– Можно к тебе? – Марат с облегчением ощутил, как дверь закрылась за его спиной, и холод перестал вползать в помещение. – Сегодня суббота, и ты один?

– Сегодня суббота, и я один. – Даниель повернулся, подошел к стулу, сел на него, подложив одну ногу под себя, и стал раскачиваться. В его плавных движениях была какая-то кошачья грация. – Чего тебе надо?

Говорил он обычным язвительным тоном, с насмешкой, казалось, ничем не вызванной, он говорил так всегда, он насмехался постоянно, и Марат знал, что над собой. Вообще Марат неплохо понимал Даниеля, гораздо лучше, чем мог ожидать этот последний, слишком поглощенный крушением собственных надежд, чтобы обращать внимание на кого бы то ни было.

– Поговорить с тобой хочу. – Марат поморщился, оглядев Даниеля. – Ты что, пьян?

Даниель поднял руку и зачем-то внимательно поглядел на свою ладонь. На пальце тускло блеснуло кольцо из белого металла.

– Нет еще. Но напьюсь, пожалуй. Вот скажи мне, Марат, что бы ты делал, не окажись меня на месте?

– Ничего. Вернулся бы обратно.

– У грузового телепорта период торможения пятьдесят шесть минут, – сообщил Даниель. – Тебе бы пришлось час болтаться здесь в твоей куртке. Так и околеть недолго.

– Знаю, – сказал Марат, хотя на самом деле он забыл об этой особенности местного телепорта. Он почти никогда не бывал здесь.

– Так о чем говорить будем? – все тем же нарочито ёрническим тоном осведомился Даниель. – О вреде пьянства?

– Меня не посылала ни твоя мать, ни Инга, – спокойно сказал Марат. Он был готов к реакции на его появление. – Но я могу уйти, Данил…

– Оставайся, раз пришёл. – Даниель поднял брови и пожал одним плечом.

Марат огляделся по сторонам. Здесь мало что изменилось со времени его последнего посещения.

Жилой корпус состоял из полутора десятков спален, столовой, каких-то служебных помещений и вот этой самой комнаты, не то прихожей, не то гостиной. Здесь было пыльно и неуютно. На столе и под столом лежали куски проволоки, тряпки, гвозди, обломки пластмассы и прочий хлам. Под ногами, тихо жужжа, крутился маленький аппарат, похожий на игрушечный танк, и собирал с пола мелкие металлические детали.

– Катись отсюда, – Даниель дал ему пинка.

Танк покорно пополз к стене.

– Бестолковая тварь, – заметил хозяин, проводив его взглядом. – Сделал его, чтобы он винтики подбирал и приносил по мере надобности. А он постоянно путается на дороге.

В голосе его зазвучали примирительные нотки, и Марат понял, что Даниель, по крайней мере, не выставит его с порога. И на том спасибо.

– А почему у тебя валяются винтики, а не в коробке лежат?

– Сам не знаю. – Даниель покачал головой. – Соберешь всё с пола, а через три дня смотришь – их там такая прорва!

Он легко поднялся.

– Пошли ко мне, там и поговорим.

Беспорядок у него был еще хуже, чем в прихожей. В комнате стояли две узкие кровати, письменный стол, старое кресло, и пара стульев. Везде валялось множество предметов неизвестного Марату назначения.

Даниель снял с кресла кипу бумаг и небрежно кинул их под стол.

– Садись.

Марат сел. Кресло оказалось неожиданно удобным. Прямо напротив, на стене, висел предмет, которого раньше здесь не было – старинная гравюра, изображавшая штурм средневековой крепости.

Марат закинул ногу на ногу и оперся подбородком на сжатый кулак.

– Комнату решил украсить? – поинтересовался он. – Это на тебя непохоже.

– Чего? А, это… – Даниель рылся в столе. – Да чтоб хоть глаз было на чем остановить… Дуреешь от этих стен. И ото льда тоже.

Он достал два стакана.

– За встречу выпьешь?

– Закуску найди, – попросил Марат.

– Зачем? И так пойдет.

Марат вздохнул.

– Дань, я не ел со вчерашнего утра.

– А-а, – протянул Даниель, – так бы и говорил.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся, принеся хлеб, холодное мясо, сыр и несколько вяленых рыбок. Марат взглянул на еду и почувствовал, как в голове шумит от голода.

Забулькала прозрачная жидкость, перетекая из бутылки в стаканы.

