Марианне Яковлевне Басиной – моему неизменному соавтору в жизни и в литературной работе

В оформлении книги использованы материалы © Shutterstock/fotodom/Antalogya, а также фотографии работы Андрея Степанова

© А. М. Гордин (наследник), 2025

© А. Д. Степанов, фотографии, 2025

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука^®

От автора

От вас беру воспоминанье,

А сердце оставляю вам…

Эти пушкинские строки обрели для меня подлинную реальность, когда летом 1932 года восемнадцатилетним студентом я впервые побывал в Михайловском и Тригорском.

Не было здесь ни правильных дорожек, ни ухоженных цветников, ни многочисленных строений, ни тем более асфальта. Не было и дома поэта – из земли виднелись лишь камни фундамента, поросшие травой. Но был домик няни под сенью старого клена, была неширокая светлая Сороть, соединяющая два спокойных озера, были бескрайние дали, зеленые скаты холмов, рощи, старинные парки. Было главное – ничем не нарушенный пушкинский пейзаж. Было то удивительное ощущение подлинной встречи с Пушкиным, которое так верно передал А. В. Луначарский, побывавший здесь летом 1926 года: «…когда ходишь по запустелому парку, с такой страшной интенсивностью думаешь о нем, что кажется, нисколько не удивился бы, если бы вдруг из купы деревьев или из-за угла здания появилась бы его задумчивая фигура. Позднее, когда я уехал, мне живо представлялось, что я действительно видел его там. Конечно, приблизительно таким, каким изображен он на привычном памятнике, только без всякого величья.

Мне вспоминалось, что он вышел из густой тени на солнце, упавшее на его курчавую непокрытую голову, задумчиво опущенную, и будто он поднял голову и посмотрел на нас, людей, живущих через 100 лет, рассеянным взором…»

Это было для меня началом обретения Пушкина. Пушкина в Михайловском.

С тех давних пор строки «От вас беру воспоминанье, а сердце оставляю вам…» как бы шли со мною рядом, сопутствовали мне. Не только потому, что Михайловское и Тригорское стали для меня драгоценны и я как можно чаще старался здесь бывать. Они вошли в мою жизнь как неотъемлемая часть ее. Здесь мне довелось жить и работать, их судьба надолго стала и моей судьбой.

Огромная сила нравственного воздействия, скрытая в сочетании «Пушкин – Михайловское», которую я ощутил уже с первого знакомства, побудила меня в середине 1930-х годов начать знакомить с мало еще тогда посещаемыми заповедными местами школьников, организовать вблизи Михайловского Детскую экскурсионно-туристическую базу, просуществовавшую несколько лет и принявшую сотни групп из Ленинграда, Москвы и многих других городов.

Тогда же, ровно полвека тому назад, была написана моя первая книга о Пушкине. Она называлась, как и эта, – «Пушкин в Михайловском».

В 1939–1940 годах я занимался здесь реэкспозицией отстроенного к 100-летию гибели Пушкина дома поэта, собирая по крупицам мемориальные предметы, документы, книги, произведения искусства – все то, что вошло в экспозицию тогдашнего довоенного музея и было вскоре разграблено, уничтожено фашистами.

Довелось мне и сразу после окончания Великой Отечественной войны, в 1945–1949 годах, в качестве заместителя директора заповедника по научной части вместе с крохотным коллективом научных сотрудников вновь собирать экспонаты для нового дома-музея, налаживать экскурсионную, массовую и научную работу, составлять проектные задания для архитекторов. Шло возрождение заповедного пушкинского уголка.

Годы, проведенные в Михайловском, дали мне понимание того, чем была для Пушкина псковская деревня; что позволяло ему в самые тягостные дни заточения утверждать, будто он находится «в наилучших условиях» для окончания своего романа в стихах, а его «духовные силы достигли полного развития»; отчего именно здесь стал он «поэтом действительности» и в его поэзию впервые вошел народ, со всей бытовой повседневностью, бедами и радостями, силой духа и творческого начала, вошла история народа, позволившая ему взглядом поэта-мыслителя увидеть и прошлое, и настоящее своей страны, создать «деревенские главы» «Евгения Онегина» и трагедию «Борис Годунов»; почему в последние годы жизни так рвался Пушкин сюда, в деревенскую глушь, из враждебного Петербурга и здесь, «ближе к милому пределу», завещал похоронить себя…

Настоящая книга – некоторый итог публиковавшегося мною ранее, а также результат архивных изысканий и наблюдений последних лет.

