лечить слабое зрение, наводил на романтический лад.

– Полностью, целиком, исчерпывающе согласен, – не скрывая душевного подъема, сказал я. – Как хорошо, что ты это предложила. Я и сам бы непременно предложил, но, повторюсь, рад, что это сделала ты.

– Рада, что ты рад.

– И я рад!

– Давай пока что прибережем остальные радости на будущее.

– Разумеется, – подчинился я.

– Потому что, – несколько похолодевшим голосом продолжала Аня, – мне есть, что тебе сказать.

Сознание, поглощенное разглядыванием никуда не пропавшей мысленной фотографии, не стало реагировать на этот тревожный знак.

– Отлично, – безмятежно пролепетал я. – Во сколько встретимся?

– Как только сможешь.

– Что, прямо сейчас?

– Давай все-таки поумерим немного твой пыл, и отложим встречу на пару часов. Заезжай за мной.

– За тобой, – лукаво поинтересовался я, – или к тебе?

– Да без разницы, вообще-то.

– Слова, произнесенные твоим чудесным голосом, наводят меня на мысли о любви.

– На эти мысли тебя наводит вчерашний алкоголь, – резко поправила Аня.

Я несколько растерялся, пытаясь уловить направление, в котором движется ее логика.

– Что?

– Вчерашний алкоголь, – повторила Аня. – Ты же пил вчера?

Здесь мне следовало изобразить неподдельное возмущение, что я и сделал немедля.

– С чего ты взяла?

– Ой, я тебя прошу, – исключающим всякий дальнейший спор тоном проговорила Аня. – Так вот, на мысли о любви, а вернее о размножении, тебя наводит вчерашний алкоголь, или, скорее, последствия его воздействия.

– Не понимаю.

– А тут и понимать нечего. Алкоголь убил огромное число нейронов в твоем мозге, мозг расценил это как смертельную угрозу и заставляет тебя, как можно быстрее, выполнить основную функцию любого живого организма.

– Какую?

– Произвести потомство.

Что-то в этом есть.

6. Вполне серьезно

Приведя себя в порядок, я выбрался из квартиры. Настроение было отличным. Его не испортила даже засунутая в дверь бумажка, напоминающая о неуплате за свет. Такие мелочи просто не могли меня потревожить.

Зато другие – вполне.

Телефон неприятно заскрежетал, что могло означать лишь одно – кто-то желал со мною поговорить. Я принял звонок не глядя.

Блаженны легкомысленные, ибо неумением учиться на своих ошибках они преподают впечатляющий урок человеческой глупости.

– Неужели я смог вам дозвониться? Поразительно! Как приятно вас слышать!

Гаденький голос по ту сторону трубки не врал лишь об одном – мне действительно трудно дозвониться.

– Здравствуйте, Николай Николаевич, – подавленно сказал я.

Николаем Николаевичем величали моего непосредственного начальника – заносчивого типа всего на пару лет меня старше, полагающего, будто бы он, мелкий редактор, вознесся над всеми остальными смертными, мелкими редакторами не являющимися. Слабоумие и решительность были двумя главными его чертами. Он решительно выдавал мои работы за свои, а на остальное ему не доставало ума. Эффективность его труда, таким образом, находилась в прямой зависимости от моей производительности.

В последнее время дела у него шли из рук вон плохо.

– И вам не хворать, – ответил Николай Николаевич.

Жаль, но я никак не мог желать для него того же.

Я разозлился.

Во мне взросло непреодолимое желание язвить.

– Чем обязан? – как ни в чем не бывало, спросил я, избирая против агрессора контратакующую тактику.

– Вы обязывались, – прошипел он, – писать статьи и обзоры для нашего ресурса, за что и получали длительное время деньги.

– Я бы не стал употреблять такое громкое слово, как «деньги».

– Что?

– Слово «деньжата» подошло бы больше.

Видимо, алкоголь не только пробуждает тягу к размножению, но и подавляет напрочь инстинкт самосохранения.

– Шутить изволите? – возмущенно спросил Николай Николаевич.

– Почему же? Я вполне серьезен.

– Ах вот как? – он говорил без обычной топорной злобы – одного из главных своих качеств. Дурной знак, но я уже не мог остановиться.

– А где же, – продолжал он, – ваш вчерашний обзор?

– А вы разве его не получили? – с достойным большой сцены удивлением проговорил я. – Странно. Наверное, случился какой-то сбой с почтой.