Даниель действительно жил почти в полной изоляции. Хотя персонал станции и состоял из десяти-двенадцати человек, он почти не контактировал с коллегами по вопросам, не касающимся работы. Даже в выходные он не оставлял ледяной материк, предложив себя в бессменные дежурные. С родными и знакомыми Даниель тоже не поддерживал отношений.

Но служителей Логоса он недолюбливал, и история Марата вызвала в нем живейшее сочувствие.

– Ну и попал ты, – вздохнул Даниель, и вечная насмешка исчезла из его голоса. – Не представляю, как тебе теперь выпутываться. Выпьем, что ли?

Он снова наполнил стаканы.

– Да это не все, – сказал Марат. – Это только начало.

– Что еще?

– Тебе знакомо имя Григорий Штоколов?

Даниель удивился.

– Да, знакомо. А что?

– Кто это?

– Насколько я слышал, – Даниель отставил стакан, не донеся его до губ, – непосредственно на Тарцини работали специалисты в разных областях, которых он везде собирал. Их тогда называли профессорами. Вот Штоколов – один из них. Я немного о нём знаю, но вроде бы он был связан с разработкой и повсеместным внедрением телепортов. Почему ты о нем спрашиваешь? Он, должно быть, давно умер.

Марат нарочито медленно отрезал еще один ломоть мяса и положил его на хлеб. Подобного ответа он и ждал.

– Он жив.

– Да брось ты… – Даниель с сомнением помотал головой. – Сколько ж ему лет?

– Не знаю. Много.

Даниель потёр рукой висок.

– Где ты видел его? – медленно спросил он.

Марат запнулся.

– Я расскажу. Но обещай, что будешь молчать.

– Все так серьёзно? – Тёмные брови удивленно взметнулись вверх и сразу опустились.

– Да.

Даниель с интересом посмотрел на Марата.

– Ладно, обещаю. Да и не с кем мне говорить.

Марат еще секунду помолчал и начал говорить. Он рассказал обо всем, забыв упомянуть только про цветок, принесенный из долины.

Даниель не перебивал. Черты его лица затвердели, словно окаменели. Он весь подался вперед и замер. Между бровями пролегла резкая складка. Услышанное явно потрясло его.

Наконец он шевельнулся, сделал неосторожное движение и сбил стакан. Стакан опрокинулся, не разбился, но прозрачная жидкость вытекла на стол, образовав неправильной формы лужицу. Аромат алкогольных паров дошел до Марата, и он вдохнул, неожиданно испытав почти физическое наслаждение от мысли, что под рукой у него надёжное, веками испытанное средство для утешения и забвения.

– О, Логос… – прошептал Даниель. – Ты понимаешь, что ты говоришь, Марат?

– Да, – хмуро сказал Марат. – Поэтому я и пришел к тебе.

– О, Логос… – повторил Даниель, резко поднялся со стула и подошел к окну. За окном лежала ледяная пустыня, покрытая сумраком. – Мне было бы легче поверить, что ты сошёл с ума.

– Да и мне тоже.

– Обитель Разума открыта. – Даниель повернулся к окну спиной и сел на подоконник, закинув одну ногу на колено другой. Его тёмные глаза дико сверкнули в неярком свете лампы. – Я не представляю, что с этим делать, Марат. Ты можешь вообразить, сколько там всего?

– Чего?

– Там все разработки, поддерживаемые Тарцини. Может быть, там указания на то, как он планировал развиваться дальше, и планировал ли вообще. Да это сокровищница, понимаешь?

– Отшельники, – сказал Марат.

Вспышка энтузиазма, осветившая лицо Даниеля, погасла. Он кивнул и, опустив голову, так и не поднял её обратно, уставившись в пол.

– Да, – глухо пробормотал он, – отшельники…

Марат взял со стола стакан. Даниель вернулся к столу и кинул на лужицу водки обрывки исчерканной бумаги. Бумага быстро пропиталась влагой.

– Марат.

– Да.

– Дай мне номер телепорта.

Впервые в жизни Марат услышал в голосе Даниеля просительные нотки.

– Да пожалуйста. – Он усмехнулся. – Только не записывай. Запомнишь?

– Запомню.

Марат назвал комбинацию символов и сделал глоток. Огненная жидкость обожгла горло.

– Если сунешься туда, будь поосторожней, – предупредил он. – Может, там и в самом деле опасно, не знаю. Я не заметил.

– А старик твой? – спросил Даниель, садясь на стул. – Он действительно там живет? И сквозь стены ходит?