Оставаясь научно-популярным изданием, рассчитанным на самые широкие читательские круги, она включает в себя элементы исследования. В процессе работы оказалось возможным выявить неизвестные доселе документы, уточнить отдельные факты биографии Пушкина, его предков – Ганнибалов – и лиц из деревенского окружения поэта, внести коррективы в традиционное прочтение некоторых пушкинских текстов, отрешиться от некоторых расхожих представлений «пушкинской легенды».

Последовательно хронологическое построение книги имеет целью показать возможно более конкретно и всесторонне каждую из встреч Пушкина с Михайловским на разных этапах его жизненного и творческого пути, в разной общественно-политической ситуации. Встречи эти охватывают почти всю сознательную жизнь поэта – два десятилетия, с 1817 по 1836 год.

Ганнибаловская вотчина

«Оному Аврааму Ганибалу всемилостивейше пожаловали…»

Еще в детстве слышал Пушкин немало рассказов о необычной судьбе своего прадеда – «царского арапа» Абрама Петровича Ганнибала, привезенного восьмилетним мальчиком с севера Африки на берега Невы в подарок Петру I и ставшего выдающимся русским генералом – инженером и артиллеристом, о его сыновьях. Рассказывали бабушка Мария Алексеевна, няня Арина. Рассказы эти занимали его. Многое запомнилось навсегда. Позже, будучи лицеистом, он с гордостью читал имя двоюродного деда Ивана Абрамовича – героя битв при Чесме и на полуострове Морее, строителя Херсона – на Морейской колонне в Екатерининском парке, а в годы южной ссылки слышал воспоминания старожилов о «наваринском Ганнибале». Но интерес поэта к его предкам Ганнибалам особенно возрос, когда он попал в тот уголок Псковского края, который с середины XVIII века принадлежал Абраму Петровичу, потом его детям и внукам и представлял собою «ганнибаловскую вотчину». Здесь довелось ему познакомиться с последним из оставшихся в живых к тому времени старых Ганнибалов – двоюродным дедом, генералом Петром Абрамовичем, вдовой и многочисленными детьми другого двоюродного деда, Исаака Абрамовича, найти документальные свидетельства и услышать предания о прошлом ганнибаловского рода.

После смерти Петра I, в годы частых дворцовых переворотов и быстро сменявшихся временщиков, на долю Абрама Ганнибала, или, как его звали тогда, Абрама Петрова, крестника и любимца царя, его верного помощника в делах военных и гражданских, выпало множество невзгод. Один из самых образованных и способных военных инженеров, фортификатор, артиллерист, математик, он несколько лет провел в ссылке в Сибири – сначала в Тобольске, затем на китайской границе, куда был отправлен Меншиковым официально для построения Селенгинской крепости, но фактически, по справедливому утверждению Ганнибала, «по злобе», «чтобы там уморить». Жил «в крайней нужде», подвергался арестам. Фельдмаршал Б. X. Миних помог Абраму Петровичу в конце 1730 года вырваться из Сибири и определил в Перновскую крепость в Эстляндии (город Пернов – ныне Пярну в Эстонии) «к инженерным и фортификационным делам». Там он прослужил немногим более двух лет. Затем в 1733 году «по челобитной» вышел в отставку и почти восемь лет прожил в приобретенной им деревеньке Карикула (Карьякюла) близ Ревеля (ныне Таллин) со своей второй женой Христиной-Региной фон Шёберх, с которой обвенчался в ревельской соборной церкви в 1736 году. С первой женой, Евдокией Андреевной Диопер, он расстался еще в 1731 году, прожив всего несколько месяцев. Год спустя, обвинив жену в измене и намерении отравить его, начал против нее бракоразводный процесс, окончившийся лишь в 1753 году. По-видимому, с Христиной Матвеевной Ганнибала связывала серьезная взаимная привязанность. Решение уйти в отставку можно объяснить, с одной стороны, неудовлетворенностью службой в эстляндской глуши, с другой – желанием не быть на виду, опасением возможных серьезных неприятностей, связанных с незаконной вторичной женитьбой до официального развода с первой женой.

