Часть I. Потрясение

Глава первая. Кадр

Вечер обещал быть нескучным. На улицах Сан-Франциско близ кинотеатра, где должен был состояться международный кинофестиваль, собрались одетые по последней моде люди. Под вопли папарацци и неустанное клацанье затворов фотообъективов, стремящихся запечатлеть каждый жест, каждый шаг знаменитостей, к входу медленно, под бурные аплодисменты, торжественно подъезжали лакированные автомобили, двери которых открывали не менее торжественные лакеи, расплывающиеся в улыбке перед гостями.

Ступени, ведущие в Дом кино, специально покрыли красной дорожкой, по которой привычно ступали местные влиятельные и привилегированные личности, выходя из надраенных до блеска машин, остановившихся под светом уличных фонарей. Бомонд пафосно кивал публике и воздевал руки в жесте благодарности тем, кто чтит и уважает его. Фотографы, держа камеры начеку, застыли в ожидании роскошно и чуть вызывающе одетых дам в сопровождении стильных мужчин, чтобы запечатлеть их под овации поклонников. Эффектно ступая по красной дорожке, придававшей ещё большее очарование нарядам, знаменитости исчезали за дверью кинотеатра.

Русские эмигранты, проживавшие в Сан-Франциско и трепетно хранившие память о культуре Родины, не могли пропустить этот прекрасный весенний вечер 1957 года. Они спешили посмотреть фильм, в котором снимались соотечественники, пылали желанием увидеть «своих», пережить сладостные минуты душевного единения с земляками. Показ отечественного фильма стал для них таким же важным событием, как День благодарения для американцев.

Толпа встречающих оживилась, когда к кинотеатру подъехал блестящий чёрный кадиллак. Создавалось впечатление, будто машина примчалась не только издалека, а из самого прошлого. Из неё неторопливо, скромно улыбаясь, вышла пара: мужчина по имени Георгий и его супруга по имени Влада. Отводя взгляд от ослепляющих лучей славы, слегка робея перед вспышками фотоаппаратов, они скромно позировали для фотографий, которые наутро должны были появиться в эмигрантской газете «Русская жизнь».

Пройдя в уютный вестибюль кинотеатра, Георгий облегчённо вздохнул, чувствуя неловкость и лёгкую усталость от пристального внимания к его персоне. Взгляд его упал на Владу, которая не слыла ханжой и, казалось, напротив, не пугалась популярности. Более того, светские вечера, проведённые с Георгием, были для неё огромным подарком.

В фойе, увешанном громоздкими зеркалами и заставленном бархатными диванами и пуфами, светские львицы проводили пальчиками по бокалам с шампанским, лениво теребили свои кольца и колье, а их партнёры наклонялись к женским ушкам и шептали незатейливые шутки.

Влада для вечера выбрала чёрное блестящее платье с большим чёрным пером, красиво свисавшим с плеча. Аккуратно уложенные волосы прикрывала элегантная шляпка, созданная по специальному заказу известной кутюрье Бонни Кэшин. Утончённый головной убор Влады не давал покоя дамам, томящимся в фойе: женщины то и дело бросали на него завистливые взгляды.

Официант предложил гостям холодное шампанское. Георгий взял два бокала, один из которых передал своей очаровательной спутнице, не сводя с неё влюблённых глаз. Он знал, как сильно его супруга любит выходы в свет, и искренне радовался её неподражаемой лучезарной улыбке. Держась за руки и медленно продвигаясь по холлу, кивками отвечая на приветствия знакомых, Георгий и Влада приблизились к внушительно-огромной афише советского фильма, на которой были изображены лица главных героев.

Влада засмотрелась на изображение и, на минуту задумавшись, произнесла:

– Может, увидим на экране кого-то из прошлой жизни…

– Вряд ли, – подумав о прошлом, Георгий шумно вздохнул.

Влада опустила глаза. Их прошлое почти забылось. Остались лишь тупая боль и ощущение некоторой тревоги… Вдруг странное предчувствие сжало её сердце:

– Пригласительные не забыл? – спохватилась она.