– Не знаю я, Дань. Я сейчас уже думаю, может, мне померещилось.

Даниель исподлобья взглянул на Марата.

– Чудно как-то все. Знаешь, что мне в голову пришло?

– Нет, конечно.

– Может, сам Штоколов и является злым духом этого места?

Марат нахмурился, вникая в слова собеседника. Думалось плохо. По телу распространилось тепло, добравшись уже до самых кончиков пальцев, гравюра на противоположной стене подрагивала под его взглядом.

– Неужели ты хочешь сказать, что все эти убийства в долине – его проделки?

– А почему нет? – Даниель облизнул губы. – Он был очень близок к Тарцини и принимал непосредственное участие в строительстве Обители. Он был осведомлен о замыслах Тарцини настолько, насколько это вообще возможно. И вот сейчас приходишь ты, и говоришь, что он живет в этом заколдованном месте. И что тут можно подумать?

– Не верится что-то… – пробормотал Марат. – Не стал бы он этого делать.

– Ну откуда ты знаешь? Заметь – с тобой-то ничего не случилось…

– Я заметил, – сказал Марат, не скрывая иронии. – И о чем это говорит?

– Стосковался наверно по людям. Представь, Штоколов уже много лет ни одного человеческого лица не видел. Он так всех запугал, что туда не суётся никто. А человек нуждается в обществе себе подобных.

Марат изумленно присвистнул.

– От тебя ли я это слышу, Дань?

Даниель хмуро взглянул на него.

– Не об этом сейчас речь. Если бы эти пресловутые защитные системы действовали независимо от чьей-то воли, реагируя на каждого, кто приближается к Обители – тебя бы сейчас здесь не было.

Марат рассмеялся. Он сильно захмелел, и сейчас всё представлялось ему не имеющим особого значения и довольно забавным.

– Может, никаких систем вообще нет, а? – спросил он сквозь смех.

– Перестань, Марат! – зло крикнул Даниель.

Марат глядел вниз. Серый пол стал серою водою и неторопливо потек куда-то вбок. По поверхности пробегала мелкая рябь.

Полярник облокотился на стол, и некоторое время оба молчали. В комнате был полумрак. За окном горел фонарь, освещая ровную площадку между ледяными глыбами. Выхваченные из темноты, эти громадины казались диковинными храмами языческих богов. Сверху сыпались и сыпались бесконечные, хрупкие и твердые снежинки, похожие на мелкие звезды. Все они были разные, и все одинаковые.

– Я рад, что ты пришёл, – тихо сказал Даниель.

– Что? – Марат поднял голову.

– Говорю, я рад тебя видеть. – Он вздохнул. – Я измотался, Марат. Эта станция – единственное место, где я могу жить, только здесь жить тоже нельзя. Да и работа здесь сворачивается…

– Как сворачивается? – изумился Марат. – Совсем?

– Ну не совсем. Количество сотрудников сокращают по распоряжению Тредецима. Я-то останусь, конечно. Мне идти некуда.

Марат покачал головой. Таким подавленным он Даниеля никогда не видел.

– Брось ты это все. Возвращайся домой.

– Домой… – задумчиво повторил Даниель, глядя в пространство. – Да нет. Это болото, эта покорность, полная бездумность какая-то – нет, не тянет меня туда. Не могу. Место мне на Острове, не иначе…

– А мать? – спросил Марат.

– Мать мне жалко. Да не будет ей радости, если я вернусь.

– Я Ингу видел недавно, – небрежно заметил Марат.

– Ну и что? – равнодушно спросил Даниель.

– Она тебя еще ждет.

Марат произнес эти слова и только после этого сообразил, что, сам того не желая, выполнил-таки обещание, данное Герману. Экое диво…

– Это после всего что было? – хмыкнул Даниель. – Ну дура, что с неё взять…

– Зря ты так.

– Да я помню, ты всегда ей сочувствовал. Ну и утешал бы. – Он снова цинично усмехнулся. – Знаешь, а я рад, что ребенка не было. Сволочь я, да?

– Сволочь, – согласился Марат.

– Ну и вали отсюда, – резко бросил Даниель.

Марат поднялся. Пол качнулся под ногами. Молодой человек взял со спинки кресла куртку, надел ее, с трудом попадая в рукава, и шагнул к двери.

Раздался звон разбитого стекла, стакан все-таки упал на пол. Марат оглянулся. Даниель смотрел на него в упор.

– Куда ты?