Однако после восьми лет деревенской жизни, в январе 1741 года, Ганнибал снова определился на службу – был назначен в Ревельский гарнизон командиром артиллерии, «за долговременные беспорочные его службы» получил чин подполковника и в пожизненное владение – небольшую мызу Рагола (Рахула) Ревельского уезда (позднее она перешла в его вечное и потомственное владение). Его знания и опыт военного инженера-фортификатора и артиллериста в это время оказались весьма нужными – надвигалась новая война со Швецией, и возникла необходимость все прибалтийские крепости «в надлежащую исправность и оборону приводить в возможном поспешении».

Когда 25 ноября того же 1741 года в результате нового дворцового переворота престол заняла Елизавета Петровна, дочь Петра I, Ганнибал, по свидетельству его биографов, обратился к ней с евангельскими словами: «Помяни мя, егда приидеши во царствие свое». И Елизавета Петровна не замедлила откликнуться на эти слова воспитанника и любимца ее отца. Как и другие соратники Петра I, пострадавшие после его смерти, Ганнибал был обласкан и щедро награжден^[1].

12 января 1742 года он получил чин генерал-майора с назначением обер-комендантом Ревеля, в то время крупного русского порта и важной крепости на Балтийском море. Тогда же пожалованы ему немалые земли – Михайловская губа пригорода Воронича Псковской провинции с числящимися в ней «душами»^[2].

Указ нашему Сенату. Всемилостивейше пожаловали мы от артиллерии подполковника Аврама Петрова сына Ганибала в наши Генералы Майоры армейския, и быть ему в Ревеле Обер комендантом… Оному Авраму Ганибалу всемилостивейше пожаловали мы за ево долговременныя и верныя службы во Псковском уезде пригорода Воронича Михайловскую губу которая после кончины блаженной памяти царевны Екатерины Ивановны приписана к нашему дворцу, в которой по ведомости из нашей дворцовой конторы показано по переписи Генералитетской пятьсот шездесят девять душ со всеми к ней принадлежащими землями в вечное владение. И повелеваем нашему Сенату учинить по сему нашему указу, и о том куда подлежит послать наши указы. Елисавет. Генваря в 12 день 1742 г. в Санкт Петербурхе.

В Сенат получен того ж генваря 13 дня № 11^[3].

На следующий день, 14 января, «ис Правительствующего Сената» именной указ был направлен по назначению с предписанием «Вотчинной конторе о том ведать и чинить по оному Ея Императорского Величества указу». В Вотчинной конторе указ «получен генваря 18-го дня 1742 году»^[4]. 3 февраля Вотчинная контора предписала псковской провинциальной канцелярии передать пожалованные деревни Ганнибалу. С этого времени Абрам Петрович вступил во владение своими псковскими имениями.

Четыре года спустя, 6 февраля 1746 года, ему была выдана жалованная грамота, на больших листах пергамента, окаймленных нарядным, иллюминованным акварелью орнаментом, скрепленных собственноручной подписью императрицы^[5].

Фактически А. П. Ганнибал получил не всю Михайловскую губу (числившуюся в Вороническом, позднее Опочецком, уезде Псковской провинции, а не в Псковском уезде, как ошибочно говорится в указе и жалованной грамоте), но лишь большую часть ее, так как, кроме дворцовых, здесь находились еще помещичьи и монастырские владения. Однако крестьян досталось ему больше. По ревизской сказке 1744 года за Ганнибалом числилось в Михайловской губе 806 душ мужского пола, не считая находившихся на оброке (41 деревня, около 5 тысяч десятин земли)^[6].