– Скорее, – медленно и надменно, с чувством исполняющегося правосудия процедил он, – вы ничего и не отправляли.

– Ха-ха. Сейчас небось скажете, что я ничего и не писал.

– Скажу. А еще скажу, что вы уволены.

– Шутить изволите?

– Нет, – зачитал он приговор. – Я вполне серьезен.

Связь оборвалась, телефон замолк.

Ноль-один в его пользу. Прямо как во вчерашнем матче.

7. Особое место на стене и рамка

К дому Ани я прибыл в несколько раздосадованном, по сравнению с началом моего путешествия виде. Предсказуемое увольнение непредсказуемо больно ударяло по самооценке и перспективам на будущее. Хотя о перспективах, будем-таки честны, я призадумался лишь после их внезапного падения. Цитируя классика, они оставили по себе такой же след, как в ветре дым, да пена над пучиной. Ничего иного, кроме как скропать статейки для футбольного издания, я делать не умел.

Единственным утешением для меня была скорая, только-постучи-в-дверь-и-она-начнется, встреча с любимой девушкой. Не везет в работе, повезет в любви.

Блаженны легкомысленные – нет, уже было.

– Привет, – сказала Аня, открывая дверь. – Заходи.

Ожидаемого мною страстного поцелуя не случилось. Не успел я прильнуть к ней, как Аня ретировалась куда-то вглубь квартиры, оставив меня прозябать в коридоре.

– Не разувайся, – предупредила она, – сейчас я оденусь и мы уходим.

Я почувствовал себя как-то тоскливо.

– Зачем?

– Затем, что нам надо выйти, – донесся ее голос из-за стены.

– Куда?

– На улицу.

Пришлось мириться с неизбежным.

Пока Аня одевалась, я, от нечего делать, любовался красотами коридора и кухни, хорошо заметной с моего наблюдательного поста. На стенах висело несколько маленьких картин, выполненных в манере сюрреализма – моя девушка немного рисовала. На кухонном столе покоилась огромная круглая пепельница, до краев забитая трупиками сигарет – Аня дымила, как старый морской волк.

– На твоем месте, – громко проговорил я, – я бы уже намечал особое место на стене и присматривался к симпатичным деревянным рамам.

Ни слова в ответ.

– Потому что, – продолжал я, – пора бы уже «филип-моррису» выдать тебе почетный лист или грамоту за выдающийся вклад в развитие табачной индустрии.

Никак не реагируя на мои остроты, Аня вышла из комнаты. Черное, прилегающее к телу платье отлично подчеркивало завораживающие контуры ее фигуры. Темные густые волосы, постриженные в каре, опускались до самых плеч.

– Там холодно? – спросила она.

– Ну, прямо вот в таком виде выходить не стоит, как бы мне этого не хотелось, – не отрывая от нее глаз, сказал я. – Все-таки декабрь на дворе. Надевай пальто. Или не надевай.

Аня вопросительно посмотрела на меня.

– Не надевай, и мы не станем никуда идти, а останемся здесь, в тепле и уюте, и будем наслаждаться друг другом, и дарить внутреннее тепло, и…

– Я готова, – бесцеремонно прервала она, возникнув прямо передо мной уже в верхней одежде.

8. Просто наслаждаться вечером

– Может быть, – сказал я, с беспокойством оглядываясь по сторонам, – соберем свои вещички и улизнем отсюда по-тихому, пока не поздно? Поедем в нормальное место, в центр?

Мы сидели в каком-то дешевом ресторане, неподалеку от ее дома. Ненавижу публичные заведения, в которых никогда ранее не был. Чувствуешь себя так, будто ты единственный чужак в компании аборигенов с отнюдь не выдающимися моральными качествами. Нужно быть все время на чеку.

– Ехать в центр? По такому холоду? – словно бы прощупывая мое психическое состояние, поинтересовалась Аня.

Ну да, а выходить из теплой квартиры по такому холоду – идея просто великолепная, сказал бы я, если бы захотел поссориться. Небольшой соблазн, признаться, имелся.

– Здесь, по-моему, – закрепляла она свои доводы, – не хуже, чем в любом другом месте.

Конечно, не хуже. Когда недолюбливаешь и презираешь всех людей в принципе, что вполне относилось к Ане, без разницы, где именно терпеть присутствие этих ничтожеств.

Кстати, работает она в службе социальной защиты. Уму непостижимо!