Читать книгу «Данте, Комедия. История, застывшая в Слове. Книга 1. Ад. Комментарии Аркадия Казанского» онлайн полностью📖 — Аркадия Казанского — MyBook.
image

La Commedia di Dante Alighieri

АД – Песня I
Лес – Холм спасения – Небосвод – Три зверя – Вергилий. Раскрывается время, место и направление движения действия «Комедии», указанное Данте.

 
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины. 3
 
 
В  пути середине нашей жизни
Я нашёл себя в , тёмный лес
Для было потеряно. прямой путь
 
 
Во французской стороне
На чужой планете
Предстоит учиться мне
В университете
До чего тоскую я,
Не сказать словами.
Плачьте ж милые друзья
Горькими слезами
На прощание пожмём
Мы друг другу руки
И покинет отчий дом
Мученик науки.
 
Давид Ф. Тухманов (1940 год – жив ещё) «Из вагантов».
 
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу! 6
 
 
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нём обретши навсегда,
Скажу про всё, что видел в этой чаще. 9
 
 
Не помню сам, как я вошёл туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа. 12
 
 
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью, 15
 
 
Я увидал, едва глаза возвёл,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошёл. 18
 
 
Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной. 21
 
 
И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша, 24
 
 
Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной. 27
 
 
Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошёл, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь. 30
 
 
И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пёстрого узора. 33
 
 
Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись. 36
 
 
Двенадцать сот и шестьдесят шесть лет
Вчера, на пять часов поздней, успело
Протечь с тех пор, как здесь дороги нет. Ад XXI, 112—114
 
 
Пришит к истории, пронумерован и скреплен
И его рисуют – и Бродский, и Репин…
ХОРОШО! (Октябрьская поэма)
 
 
Хорошую религию придумали индусы
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
 
 
Был ранний час, и Солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звёзды вновь,
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный 39
 
 
Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь 42
 
 
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит – это кому-нибудь нужно?
 
 
Мы на седьмое вознеслись сиянье,
Которое сейчас под жгучим Львом
С ним излучает слитное влиянье. Рай XXI, 13—15
 
 
Вот этот пламень, должной чередою
Пятьсот и пятьдесят, и тридцать крат
Зажёгся вновь под Львиною пятою. Рай XVI, 37—39
 
 
Я созерцал смягчённое горенье
Юпитера меж сыном и отцом.
Мне уяснилось их перемещенье. Рай XXIII, 145—147
 
 
От жизни той меня мой вождь воззвал,
На днях, когда над нами округлённой
Была (и я на Солнце указал)
 
 
Сестра того. Чист. XXIII, 118—121
 
 
Вождь голову понурил молчаливо.
«Тот, кто крюком», – сказал он наконец:
«Хватает грешных, говорил нам лживо». 141
 
 
«Я не один в Болонье образец
Слыхал того, как бес ко злу привержен»,
Промолвил брат: «». 144 (Ад XXIV) он всякой лжи отец
 
 
Двенадцать сот и шестьдесят шесть лет
Вчера, на пять часов поздней, успело
Протечь с тех пор, как здесь дороги нет. 114 (Ад XXI)
 
 
При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой. 45
 
 
Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня. 48
 
 
И с ним волчица, чьё худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несёт;
Немало душ из-за неё скорбело. 51
 
 
Меня сковал такой тяжёлый гнет,
Перед её стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот. 54
 
 
И быстроту свою, и свой объём
Все семеро представили мне сами,
И как у всех – уединённый дом. 150
С нетленными вращаясь Близнецами
Клочок, родящий в нас такой раздор
Я видел весь, с горами и реками
Потом опять взглянул в прекрасный взор. 154
 
Рай, песнь XXII
 
И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам, 57
 
 
Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуёмной
Туда теснимый, где лучи молчат. 60
 
 
Пока к долине я свергался тёмной,
Какой-то муж явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный. 63
 
 
Его узрев среди пустыни той:
«Спаси», – воззвал я голосом унылым:
«Будь призрак ты, будь человек живой!» 66
 
 
. 65 Образ мужа близ них, истомлённого тяжким страданьем
Имя неведомо нам, ни скорбных страданий причина.
Вот, на правое встав колено, молитвенным жестом
Руки воздел высоко, к богам простирая ладони.
Левой стопою главу попирает ужасного Змея.
 