Георгий похлопал дважды по карманам пиджака, брюк и почувствовал пробегающий холодок по спине. Обнаружилось, что ни в одном кармане пригласительных нет. Спокойное выражение лица сменилось печальной гримасой: такое с мужчиной случалось довольно часто в минуты, когда он не мог справиться с нараставшим волнением.

– Наверное… на столе оставил.

Впрочем, причины для немедленного возвращения домой за билетами не было: обычно все вопросы решались через билетёра – достаточно проверить, есть ли твоя фамилия в списке приглашённых. Георгий взял Владу за руку, и они решили проследовать к билетёру.

– Добрый вечер. У нас возникла небольшая проблема: кажется, мы забыли пригласительные дома. Но мы должны быть в списках, – и Георгий чётко и внятно представился, стараясь произвести впечатление.

Немолодой билетёр в очках и с зачёсанными назад волосами обменялся с супружеской парой взглядами, а затем принялся неторопливо проверять перечень фамилий. Покопавшись в листах бумаги и не найдя нужных данных, он нервно пожал плечами:

– Извините, такой фамилии нет.

Георгий, не смутившись, ещё раз проговорил по слогам:

– О-ни-син. Проверьте, пожалуйста, ещё раз.

Билетёр не желал трудиться и возвращаться к глупому занятию по перепроверке списков. Он отложил кипу бумаг на край стола, с явным недовольством ответив:

– К сожалению, господа, ничем не могу помочь. Будьте так добры, не задерживайте очередь!

На этот раз черты лица билетёра сложились в угрюмую, холодную гримасу. Настойчивость Георгия казалась ему особенно возмутительной и надоедливой.

Сердце Влады испуганно застучало; она потихоньку попятилась назад, чтобы пропустить шепчущихся людей за спиной, – ей стало не по себе из-за проблемы с билетами. Георгий собрался с духом и, немного постояв у окошка кассы, спокойно отошёл в сторону, пропуская очередь спешащих в зал.

В очереди кого только не было: насчитывалось немало банкиров, врачей, бизнесменов, людей достойных и не стоящих и цента; каждый спешил подойти к непокладистому билетёру. Порой гости болтали друг с другом: например, управляющий банком и адвокат вспоминали прошлое, обменивались новостями и по старой дружбе обсуждали свои нескромные заслуги.

Георгий почувствовал досаду, что его внезапная несобранность сыграла с ним злую шутку. Супруга старалась не показывать своего разочарования, хотя из-за слёз, выступивших на её красивых карих глазах, не смогла скрыть ничего. Ей понадобилась пара-тройка минут, чтобы наконец смириться с ситуацией и успокоиться.

Онисин ощутил свою вину, ему стало некомфортно, и он предложил супруге немедленно вернуться домой за билетами:

– Дорогая, а если нам быстро съездить туда и обратно?

Влада отрицательно помотала головой:

– Нет, сеанс уже начинается, – с гордым видом тихо добавив: – Будет лучше, если мы просто поедем домой.

Георгий не стал спорить с женой. Держась за руки, они направились к выходу, чувствуя разочарование: сегодня, видимо, был не их день.

Их пару остановил громкий голос:

– Мистер Онисин! Георгий! Постойте! – прозвучало за спиной.

Георгий обернулся, ища глазами того, кто окликнул его. К нему на всех парусах нёсся незнакомый человек. Худой и низенький, молодой, гладко выбритый мужчина лет тридцати пяти, как оказалось позже, был организатором кинофестиваля.

Он, недоумевая, подбежал к паре и с удивлённо поднятыми широкими бровями спросил:

– Вы уже уходите?

Влада молчала. Она смутно понимала, что организатору фестиваля от них нужно. Георгий же, наоборот, в душе почувствовал некую надежду:

– Приходится уходить. Понимаете, совершенно нелепая ситуация произошла. К сожалению, мы забыли пригласительные билеты.

С особой деликатностью в голосе мужчина ответил, с недоумением разводя руками:

– Ах, самая глупая на свете привычка – забывать, и все мы этим страдаем. Ничего, пустяк, мистер Онисин! Для вас все двери открыты в этом городе! – он был поражён скромностью столь известного человека и постарался как можно быстрее исправить неприятную ситуацию: – Георгий, позвольте мне вас проводить! Меня зовут Ирвинг Левин, я организатор кинофестиваля.

