Прелюдия

Мне кажется, что можно начать исследование психики с понятия «ничто», которое выражает как реальность отсутствия любого присутствующего, так и реальность отсутствующего в любом присутствующем.

Возможность понимания сущности «ничто» как реальности отсутствия и его перехода или пробуждения к реальности присутствующего нам не дана, потому что мы и наше мышление (познание) как уже существующие принадлежат к реальности присутствующего и тем самым их пребывание в реальности отсутствующего невозможно, так как в реальности отсутствующего любое присутствующее отсутствует.

Отсюда следует, что мы и наше мышление по своей принадлежности к реальности присутствующего при попытке познания этой реальности имеют дело только с формами присутствующего. А формы реальности присутствующего в нашем сознании выступают как уже осознанные нами формы материальности мира и идеальности понятия.

Мы не знаем, как Бог создал материю, но как из материи возникла психика мы можем постепенно познать, потому что материя и психика находятся в присутствующем, а Бог же и его возможные законы порождения материи находятся в отсутствующем, в то время как человеческое познание находится внутри присутствующего, за пределы которого не может выйти. Об отсутствующем мы можем только догадываться по следам его проявлений в присутствующем. Таким, как например, принципы материи: стремление к самосохранению, к структурированию цели, самопознанию и т. п. О процессах их порождения нам судить не дано, поскольку эти проявления мы просто имеем в наличии как следствие чего-то вечно отсутствующего, для нас неизвестного. Отсюда следует, что человечество должно освободиться от мысли об отдельности духа (психики) от материи, его субстанциональности, от мысли считать дух божественным даром и от его непосредственной связи с Богом. Оставить Богу – богово, но понять, познать человеческое (сознание, духовность и т. п.) не через его продукт, а через заложенные Богом закономерности материи, порождающие человека, человечество, психику и познание.

Это приводит к выводу о том, что место Бога в отсутствующем. А то, что религии переносят Бога в присутствующее, приписывая ему участие даже в мыслях и деяниях отдельного человека, объясняется тем, что о Боге и его возможностях судят через собственные уже отраженные продукты сознания.

Мне кажется, человек связан с Богом через природу, материю, т. е. через его проявления в присутствующем. Поэтому деяния людей или человечества караются не Богом непосредственно, а божьими законами, заложенными в материи и природе. Отсюда главные выводы: не следует исходить из готовых данных сознания, продуктов психического отражения, которые ограничены присутствующим, и не противопоставлять их Богом созданным закономерностям природы, а всегда искать возможность порождения данных сознания в закономерностях самой материи. Не судить о чем-то через уже порожденное и не действовать на основе продуктных сужений.

Возможно, в этом заложен смысл стремления возврата человечества к природе, в этом заложена возможность отыскания смысла греха и справедливости, оснований морали и аморальности. Возможно, это то, что дает реальную меру относительно безмерности абстрактной мысли и желаний человека и человечества.

Аршак Миракян

1989 год

Введение

После окончания в 1953 году филологического факультета Ереванского университета я не смог работать по специальности, поскольку в то время в литературе была принята партийная цензура. Поэтому, проработав несколько лет библиотекарем, я решил посвятить себя технике. После 7-летней работы на приборостроительном заводе и обучения в политехническом ВУЗе я, занимаясь техническим моделированием, вышел на проблемы инженерной психологии и психологии восприятия. Уже первое знакомство с этой наукой поразило меня, так как явления, проблемы из области изучения психического были изложены, оформлены таким образом, что каждый читатель, не обращая внимания на хитроумные наукообразные формулировки, мог обнаружить, что основы этих знаний ему уже известны. Здесь нет необходимости приводить примеры. Можно, открыв любой учебник по психологии, убедиться в этом. Правда порой, наряду со словесным описанием, психологи используют физиологические, математические, физические термины и понятия, однако при пристальном изучении оказывается, что основой всех описаний служат обыденные представления, знакомые каждому читателю. Это введение станет очень натянутым, если я для доказательства сказанного буду приводить много примеров. Но один пример раскроет суть моей мысли.

В прошлые века полагали, что мы воспринимаем внешние предметы посредством души, данной нам Богом и имеющейся у каждого из нас. Спустя несколько веков способность видеть, слышать и осязать внешние предметы стала объясняться сложной работой мозга. Но эти объяснения различаются лишь понятиями души и мозга, а в сущности оказывается, что нам изначально было известно, что человеку свойственно восприятие внешних предметов. В обоих случаях вопрос остается необъясненным, ибо и в Богом данной душе, и в разных переплетениях клеток мозга, и в информационном процессе, там происходящем, не объясняется: как возможно видение внешнего предмета, физически воздействующего на органы чувств человека; как возможно, что эти физические воздействия приводят к феномену психического отражения. Исходя из этого, мне стало понятно, что необходимо проникнуть в недра человеческого образа мышления, для выявления глубинных оснований, мешающих нам подойти к раскрытию природно-общественных закономерностей порождения и функционирования явлений психического отражения.

