Глава 15

В какой-то момент дверь в спальню отворилась и вошла полная служанка, кажется, ее звали Марта.

– Завтрак для маленького господина, – произнесла она деловито, заходя в комнату.

За ней вплыла Мадлен в очередном вульгарном коричневом платье с глубоким декольте. Увидев меня рядом с Мишелем, темноволосая ведьма скорчила мину и процедила:

– А ты тоже здесь?! – И тут же обратилась к служанке: – Сюда поставь и ступай. Я сама накормлю герцога.

– Матушка, я не буду! – выпалил Мишель и уткнулся мне в грудь, обхватив ручками и как бы прячась.

– Зачем ты зажгла свечу? – спросила недовольно Мадлен, когда служанка быстро вышла. – Уже утро вообще-то! Тебя не учили экономить чужое добро?

– Забыла потушить. Свеча горела ночью, – объяснила я тут же и задула свечу. Я прекрасно знала, как дороги дрова и свечи в нашем королевстве. – Мишель боялся спать в темноте.

В этот момент Мадлен уже взяла тарелку с кашей и приблизилась к нам. От моего ответа у нее округлились глаза.

– Как спал со светом? Ты хочешь, чтобы мальчишка вырос трусливым и жалким? Он должен спать без света! Неужели господин герцог не объяснил тебе твои обязанности?

Я напряглась. Эта мерзкая дамочка, похоже, решила провалить все дело. Мишель вроде признал меня за мать. А эта со своим длинным языком. Неужели де Моранси до сих пор не рассказал ей обо мне и о том, какую роль я исполняю? Какие еще обязанности? Я вообще-то мама Мишеля.

И что это за жестокость такая? Мальчик боится спать в темноте, пусть спит с горящей свечой. Им что, свечки для него жалко? Я бы еще служанку с ним на диванчик положила, чтобы он не оставался на ночь один. Или уработались все, что за малышом присмотреть некому?

Я быстро встала.

– Мадлен, оставьте, пожалуйста, еду здесь. Я сама накормлю Мишеля.

– Да, корми, мне-то что! – вспылила она и с грохотом поставила на прикроватный столик миску.

Фыркнув и еще раз злобно оглядев нас с Мишелем, она вышла из спальни, хлопнув дверью.

Уф… какая же она мерзкая и злая. Кроме красоты, в ней нет ни одного положительного качества.

И как герцог может брать такую неприятную мадам в жены? Хотя нет. Она ему очень даже подходит. Он жестокой и холодный. Она злая и мерзкая. Отличная пара.

Когда она ушла, я даже облегченно вздохнула. Взяла в руки глубокую тарелку, в которой оказалась овсяная каша. Выглядела она вроде неплохо.

Я снова присела на кровать и сказала:

– Смотри, какая кашка, Мишель. Вкусная, наваристая.

– Не хочу! – замотал головой мальчик и уткнулся лицом в подушку. – Она гадкая!

– Почему же гадкая сразу? Давай ты попробуешь одну ложечку? Если не захочешь, не будешь есть, – уговаривала я.

Я сама поразилась всему этому. Да, зажрались эти герцоги. Каша им не по вкусу. Я бы за такую кашу в детстве все отдала. Но в аббатском приюте нас кормили тухлой морковью и серым хлебом, а у трактирщика тем, что осталось от клиентов.

Только то, что мальчик был очень болен, не давало мне в душе возмутиться его капризами. Ему надо было поесть хоть немного. Иначе сил не будет бороться с болезнью.

– Мишель, прошу, ради меня, одну ложку.

Он оторвался от подушки и долго смотрел на меня. Видимо, колебался. И все же открыл рот. Я быстро сунула ему половину ложки с кашей.

Он начал жевать и тут же судорожно сглотнул.

– Гадость! Гадость, я не буду!

– Ну какая гадость, что ты придумываешь? – возмутилась я. И, чтобы доказать, что он неправ, зачерпнула кашу ложкой и попробовала.

В следующий миг у меня сперло дыхание. А глаза округлились. Каша оказалась невозможно соленой, голимая соль, еще и перченая, горькая. Как можно было сделать кашу горькой? Да и соли немеряно. Туда что, всю солонку отправили?

Я даже закашлялась, а на моих глазах выступили слезы от перца и количества соли.

Вот почему малыш не ел кашу! Она была до жути противной! Такое невозможно есть!

Я быстро вскочила на ноги и налила воды в бокал. Подала Мишелю.

– Запей, Мишель. Она и вправду гадкая.

Мальчик с жадностью выпил воду, а я допила за ним.