– Ну так сам же сказал, вали…

– Подожди. – Полярник встал и подошел ближе, но отвел взгляд. – Прости меня, Марат. Останься.

Повинуясь внезапному порыву, Марат шагнул вперед и обнял его за плечи.

– Ты, Дань, сам на себя не похож…

– Вот только не надо меня жалеть. – Даниель отстранился. – Себя лучше пожалей. Давай-ка спать. Поздно.

Он вернулся к столу, взял с него коробок, чиркнул спичкой, и поджёг окурки в пепельнице. Крошечный костер не желал разгораться, словно в лесу в сырую погоду, импровизированные маленькие дрова тлели и тухли.

– Проклятье! – Даниель зажег вторую спичку.

– Прекрати, – устало сказал Марат, – пожар устроишь.

***

Без сна он лежал на узкой кровати и видел сквозь сомкнутые веки, как падают мириады снежинок. Мысли его занимала Обитель Разума. Он забыл о Даниеле и его бесконечных душевных терзаниях, забыл и о собственных бедах. Обитель властно вторглась в его разум и заворожила его. Она была тайной и разгадкой.

Сейчас предположение Даниеля, что старик Штоколов и является причиной гибели охотников за сокровищами Обители, не казалось ему таким уж неправдоподобным, но это не отпугивало его. Скорее наоборот, Марат ощутил прилив гордости от мысли, что, пусть волею случая, оказался столь удачлив там, где десятки людей до него потерпели крах. Он чувствовал себя избранным.

Сон все не шел к нему.

Его стало знобить, не то от холода, не то от нервного возбуждения. Марат поднялся взять второе одеяло, но до шкафа не дошел. Бешено закружилась голова, и его зашатало. Он почти упал назад и ухватился за спинку кровати, унимая головокружение. В неярком свете уличного фонаря было видно, как вещи в комнате встают на свои места медленно и нехотя, так и норовя снова заплясать, и каждый их скачок сопровождался дикой болью в висках.

“Не надо было столько пить”, – запоздало подумал он, стискивая голову ладонями.

На стене звякнули часы – два ночи. Марат медленно лег. Его трясло. Головокружение прошло, но боль только усилилась. Он стиснул зубы, сдерживая стон. Сердце колотилось в грудной клетке, точно птица о стекло, било по ребрам и под левую лопатку. Мутило, голова раскалывалась. Страшно хотелось пить.

– Даниель, – глухо позвал он.

Ответа не было.

– Дань, мне плохо…

Спящий не просыпался. Сил подняться не было, да и звать тоже. Часы пробили половину третьего, потом три. Лучше Марату не становилось. А снег все сыпался сверху, из темноты, он не видел его, но знал об этом, снег падал, засыпая тропинку к кабине телепорта и сам ангар, где стояла кабина, падал, отрезая станцию от внешнего мира. Это пугало Марата. Он пытался встать, но от малейшего движения боль становилась совершенно нестерпимой. Сперва эта беспомощность приводила его в отчаяние, потом стало все равно. Снег летал прямо в комнате.

В минуту просветления Марат понял, что это ему мерещится. Часы вякнули что-то насчет половины четвертого. По потолку и стенам бродили неясные тени.

“Пить хочется… – отстранённо подумал он, почти теряя сознание от боли. – Разбудить бы Даниеля, всё-таки…”

Это была последняя мысль, которую удалось запомнить. Он отключился.

***

Утро следующего дня было таким же тёмным, как и любое другое время суток. Марат сел на кровати. Голова слегка кружилась, как, впрочем, и следовало ожидать. В ванной шумела вода.

Через пару минут вошел Даниель, гладко выбритый, босиком и без рубашки. Марат вздрогнул.

– Не холодно тебе?

– Я привык, – рассеянно ответил Даниель, начиная сворачивать своё одеяло. – Что у тебя с рукой?

Марат опустил глаза. На тыльной стороне левой ладони, там, куда капнул сок из цветочного стебля, был глубокий ожог. Пузырь уже лопнул, из раны сочилась сукровица. Шевелить пальцами было больно.

– Обжёг, наверно, – неуверенно пробормотал Марат, разглядывая руку и вспоминая события вчерашнего дня. Впервые ему пришло в голову, что причиной плохого самочувствия ночью могла быть вовсе не пьянка.

– Где тебя угораздило? – поинтересовался Даниель. – Вчера-то не было этого.

И добавил, окончательно подкрепив подозрения Марата:

– Водка хорошая, похмелья нет. Надо бы еще достать такой.