Побывал ли Абрам Петрович тогда, в 1746 году, в новых своих владениях? Обычно считается, что побывал и сам на месте отдал первые распоряжения. Основанием для такого утверждения служило письмо Ганнибала от 12 октября 1746 года его старому знакомому, И. А. Черкасову, состоявшему, как и Ганнибал, в 1730-х годах членом оппозиционного кружка княгини А. П. Волконской и пострадавшему при ближайших преемниках Петра, а с воцарением Елизаветы Петровны получившему титул барона и занявшему влиятельный пост кабинет-секретаря. В своем письме Абрам Петрович, жалуясь на свою материальную нужду, просил «в той… крайней бедности помочь», содействовать в получении разрешения «на зимнее время в деревнишки… уволенному быть, где бы по новозаводившему случаю хотя бы малое поправить что мог»^[7]. Письмо это не было напечатано вместе с другими письмами Ганнибала Черкасову в издании «Письма Абрама Ганнибала» (изд. Н. Гастфрейнд. СПб., 1904), так как последний переслал его канцлеру графу А. П. Бестужеву-Рюмину, под началом которого находился в то время Абрам Петрович, выполнявший важные дипломатические поручения.

Письмо Черкасову отправлено Ганнибалом не из Ревеля, а из Штокфорса (Стокфорса) на шведской границе – с нового места службы Абрама Петровича. Биографы А. П. Ганнибала, утверждающие, что он в течение десяти лет почти безотлучно находился в Ревеле в должности обер-коменданта, и тем более те, кто полагает, что он годами проживал в своих псковских имениях, ошибаются. Числясь формально ревельским обер-комендантом, Абрам Петрович с осени 1745 года фактически занимался совсем другими, весьма ответственными делами. В Ревеле он прослужил немногим более трех лет, ревностно относясь к делу и воюя с нерадивым, мало заботившимся об интересах России местным начальством. Его абсолютная честность, добросовестность и бескомпромиссность особенно проявились в ту пору («усерден, неподкупен… не раб», по словам Пушкина). Затем его замещал вице-комендант полковник Ф. Луцевин, а Ганнибал сменил генерал-аншефа князя В. Н. Репнина на посту русского полномочного комиссара в смешанной комиссии по уточнению границы между Россией и Швецией в соответствии с мирным трактатом 1743 года. По-видимому, выбор пал именно на него, потому что он обладал необходимыми специальными знаниями, владел иностранными языками и был хорошо знаком с Прибалтийским краем. Да и канцлер Бестужев-Рюмин, зная его способности и деловые качества по совместному участию в кружке А. П. Волконской, мог на него положиться в таком серьезном государственном деле. 15 июня 1745 года Елизавета подписала «Указ нашей военной коллегии»:

Генерала маэора и ревельского обер коменданта Ганибала определить к разграничению по последнему мирному трактату с Швецией земель, и для отправления его к сей комиссии велеть ему явиться в нашей коллегии иностранных дел…^[8]

Вызванный в Петербург Абрам Петрович получил назначение. Затем последовали указы и наставления, определявшие круг обязанностей и полномочия русского комиссара, распоряжения о предоставлении ему необходимых помощников, рабочих, транспорта, инструментов и всего прочего, нужного для производства работ. После нескольких месяцев пребывания в столице Ганнибал 8 сентября выехал к месту назначения.

Работа комиссии, связанная со многими разного рода трудностями, растянулась на ряд лет, и почти все это время Абрам Петрович то находился на русско-шведской границе, о чем свидетельствуют подробные донесения, регулярно поступавшие от него в Коллегию иностранных дел, то вел переговоры со шведскими представителями в Петербурге.

Первые документы, свидетельствующие о предоставлении А. П. Ганнибалу отпуска, относятся к 1749 году.

13 июля он подал челобитную на высочайшее имя:

Всепресветлейшая державнейшая великая государыня императрица Елисавет Петровна самодержица всероссийская государыня всемилостивейшая.

Бьет челом генерал майор и кавалер Аврам Петров сын Ганибал, а в чем мое прошение тому следуют пункты.

1. Имею я ниже именованный в псковской провинции в Воронецком уезде в Михайловской губе деревни мои, и для поправления тея самые требуют меня туда необходимые нужды мои.