 
Круто вздымается тело , а ниже 70 усталого мужа
Ясно священным огнём горит Ариадны Корона:
Почестью этою Вакх наградил её в память о браке.
Подле спины блистает Венец. Где ж темя вздымает
, Жалкий обличием муж, преклонивший устало колена
 
 
Там – Змеедержец. 75
 
 
Он отвечал: «Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя была их краем милым. 69
 
 
Рожден sub Julio, хоть в поздний год,
Я в Риме жил под Августовой сенью,
Когда ещё кумиры чтил народ. 72
 
 
Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью. 75
 
 
Но что же к муке ты спешишь назад?
Что не восходишь к выси озарённой,
Началу и причине всех отрад?» 78
 
 
«Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли?» —
Ответил я, склоняя лик смущённый: 81
 
 
«О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли! 84
 
 
Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый. 87
 
 
Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!» 90
 
 
«Ты должен выбрать новую дорогу», —
Он отвечал мне, увидав мой страх:
«И к дикому не возвращаться логу; 93
 
 
Волчица, от которой ты в слезах,
Всех восходящих гонит, утесняя,
И убивает на своих путях; 96
 
 
Она такая лютая и злая,
Что ненасытно будет голодна,
Вслед за едой еще сильней алкая. 99
 
 
Со всяческою тварью случена,
Она премногих соблазнит, но славный
Нагрянет Пёс, и кончится она. 102
 
 
Не прах земной и не металл двусплавный,
А честь, любовь и мудрость он вкусит,
Меж войлоком и войлоком державный. 105
 
 
Италии он будет верный щит,
Той, для которой умерла Камилла,
И Эвриал, и Турн, и Нис убит. 108
 
 
Свой бег волчица где бы ни стремила,
Её, нагнав, он заточит в Аду,
Откуда зависть хищницу взманила. 111
 
 
И я тебе скажу в свою чреду:
Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу, 114
 
 
И ты услышишь вопли исступленья
И древних духов, бедствующих там,
О новой смерти тщетные моленья; 117
 
 
Потом увидишь тех, кто чужд скорбям
Среди огня, в надежде приобщиться
Когда-нибудь к блаженным племенам. 120
 
 
Но если выше ты захочешь взвиться,
Тебя душа достойнейшая ждёт:
С ней ты пойдёшь, а мы должны проститься; 123
 
 
Царь горних высей, возбраняя вход
В свой город мне, врагу его устава,
Тех не впускает, кто со мной идёт. 126
 
 
Он всюду царь, но там его держава;
Там град его, и там его престол;
Блажен, кому открыта эта слава!» 129
 
 
«О мой поэт», – ему я речь повёл:
«Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушёл, 132
 
 
Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал».
Он двинулся, и я ему вослед. 136
 
 
ночью, думая залезть в овчарню, Волк
Попал на  псарню.
И. А. Крылов ( Волк на псарне).
 

Быль из детства:

«Как учёба, Алексей?» – ласково спросил отец белобрысого, вихрастого и конопатого деревенского мальчишку, неисправимого второгодника.

«Да что, Аркадий Фёдорович, !» – чистосердечно отвечал Лёха, по прозвищу «Коммунист», преданно глядя в глаза своему учителю: – «Вчера батя за это дело опять выпорол». тёмный лес

«О какой половине жизни идёт речь?» – первый вопрос, который всплыл при начале чтения «Комедии». Такой же вопрос рождало каждое слово «Комедии» и каждый поименованный персонаж. Но ставить вопросы к каждому слову утомительно. Подразумевая вопрос всегда, постараемся начинать с ответа на него.

Для уточнения смысла текста первой терцины запускаю итальянско-русский переводчик:

Тяжек труд переводчика, особенно переводчика шедевра мировой поэзии. Перевод по смыслу близок, но оттенки слов могут сказать об очень многом, а . Ничуть не умаляя подвиг М. Л. Лозинского, предложим свою трактовку бессмертного текста, предполагая, – «тёмный лес», это не лес, как таковой, а поэтическая метафора школяра, означающая будни учёбы. «Середина» – «половина»; «наша жизнь» – «земная жизнь»; «тёмный лес» – «сумрачный лес» и «прямой путь» – «правый путь». В оригинале Данте присутствует только «тёмный лес»; переводчик говорит о «сумрачном лесу» и «тьме долины». беспросветные « вся поэзия – игра оттенков и смыслов»

Подойдя к середине прожитых до начала действия «Комедии» лет, поэт оказался в «selva oscura» – «тёмном лесу» – был направлен для изучения наук в какой-нибудь Европейский университет, например, Сорбонну. В те времена наиболее подходящим возрастом юноши, которого отдавали в учебное заведение, мог быть возраст от 6 до 15 лет, Данте появился в «Комедии» в возрасте не старше 30 лет, что для поэтов считалось временем наивысшего расцвета их таланта.