В недоумении смотря на кашу, я не понимала, как могли хозяйскому сыну носить такой завтрак? Они что, нечаянно это сделали или специально? А если эта горечь была оттого, что она испортилась? Или вообще яд?

Ужас просто. Но зачем кому-то травить сына герцога? Мысли в голове смешались.

– Мишель, я на кухню, – сказала я быстро. – Сама приготовлю тебе что-нибудь вкусное. Что ты любишь?

– Не знаю, матушка, ничего не люблю.

– Скажи, Мишель, а тебе всегда приносят такую гадкую кашу?

– Да. Еще суп, в нем плавает что-то черное.

– Что?

– Я не вру, матушка. Он тоже гадкий.

Да что же это такое? Сына герцога кормят не понять чем, а никому и дела нет? Они что, тут все с ума походили? Интересно, де Моранси об этом знает?

– Мишель, подожди меня. Я постараюсь побыстрее!

Вся в возмущении, я схватила тарелку с кашей и вылетела из спальни мальчика. Устремилась вниз.

Конечно, первой мыслью было рассказать все герцогу. Но подумала, может, я ошибаюсь? И кухарка действительно случайно испортила солью кашу. Но что-то подсказывало мне, что это произошло не просто так.

Войдя в кухню, я опять застала всю честную компанию за столом, как и накануне вечером. Отсутствовал только второй слуга мужчина, и Мадлен слава Богу на кухне тоже не было. Полная кухарка, заметив меня, тут же угодливо предложила:

– А, госпожа Орси! Садитесь завтракать с нами. Или подать вам в вашу комнату?

– Барбара, эту кашу невозможно есть, – заявила я, ставя миску на стол. – Она пересоленная и горькая.

– Не может того быть! – округлила кухарка глаза. – Мы эту же кашу едим сейчас.

– Может. Попробуй, – сказала я и, видя, как Барбара попробовала кашу и вся скривилась, добавила: – Прошу, дай мне другую еду для завтрака господина Мишеля. Кашу он точно есть уже не будет.

– Какую другую? – возмутилась кухарка. – Нет у меня ничего другого, кроме каши. И готовить другие завтраки нет времени. Я обед готовлю.

– Барбара, ты хочешь сказать, что господин герцог ест на завтрак кашу?

– Он вообще не завтракает. Пьет только крепкий кофе по утрам и всё.

Я нахмурилась. Думая, что все же кухарка случайно пересолила кашу, ведь она тоже была удивлена, что каша несъедобна.

– Хорошо, я сама приготовлю, – твердо заявила я. – Мне нужны мука, яйцо и молоко.

– Еще чего выдумали?! – возмутилась та.

Видя недовольство, написанное на лице Барбары, я обратилась к маленькой служанке:

– Эжени, покажи мне, где что лежит. Не будем отвлекать Барбару от дел. Ей надо обед готовить.

Девушка с радостью согласилась и помогла мне найти не только нужные продукты, но и чугунную сковороду. Кухарка исподлобья наблюдала за нами и явно думала, что я не в себе, но не мешала.

Надев фартук, я быстро принялась за работу. Зная, как побыстрее сделать такое блюдо, которое точно понравится мальчику. Все же четыре года работы у трактирщика не прошли даром. Я умела довольно хорошо готовить, постоянно помогала кухарке на трактирной кухне.

Глава 16

Вернулась я в спальню Мишеля спустя час. С вкусными блинами и джемом, тарелками и приборами.

– Мишель, сейчас попробуешь блины, ты ел их когда-нибудь? – спросила я с порога. – Это точно вкуснее каши.

На удивление, мальчик кивнул, и я, поставив поднос на кровать перед ним, отрезала кусочек теплого блина и поднесла к его рту на вилке. Нахмурившись, Мишель начал жевать блин, и уже через миг закивал:

– Мне нравится, матушка.

– Прекрасно! – воскликнула я, снова отрезая кусочек и обмакивая его в джем, который до того попробовала на предмет горечи и соли.

Сейчас меня утешал тот факт, что после пробы пересоленой гадкой каши у меня не заболел живот и не стало дурно, как и Мишелю. Значит, яда там не было.

В этот момент в спальню пришла Эжени с другим подносом в руках.

– Барбара велела принести еще это, мадемуазель, – заявила девушка и подошла к нам.

На ее подносе красовались чашки, пузатый чайничек, сахарница и сметана.

– Еще кусочек блина, Мишель? – спросила я

– Да, матушка, ещё. Так вкусно, – закивал он, открывая рот.

– Может, попробуешь есть сам?

Все же мальчику надо было двигаться, не дело постоянно лежать, словно он инвалид какой-то. Я видела, что он вполне нормально передвигал руками и туловищем. И если бы у него действительно что-то болело, он бы уже заплакал.