Расстроенной супружеской чете крупно повезло. Организатор кинофестиваля взглядом показал на дверь, где суетились люди, пришедшие на премьеру. Георгий с облегчением взглянул на Владу, лицо которой просияло. Ирвинг провёл их в зал, злобно сверкнув глазами на бестолкового билетёра, не понимавшего правил этикета и не умеющего вежливо решать проблемы важных гостей. Именно из-за таких недалеких людей организатор часто страдал и потом лишался полезных связей. Его вечная занятость не позволяла вовремя разглядеть, кого не стоило бы принимать на работу. Сейчас он злился оттого, что едва не испортил отношения с семьей Онисиных из-за такого важного выскочки, как этот билетер.

Провожая дорогих гостей, организатор с досадой и презрением прошипел на глупо смотревшего билетёра:

– Я с тобой потом поговорю! – и угрожающе нахмурил свои густые брови.

Лицо билетёра побелело – он понимал, что значил такой взгляд.

В большом, длинном, набитом до отказа кинозале гудело, словно в пчелином улье. Когда Онисины уселись на лучшие места, Георгий погладил руку супруги, которая не могла нарадоваться столь счастливо изменившимся обстоятельствам. Свет в зале потух, и зрители замерли, вслушиваясь в каждое слово, звучавшее с экрана, всматриваясь в лица актёров. Фильм на родном языке действительно был для них важным, он связывал их прошлую и настоящую жизнь, некоторые плакали, некоторые ностальгически улыбались. Георгий ловил ощущения в зале, и перед его глазами ярко всплывали далёкие образы прошлого, в том числе и самый главный образ – семьи, которую он потерял. Однако здесь, в зале кинотеатра, среди соотечественников, он не ощущал одиночества, а, напротив, наполнялся чувством единства и понимания того, что судьбы всех присутствующих на сеансе людей так же безжалостны и так же непредсказуемы, как и у него, и тогда его личная боль отступала. Он посмотрел на Владу, которая всецело погрузилась в фильм и переживала каждый момент, и был благодарен ей – в эмиграции она стала для него всем.

В конце фильма на экране появился оркестр, заставивший сердце Онисина больно щёлкнуть в груди. Великолепная игра музыкантов будоражила воображение мужчины. Особенно интересной для Георгия была фигура дирижёра: стоя спиной к зрителям и слушателям, он жестикулировал руками в такт музыке. Словно предчувствуя что-то важное, Георгий смотрел на концертмейстера с особым интересом. В конце выступления руководитель оркестра с улыбкой обернулся к зрителям, полный гордости, восторга и благодарности. Его лицо показалось Онисину очень знакомым. Он продолжал пристально следить за движениями дирижёра. Вдруг сердце Георгия взорвалось в груди, и он сдавленным голосом прошептал:

– Это же… Кирилл!..

– Что ты говорил? – немного погодя спросила Влада, витающая мыслями где-то высоко.

В зале зажгли свет. Все в молчании вставали с кресел. Лишь Онисины остались сидеть на своих местах в замешательстве.

– Влада, там был Кирилл…

– Где там? – женщина не могла сообразить, что ей хочет сказать супруг.

Георгий принял решительный вид, прытко вскочил и направился к организатору фестиваля, который уже искал его глазами, чтобы ещё раз извиниться за неприятное происшествие у кассы.

Онисина недоумённо подняла тоненькие бровки. Ничего не понимая, она последовала за мужем, пробираясь сквозь толпу.

– Куда ты так спешишь? Постой!

– Кирилл! Там был Кирилл! Мой брат! Я не мог ошибиться!

Не способный от волнения ничего толком объяснить, Георгий говорил так, будто его брат находился где-то впереди в этой толпе людей, а не несколько минут назад на экране.

Организатор, увидев взволнованного Георгия, напрягся:

– Что-то случилось, мистер Онисин?

Теряя деликатность, Георгий поспешно объяснил ему причину своего внезапного волнения, и организатор немедленно сопроводил его в будку киномеханика, устало сворачивавшего плёнку. Не без раздражения он увидел перед собой Ирвинга Левина и незнакомых ему мужчину и женщину.