Поэт ведёт повествование от первого лица, являясь участником и главным действующим лицом описываемых событий. Те случаи, когда повествование в «Комедии» переходит к другим лицам, подчеркнём особо.

Действие началось во Флоренции, однако место действия поэтом прямо не указано. Флоренцию считают местом действия «Комедии» обычно, указывая, – Данте – уроженец Флоренции.

Данте потерял «прямой путь», а нашёл себя в «тёмном лесу». С «тёмным лесом» всё понятно, а что за «прямой путь» он потерял?

«Прямой путь» – «правый путь». Какой путь мог потерять Данте, попав в «тёмный лес»? Общепризнано, – годы учёбы не уводят человека с «прямого пути», а наставляют на «путь истинный». Обучившийся башмачник может стать правителем государства или профессором университета. Прошедший школу пекарь может стать великим поэтом или доктором медицины. А Данте сказал, – отправленный на учёбу, он потерял «правый путь», достойный сожаления. Обращаясь к путям жизни человека Средневековья, полагаем, – единственный путь, потеря которого способна была вызвать сожаление поэта, при господствующем тогда строе – абсолютной монархии, – путь коронованных особ.

Зададимся вслед за «певучим кораблём» поэзии детским любопытством и авантюризмом смелого исследователя, – представим себе следующую реконструкцию событий:

Данте шёл этим прямым «правым» путём монарха – был коронован, но потом утратил (потерял) его по каким-то причинам, связанным с отправлением на учёбу. В таком случае коронован поэт был до времени, когда его отдали в учёбу (он очутился в «тёмном лесу») – до 15 лет, а короновать наследника трона могли с самого рождения.

Предвидим возражения: «О чём мог сожалеть поэт, если, пройдя курс наук, скажем, в Сорбонне, он вернулся бы на законный трон просвещённым монархом?» Согласны, в этом случае жалеть не о чем. Но, прислушаемся к голосу поэта. Этот голос звучит из Ада, с «Того Света», он уже «умер» и «похоронен»; о его царской доле живущие быстро забыли. Разве это не достойно сожаления? Даже то, что он стал величайшим из поэтов, не отменяет чувства сожаления об утраченном «правом пути» монарха.

Вот сколько мыслей вызвали всего три строки великого поэта. Не сразу все эти мысли родились в голове, но после неоднократного прочтения текста «Комедии».

Каков был тот дикий лес, дремучий и грозящий? Не стоит подходить к режиму учебного заведения Средневековья с мерками сегодняшнего времени, когда «права ребёнка» ставятся во главу угла. Строгий режим, постоянный надзор, казарменное или монастырское положение, скудная пища, монотонная долбёжка и повторение уроков, телесные наказания и карцер за малейшую провинность – суть и основные составляющие этого режима. Даже отпрыску высокого рода, каким возможно являлся Данте, никто не делал поблажек; такие попадали в учебные заведения строго инкогнито. После мамок и нянек, после баловства и вседозволенности в детские годы, переносить этот режим для поэта и есть «давний ужас», который он пронёс в памяти до конца дней. Уместно вспомнить, – телесные наказания в школах Англии отменили в самом конце прошлого «просвещённого» XX века, на нашей памяти, а там подвергали телесным наказаниям и королевских отпрысков. До сих пор вопрос о применении телесных наказаний в школах Англии не снят с повестки дня.

Быль из детства:

Мой отец, учитель русского языка и литературы 7-летней сельской школы, шёл по деревне Старое, после окончания занятий в школе.

«Аркадий Федорович!» – обратился к нему, почтительно сняв шапку, Ефим Ивлев, местный скотник, с лопатой на плече: «Как там мой Толя?»

«Неважно, Ефим» – отвечал отец: «Сегодня опять не сделал домашнее задание».

«Аркадий Фёдорович!» – умоляюще воскликнул Ефим: «Вы уж там с ним построже, лупите его почаще, а то скажите мне, если что, я сам его отлуплю».

Так горек «тёмный лес» – беспросветные будни учёбы, что невольно порой хотелось умереть, приняв блаженную смерть, чтобы остановить этот ужас. Но любознательный ум находит в этом «благо», обретаемое навсегда – плоды учения, накрепко вбитые в голову. Здесь Данте произнёс клятву самому себе и Истине: «Рассказать правду, только правду и ничего, кроме правды» о том, что он видел, познал и открыл в этой «чаще». Этой клятве поэт остался верен всю жизнь, и не стоит искать выдумки, беспочвенной, тем более болезненной фантазии или мистики в «Комедии».

Повторим главную мысль: «Всё, что в „Комедии“ описано, Данте видел, пережил и познал лично».