– Да, я сам, – согласился Мишель.

Я поставила поднос на ножках. Он взял вилку. И начал тыкать в блин вилкой. У него плохо получалось, а когда он взялся за нож, тот и вовсе упал на кровать. Мишель расстроился и испуганно взглянул на меня. Неужели подумал, что я буду ругать? Но сейчас уроки по этикету были не к месту. Потому я улыбнулась и, свернув его блин в трубочку, предложила:

– Мишель, можешь есть блины руками. И макай в джем или сметанку, так вкуснее будет.

Он тут же отложил вилку и начал есть, как я сказала. Жадно засовывая в рот блинчик.

– Эжени, тоже попробуй, – предложила я маленькой служанке другой блинок, так же свернув его в трубочку и протягивая ей.

– Какие вкусные блины! – воскликнула Эжени, прожевав первый кусок. – Барбара лопнет от злости, если узнает, что вы готовите лучше нее, Дарёна. Она этого не любит.

– Тогда ты не рассказывай ей об этом, пожалуйста, – попросила я, еще врага в лице кухарки мне не хватало.

– Ладно, это будет для нее сюрпризом.

Эжени звонко рассмеялась, и я вместе с ней. Мишель тоже заулыбался, кусая очередной блин и уже макая его в сметану.

– Вот ты где! – неожиданно раздался грозный мужской голос. На пороге спальни застыла высокая фигура герцога де Моранси. Его мрачный взор вперился в меня. – Уже битый час ищу тебя по замку. Разве дворецкий не велел тебе прийти ко мне в кабинет?

Он медленно прошел в комнату, как и вчера, тяжело опираясь на трость. Темным взглядом окинул Эжени, сына и снова меня.

– Простите, но я не видела Франсуа, – ответила я, ставя свою тарелку на поднос и вытирая руки о тканевую салфетку.

Я встала, обернулась к герцогу.

– Батюшка, это же мама! – воскликнула вдруг Мишель. – Ты разве не видишь? Она вернулась.

– Вижу, – мрачно заявил де Моранси. – Мишель, лекарь велел тебе лежать в тишине, а ты болтаешь со слугами. Ты хочешь, чтобы тебе стало хуже?

– Но у меня ничего не болит сегодня, батюшка, – ответил мальчик.

– Тогда ты можешь встать с постели? – задал вопрос герцог.

– Нет, – замотал головой малыш и, быстро отодвинув поднос с едой, снова улегся на кровать.

Я смотрела на это все и ничего не понимала. Только что Мишель был такой веселый, довольный. У него радостно горели глаза, и он даже улыбался. А едва отец вошел в комнату, то он тут же снова стал болезненным и несчастным.

– Так-то лучше, – кивнул де Моранси и приказал: – Эжени, убери здесь все. Открой занавесь и растопи камин, тут сыро.

– Слушаюсь, мессир, – присела служанка в поклоне.

– А ты, пойдем со мной, – недовольно бросил герцог в мою сторону.

Он направился к двери, тяжело опираясь на трость. Но его спина оставалась прямой, а осанка величавой. Я улыбнулась Мишелю и шепнула ему:

– Не скучай, я скоро приду.

Я вышла за дверь, прикрыв створку.

И тут же некая сила дернула меня и придавила к стене. Жесткая рука герцога стиснула мое плечо, удерживая, а мужчина навис надо мной. Я даже испуганно вскрикнула.

– Ты испытываешь мое терпение, девчонка! – процедил герцог мне в лицо, опаляя горячим дыханием.

Его рука неумолимо давила на мое плечо. Может, он и болен, но силищи у него было немеряно. Я захлопала глазами, видя его гнев, которого минуту назад не было. В комнате Мишеля он даже голоса не повысил, видимо, боялся, что сын испугается его рычания. Потому и выволок меня в коридор, чтобы высказать свое недовольство здесь. Все же какая выдержка у этого магистра. В комнате я даже не заметила, что он взбешен.

Но я не понимала, отчего он гневается.

– Я? Почему?

– Я велел тебе подобрать одежду! А ты где шатаешься? Так и разгуливаешь в этом рванье?

– Я кормила вашего сына, он не хотел есть кашу, – ответила я. – Разве это не повод повременить с этими платьями?

Ему явно пришелся не по душе мой дерзкий ответ, так как взор де Моранси стал угрожающим.

– Мне не нравится, что ты не исполняешь то, что тебе велено, рабыня! – возмущенно произнес он в ответ.

Я поджала губы. Конечно, как не унизить меня, это же святое дело. Указать на мое невыносимое, подневольное положение в этом доме.