Женщина держала себя молчаливо и сдержанно. К тому же она всё ещё страдала от обгоняющих друг друга мыслей. Теперь, когда её муж принялся объяснять киномеханику, что от одного кадра на этой плёнке зависит его будущее и будущее его брата, Влада наконец начала всё понимать.

Голос Георгия был взволнованным и очень убедительным, он беседовал с киномехаником как со своим спасителем.

Тот аккуратно вынул фильм из коробки и протянул его внезапному посетителю, словно драгоценность.

В волнении Георгий держал в руках плёнку, на которой, вероятно, был запечатлён его брат. Он поднял вверх тёмную киноленту, чтобы направить на неё больше света и лучше рассмотреть лицо, через которое пробивались титры.

– Точно! Это он! Это Кирилл! – слёзы восторга и радости покатились из глаз Георгия.

Влада взяла его за плечо, продолжая сомневаться и в то же время переживая за него.

– Это ваш родственник? – деликатно спросил организатор, не желая показаться безучастным.

– Брат… Родной… – Онисин просмотрел плёнку ещё раз. – Я думал, что его уже нет в живых, – и комок подступил к его горлу при мысли, что брат, которого он половину жизни искал, был жив-здоров. – Вы сможете вырезать для меня этот кадр? – с блестящими от слёз глазами обратился он к организатору и киномеханику.

– При всём нашем желании вам помочь, увы, это невозможно! – растерянно выпалил организатор, не веря дерзости уважаемого человека. От волнения он забрал из рук Георгия катушку с плёнкой и положил её на нижнюю полку в знак того, что вопрос закрыт.

Онисин не растерялся, решительно просунул руку в пиджак, достал портмоне, тем самым продемонстрировав свою платёжеспособность, а после небольшой паузы открыл его и, не считая купюр, без какого-либо смущения и как должное бросил их на стол.

– Этого хватит? Если нет – назовите цену. Она не имеет для меня значения…

– В таком случае, мистер Онисин, я попрошу вас забрать обратно свои деньги и покинуть это помещение, – Ирвинг Левин не выказывал благодарности за предложенное вознаграждение. – Мы эту копию ещё в двадцати городах должны показать.

– Это очень важно для меня! – Георгий старался сдерживаться, но у него плохо получалось. Он бросил на стол оставшиеся купюры из бумажника, показывая ещё раз, что вопрос стоит любых денег.

Организатор утратил чуткость, его физиономия напряглась, а вся доброжелательность слетела мгновенно. Насколько можно твёрдо, сухим голосом он отчётливо произнёс:

– Мистер Онисин, держите себя в руках! Прошу вас покинуть помещение! – указал он на дверь.

Георгию было всё равно. Казалось, он сошёл с ума. Потеряв всяческий страх и позабыв о порядочных манерах, он оскалился и злобно выдавил из себя:

– Вы что, не понимаете? Мы не виделись почти двадцать лет!

Это немного озадачило и организатора фестиваля, и киномеханика, но они не чувствовали, не понимали судьбы и боли человека, хватающегося за образ брата, как утопающий за соломинку.

Не желая уступать, оскорблённый такой настойчивостью, организатор фестиваля смотрел на Онисина, словно полицейский на преступника.

– Я уже сказал, что мы не можем оказать вам эту услугу: плёнка не режется! – мрачно произнёс организатор.

– У нас скоро новый сеанс, – высокомерно добавил киномеханик. – Господа, выйдите из будки, будьте так любезны.

Влада тут же осознав неловкость ситуации, умоляюще потянула супруга за руку:

– Георгий, пойдём. Мы что-нибудь придумаем.

– Влада, хоть ты не мешай мне! – грубо оттолкнул её руку Георгий.

Его раздражала уступчивость жены, проявившаяся не к месту.

– Я не хочу проблем. Или мы идём вместе сейчас, или ты едешь один.

Влада была не из тех, кто спускает мужчинам подобное отношение, к тому же в присутствии посторонних. Однако её поведение было сейчас некстати.

Будто бы очнувшись от опьянения, Георгий покорно взял супругу за руку.

– Извините меня, пожалуйста, – вполголоса холодно произнёс он. – Не знаю, что на меня нашло.