Данте не помнил, как попал в «тёмный лес». Воспоминания детства и ранней юности, тягостные воспоминания о годах учёбы достаточно быстро стираются в памяти молодого, любознательного, впечатлительного человека. Прошлое представлялось сном, опутывающим ум ложью; от него лучше избавиться – забыть навсегда.

Поэт подчеркнул ещё раз, – он сам виноват в своём положении: «Сбился с верного следа». Видно в его поведении присутствовало что-то, что заставило «Божью руку» принять такое решение, ибо: «Сердце царёво в руце Божьей» – формула автократии. При этом не нужно глядеть на небеса. Монархов католического мира в «Средние века» возводила на троны и низвергала с тронов либо война, либо рука Церкви, вернее, рука её первосвященника – папы. В общем, – рука «. Имеющего Власть»

Появился яркий образ «холмного подножья», которым замыкался «дол», сжавший сердце Данте «ужасом и дрожью». Он приближался к нему, – значит, тёмная долина и тёмный лес остались позади. Окончились годы учёбы, началась новая жизнь («Новая Жизнь», – цикл стихотворений Данте). Что послужило для поэта образом холма?

Он называл «холмом» купол небесного свода, который действительно охватывает (замыкает) земной дол по окружности горизонта

Посмотрим на небо:

Бездонный голубой купол неба – «холм», озаряемый ярким Солнцем, либо скрытый облаками, опоясывает по горизонту видимую часть земной поверхности – «дол», в центре которого мы находимся. Этот дол бесконечно многокрасочен, но, кажется, если пойти прямо и подойти к горизонту, можно будет руками потрогать небо, или взойти на него. Днём с холма-неба может пойти дождь, снег или град, можно увидеть великолепную, сверкающую всеми цветами вестницу бога Юпитера – Ириду – радугу, а если повезёт, то и двойную отражённую. С неба грозный Олимпийский бог Зевс-Громовержец (Юпитер, Перун) может бросить яркую, ослепляющую молнию и разразиться оглушительным громом. Но, в общем, днём и холм неба, и земной дол прекрасны и действуют умиротворяюще.

Наступает ночь. Долина становится «тёмной», «холм» неба также темнеет, и на нём в ясную погоду разыгрывается еженощное представление:

Мириады звёзд, яркие созвездия, Млечный Путь пёстрым, разноцветным ковром расцвечивают холм неба. Этот звёздный парад ощутимо для глаз вращается вокруг неподвижной долины Земли, не изменяясь в своих очертаниях. Вдруг на «холме» появляется яркая, сверкающая Луна, разыгрывающая ежемесячный паноптикум, – возрастая и убывая, прячась за Солнце, либо гордо сияя полным своим ликом, на котором отчётливо видны какие-то неизменные изображения. Среди «неподвижных» звёзд, при внимательном наблюдении, можно выделить несколько перемещающихся «блуждающих» планет. Вот одна из звёзд «покатилась» с неба, прочерчивая яркий след, вниз, исчезая с небосвода – «холма», но их количество, тем не менее, не уменьшилось ни на одну.

В этом заключается суть образа «холмного подножья» – края неба – «холма», касающегося горизонта – «тёмной долины», который так хочется потрогать руками, дойдя до кажущегося таким близким края долины.

Приблизившись к горизонту, поэт возвёл глаза на небо и увидел, – свет путеводной планеты (Солнца) сошёл уже на плечи горные (Солнце коснулось горизонта).

Согласно «Геоцентрической системе мироздания», создание которой традиционно приписывается Клавдию Птолемею, Солнце являлось одной из планет, вращающихся вокруг неподвижной Земли.

Смоем «плесень древности» с указанного великого учёного, труды которого появились и были изданы только в XVI столетии В Пиркгеймером (1470—1530 годы). Да и как было ему появиться раньше границы ХАОСА и самого верховного Олимпийского бога Зевса-Громовержца = Дмитрия (Ильи) Донского (1350—1389 годы), изобретателя собственно письменности = кириллицы, и его внука, – апостола Андрея Первозванного = поэта Вергилия (1405—1464 годы), изобретателя латиницы на основе кириллицы [3]. Напомним – присвоение названий созвездиям, звёздам и планетам – заслуга самого бога Зевса, раньше которого простирался лишь ХАОС. Естественно, первоначальное понятие о Земле, как центре мироздания, вокруг которой всё вертится, – единственно возможное в те времена, при неразвитой ещё астрономии и математике, отразилось и в трудах Птолемея, собственное имя которого Клавдий = Хромой вряд ли возможно установить. Определённо можно указать, – труды Клавдия Птолемея на латыни могли появиться не раньше конца XV столетия по сегодняшнему счёту времени, как и сама латынь.