Занимаясь психологией, я ставил перед собой задачу: все, что говорится, читается, многократно анализировать; найти в образе мышления корни ошибок и заблуждений при выборе того или иного исходного основания представления о психическом отражении. Поэтому в конце 60-х годов я начал записывать на магнитофонную ленту всевозможные лекции, беседы, размышления; стал анализировать эти записи, чтобы обнаружить, где кроются корни той очевидности психического, которая царит в психологии. В настоящее время эти записи составляют около 3000 часов. Практика показала, что это очень удобная форма работы, облегчающая анализ и позволяющая при повторном прослушивании обнаруживать глубинные тенденции, а порой и очень тонкие повороты мысли не в прямом содержании бесед – в их контексте. Оказалось, все это было необходимо для постепенного преодоления нашего глубоко эмпирического мышления, которое строится на данных продуктов самого процесса психического отражения.

Поскольку на каждом шагу мы сталкивались с основополагающими принципами нашего мышления как процесса, а не с его продуктами, требовалось нахождение способов выхода за пределы обычного эмпирико-физикального образа мышления, что позволило бы перейти на новый, афизикальный образ мышления, необходимый для построения трансцендентальной психологии.

Однако еще и теперь изложение основ этой науки в виде монографии, не представляется возможным, потому что ни мы, ни особенно наши читатели еще не имеют достаточного опыта преодоления традиционного эмпирико-физикального способа мышления. Поэтому, посоветовавшись с моими друзьями профессором В. В. Давыдовым и профессором Ф. Т. Михайловым, я счел целесообразным представить значительные фрагменты этих записей в хронологическом порядке, чтобы показать, как у нас постепенно образовывались и крепли ростки нового направления в изучении психологии отражения – трансцендентальной психологии. В серии книг читателю будут представлены отобранные неопубликованные статьи, выступления беседы, дискуссии и тому подобное. Мне кажется, что это самый удобный способ передачи информации, который позволяет увидеть творческую «кухню» формирования нового научного направления.

Я бесконечно благодарен многим моим собеседникам, друзьям, которые долгие годы непрестанно помогали мне анализировать столь сложные проблемы философии, психологии, кибернетики, физиологии и других наук За все эти годы самыми верными и постоянными собеседниками были и остаются до сих пор профессора В. В. Давыдов и Ф. Т. Михайлов, а также сотрудники лаборатории моделирования психических процессов Психологического института: В И. Панов, В. И. Козлов, Н. Л. Морина, Э. И. Кочурова, С. Л. Артеменков, А. М. Зальцман, Т. С. Погорельцева, Г. В. Шукова, единомышленники из Еревана – О. А. Адамян, А. А. Хананян и многие другие. Часто участвовали в беседах также сотрудники других лабораторий Психологического института и сотрудники Института психологии и Института философии АН СССР и других организаций.

В подготовку к изданию первых книг много труда вложили Е. В. Коростелева и Н. В. Анненкова, за что я им очень благодарен.

Доктор психологических наук, профессор А. И. Миракян

1. Анализ теории деятельности и изучение принципов функциональной гибкости в процессах восприятия. А. И. Миракян

Первая часть данной статьи, в целом оставшейся незаконченной, написана в конце 1976 года. В 70-е годы благодаря работам A. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, А. В. Запорожца, В. В. Давыдова, B. П. Зинченко и других психологов теория деятельности стала основной методологической базой советской психологии. Основные положения этого направления были разработаны в тридцатые годы С. Л. Рубинштейном и Л. С. Выготским. Исходя из марксистско-ленинской теории исторического развития общества, они выдвинули положение о социально-общественной детерминации психики и ее обусловленности социально ориентированной деятельностью человека. С такой односторонней интерпретацией психики я не мог согласиться, поскольку в ходе изучения проблем восприятия мне стало ясно, что природные основы высших животных и человека обусловливают такие принципы психического отражения, которые в развитых формах деятельности человека в социально-историческом процессе привели к современному содержанию психики. Главная мысль данной статьи заключается в том, что сущность деятельности человека следует искать в природно-действенном начале живого, а не в описании деятельности современного человека, имеющего цели и задачи действия, которые являются продуктным описанием процесса, вследствие чего порождающие принципы процесса, приводящие к этим продуктам, остаются неизученными. Работа над статьей показала, что для выполнения намеченной цели ее форма и объем явно недостаточны, поэтому статья осталась незаконченной и неопубликованной.