Марат помолчал и рассказал эпизод с цветком.

Даниель потёр рукой подбородок.

– Интересная жизнь у тебя стала, Марат. Мне прямо завидно.

– Не знаю, – хмуро сказал Марат. – Мне что-то не очень нравится.

– Не обижайся, – проговорил полярник с удивительной для него мягкостью. – Эти растения ядовиты, никаких сомнений в этом нет. Говоришь, принес один?

– Да. Дома на столе лежит.

– Поехали смотреть.

– Ты ж не хотел в тех краях появляться…

– Надеюсь, мы никого не встретим, – ответил Даниель. – Я хотел бы взглянуть на это.

Цветок действительно был на столе, где и оставил его Марат. Точнее, не сам цветок, а то, что от него осталось. За время отсутствия Марата с ним случилась странная вещь.

Растение обуглилось, словно оно было бумажным и его бросили на угли потухающего костра. Оно лежало там, куда его положили, имело вид цветка, но было абсолютно чёрным. При этом ни сам стол, ни лежащие на нем предметы не пострадали от пламени, которое сожгло маленький анчар.

Даниель осторожно протянул руку, дотронулся до тонкого, словно паутина, лепестка, и цветок немедленно рассыпался в пепел.

***

Штоколов

Прошла неделя.

– Он мне не нравится, – вдруг сварливо заявил Аристотель.

Марат в полудреме лежал на диване. Мысли его были далеко, и это неожиданное заявление привело его в недоумение.

– Кто?

– Твой приятель. Любитель льдов.

– Даниель, что ли?

– Ну да.

Марат подавил смешок. У этого странного существа, которое жило рядом с ним, полузверя, полуробота, были вполне человеческие амбиции.

– Понимаю, он относится к тебе без должного уважения…

– Если бы я еще был обычным котом… – ворчал Аристотель. – Я мог бы простить дёрганье за хвост. Но он, к тому же, считает меня невеждой. Да в моей голове содержится столько информации, сколько вам всем, вместе взятым, и не снилось…

– Вот только ты ей пользоваться не умеешь, – невинно заметил Марат и с удовольствием стал ждать взрыва негодования, который немедленно и последовал.

Кот издал возмущённое шипение.

Даниель был единственным человеком, знающим, что представляет собой Аристотель. Впрочем, он не считал зверька мыслящим существом и не скрывал этого, что неимоверно бесило кота.

– Он обозвал меня “безмозглый мохнатый ходячий справочник”! – завопил Аристотель, выгнув спину.

– А это не так? – спросил Марат и сел на диване.

– Мя-а-а-у! Мя-а-а-у! Мяу!

– Это не аргумент.

– Ты же знаешь, какой я умный, – заявил кот, неожиданно успокоившись.

В ту самую секунду, когда Марат придумывал язвительный ответ, раздался негромкий стук.

Сердце ёкнуло. Молодой человек встал, не отрывая взгляда от двери, словно желая таким способом узнать, кто стоит за нею.

– Кто это? – тихо пробормотал он.

Кот молча моргнул.

– Надеюсь, нас не было слышно, – прошипел Марат и пошел открывать. Он был настолько уверен, что встретит на пороге Бернгарда, что изборождённое морщинами хмурое лицо Штоколова показалось ему самым прекрасным из всего, что когда-либо доводилось видеть.

– Ты держишь кота? – поинтересовался старик после краткого приветствия.

– Да, а что?

Аристотель прыгнул на стул и свернулся в клубок. С минуту Штоколов испытующе смотрел на него, словно забыв о цели своего прихода.

– Не люблю кошек, – заметил он.

Марат пожал плечами.

– Дело вкуса.

Он с трудом удержал улыбку, представив, как оскорблённый в лучших чувствах Аристотель вопит: “Я не кошка!”, но тот, разумеется, промолчал. Ну потом скажет.

– Мне показалось, я слышал голос.

– У соседей, наверно, – равнодушно сказал Марат.

– Может быть. – Старик прошелся по комнате, осматриваясь. – Скромно живешь.

– Как все.

В горле пересохло. Марат понимал, что эти незначащие короткие фразы являются лишь прелюдией, что сейчас старик предложит ему выбор, может быть, самый важный выбор в его жизни. Впрочем, он уже знал, что выберет, и волновался не потому, что его мучили сомнения, а потому что грядущий путь, тёмный, ненадежный и скользкий, страшил его.