Ирвинг Левин стоял с каменным лицом. Сделав вывод, что инцидент не перейдёт в более острую фазу, он тяжело вздохнул, сказав:

– И вы ещё раз извините, мистер Онисин. Сами понимаете: правила есть правила.

В Соединённых Штатах Америки никого не осуждают за слова «простите» или «извините»: здесь жители проявляют удивительную воспитанность и дипломатичность; они то и дело с изысканной любезностью просят прощения в гостиницах и ресторанах, в парке на скамье или в очереди за свежей газетой. Но трагедия заключается в том, что извиняются здесь несерьёзно, скорее с иронией.

Онисин и Левин пронзительно смотрели друг на друга, считывая скрытую злобу. Киномеханик увлечённо смотрел на обоих.

Георгий неохотно прислушался к просьбе Влады, которая уже несколько раз успела повторить:

– Пойдём, прошу.

Горечь от проигранной борьбы подступила Онисину к горлу, и он молча, не проронив больше ни слова, вышел из будки киномеханика, поспешно направляясь к выходу из кинотеатра. Его раздражали счастливые лица людей, старающихся приветливо и назойливо спросить его о впечатлениях о фильме. Георгий не ощущал ничего, кроме звенящей внутри пустоты и негодования от того, что не смог убедить организатора и киномеханика и что Влада так не к месту проявила своё женское честолюбие, совсем не понимая, что для него значит этот кадр с братом.

Холодный уличный ветер остудил Георгию голову, и он торопливо сел в автомобиль, ожидающий важных гостей. На супругу он не смотрел. Та продолжала злиться на него и демонстрировала обиду, словно маленькая девочка.

Автомобиль тронулся, огибая сквер, и свернул в переулок. Вечерние дороги были забиты отъезжающими автомобилями. Шофёр знал короткий путь к дому Онисиных. Георгий отвернулся от Влады, не желая ей ничего пояснять. Он смотрел через окно на пустынные узкие улицы и думал о том, что все эти годы не знал правды о брате. И теперь, когда судьба внезапно улыбнулась ему, люди, ценившие собственное спокойствие, нагло лишили его возможности воссоединиться с родственником. Георгий был в гневе. Чем больше он молчал, тем больше эмоции кипели внутри.

Его супруга не могла удержаться от попытки бросить словечко мужу, но осуждающие паузы между вдохами и выдохами Георгия отбивали у неё всю охоту к разговору.

– Зачем ты увела меня? – не поворачиваясь к Владе, спросил Георгий.

– Ты себя не контролировал, у тебя не хватало здравого смысла смолчать, – сдержанно ответила Влада. Теперь её голос казался мягче.

– Так я и думал, – сказал он, сердито махнув рукой. – Но это же Кирилл, понимаешь? – Георгий отвернул голову от окна и посмотрел в красивое лицо Влады.

– Понимаю, – улыбнулась она, и её улыбка помогла им обоим снять напряжение.

Георгий почувствовал, что дама его сердца права: видимо, он действительно выглядел глупо, вёл себя как неуравновешенный мальчишка, а не как почтенный джентльмен из высшего общества.

– Ладно, поедем в другой город, где будет идти этот фильм, и там попросим механика вырезать кадр, – Георгия окатило облегчение от новой идеи.

– Постой… – Влада открыла свою небольшую дамскую сумочку и, словно волшебница, загадочно извлекла из неё вырезанный кадр с изображением дирижёра. Она шутливо поднесла его к носу, как бы дразня и без того рассерженного супруга.

Не веря своим глазам, он выхватил у неё изображение, пригляделся и понял, что держит в руках настоящий снимок брата. Его радости не было предела, и он так крепко обнял жену, что она пискнула от боли.

– Расскажи, как ты это сделала?! – ему казалось, что он во сне и Влада, словно колдунья, обладает какой-то неестественной магией.

– Женская хитрость! – прищурившись, она звонко засмеялась.

Вырвавшись из объятий мужа, Влада проворно достала из своей сумочки маникюрные ножницы и щёлкнула ими перед его большим носом.

– Что бы я без тебя делал… – Георгий нежно поцеловал её.