Вся история человечества и, особенно, история религии свидетельствуют о том, что с древнейших времен в основу представлений о человеке, его функционировании, связях с природой было положено эмпирическое разделение души и тела. Донаучные представления о раздельности души и тела в восточной, а затем и в античной философии были существенно дополнены указанием на то, что связь тела с внешним миром осуществляется посредством органов чувств. Эта связь именовалась ощущением, которое, с одной стороны, относилось к физическому функционированию тела, а, с другой – к деятельности души.

Разделение души на ощущение и познание как отдельные виды ее деятельности фактически привело к тому, что психика с античных времен стала предметом изучения философов, вследствие чего вопросы, связанные с явлениями психики и психического отражения были включены в сферу философского исследования. При этом вопросы, затрагивающие психическое отражение, приобрели одинаковую важность с вопросами основного объекта философии познания – сущности бытия, и вошли в онтологическое содержание философии, где душа, наряду с материей и первоэлементами бытия, рассматривалась как целое, как одно из явлений бытия или его субстанция. Впервые подобное отношение к изучению психики, вопросов психического отражения: ощущения и познания мы находим у Аристотеля, что коренным образом отличает его от предшественников, разрабатывавших онтологические проблемы философии. Именно ими был подготовлен переход от изучения онтологического содержания души к изучению психического отражения. При обсуждении проблем, связанных с первоначалами или первоэлементами бытия, они на каждом шагу сталкивались с вопросами о правильности выбора исходных понятий и методов обсуждения, источников образования понятий у самих философов и методов (диалектика) их использования.

В «Метафизике» и в трактате «О душе» Аристотель в первую очередь критикует основные постулаты исследователей, истоки образования их философских представлений, на которых построено понимание и объяснение тех или иных явлений. Поэтому не случайно, что выявляя истоки образования понятия «идей» Платона, он тем самым указывает истоки зарождения идеалистического направления в научной философии. Аристотель приходит к заключению, что возникновение «идей» как самобытной субстанции основано на учении Гераклита о непрерывной изменчивости чувственного восприятия объектов и стремлении Платона найти в противовес гераклитовскому потоку вечно пребывающие предметы, которые в качестве таковых были бы способны стать объектами познания. «К учению об эйдосах, – пишет Аристотель, пришли те, кто был убежден в истинности взглядов Гераклита, согласно которым все чувственно воспринимаемое постоянно течет; так что если есть знание и разумение чего-то, помимо чувственно воспринимаемого должны существовать другие сущности (physeis), постоянно пребывающие, ибо о текучем знания не бывает»^[1].

В определениях Аристотелем ощущения и познания, текучести чувственно воспринимаемого и постоянства понятий, нетрудно увидеть понимание им ощущения и как определенного свойства души, и как определенного свойства тела, дающего возможность реализации действий тела в предметном мире. Но вместе с тем вопросы о взаимосвязи между ощущением и функционированием человека в предметном мире не входят в сферу его исследований, так как интересующая его проблема бытия души выступает в качестве главного вопроса при изучении в онтологическом аспекте истоков познания посредством понятий, которым свойственно удовлетворяющее познание постоянство и общность в противоположность изменчивости данных чувственного восприятия – ощущений. В рамках онтологического изучения души действие тела, осуществляющее связь с предметами посредством ощущения, принималось как чисто практическое функционирование человека. Но противоположно этому Аристотель раскрывает онтологическую сущность понятия действенности применительно к субстанциям материи – форме и душе. Как отмечает Гегель в своих лекциях по истории философии, деятельность у Аристотеля определяется как один из моментов бытия, как третье первоначало после материи и формы. Аристотель это первоначало выражает понятием «энтелехия». «Подробнее, – пишет Гегель, – Аристотель определяет сущность души, напоминая о трех моментах бытия: существует, во-первых, материя, которая сама по себе есть нечто; во-вторых, форма и всеобщее, сообразно которым нечто является тем-то, и, в-третьих, получающееся из них обеих бытие, в котором материя есть возможность, а его форма – действенность (энтелехия)… Душа есть субстанция, как форма физического органического тела, которое в возможности обладает жизнью; но ее же субстанция есть действенность, а именно действенность такого (одушевленного) тела… Душа, следовательно, есть действенность определенного физического или органического тела. Затем Аристотель переходит в той же главе к вопросу о взаимоотношении души и тела. Нельзя поэтому (потому что душа есть форма) спрашивать, не едины ли душа и тело, точно так же, как мы не спрашиваем, не едины ли воск и его форма, как мы не спрашиваем вообще, едины ли материя и ее формы. Ибо «одно» и «бытие» употребляются во многих значениях, но существенным бытием является действенность»^[2].