Цитаты из книг автора «архимандрит Савва (Мажуко)»

Если добрых христианок я могу вспомнить немало, то веселых среди них не так уж и много. Что значит – веселых? Жизнерадостных! Не только христианок, но и христиан, которым бы нравилось жить. Жизнерадостный – человек, радующийся жизни, счастливый оттого, что он – жив, существует, дышит, ходит, просто – есть. Это ведь такое естественное и, пожалуй, самое нормальное из чувств. Быть живым – очень хорошо! Живому – все хорошо!

смиренномудрия, потому что не просил и не принуждал себя к тому; не имеет любви ко всем, потому что, прося молитвы, о сем не позаботился и не показал усилия»[1]. Вот откуда грусть – оказывается, можно даже молиться крепко и пламенно и оставаться злодеем. Это никуда не годится. Так я стану спортсменом в религии, могу даже выступать в состязании с буддистом – кто кого перемолит и перепостит, – только что же во мне от Христа? Узнает ли Он во мне Своего сына и труженика, если я, увлекшись аскезой, совсем позабыл о доброте и любви к людям? И тут неожиданно: тогда каков смысл молитвы? Не следует ли нам все свое внимание сосредоточить на коррекции мыслей и поступков, чтобы стать добрыми, – это и будет духовным упражнением? А вы пробовали не молиться? Попробуйте. Хотя бы для того, чтобы на всю жизнь запомнить, как черствеет, высыхает без молитвы душа и сколько труда потом требуется, чтобы оживить ее. Без молитвы наши усилия о доброте превратятся в дешевый психотренинг, который все же не приведет ни к чему, потому что добро без молитвенного усилия всегда превращается в лицемерие. А как же пост? Не лишний ли он в таком случае? Молитвы просит не только душа, но и тело, оно тоже высыхает без молитвенного освящения, но приобщиться молитве тело не может без самоограничения. Нельзя тело оставить без молитвы. Это будет уж совсем жестоко.

оригинальный навык, сродни трюкам мнемонистов и фокусников. Однако даже если цель поста и молитвы не утеряна, все же следует помнить, что доброте надо учиться и понуждать себя не только к посту и молитве, но и к милосердию, нежности, приветливости. Мы смиряем себя в молитве и ограничиваем в телесных утешениях, чтобы, вырвавшись из пут собственных ощущений, разглядеть рядом с собой живых и уязвимых людей, тоскующих по доброму слову, искренней улыбке или сочувствию. Евангелие, говоря о принуждении, имеет в виду не только молитвенное или постническое принуждение. Гораздо важнее принуждение к доброте, следует заставлять себя быть приветливым, отзывчивым, внимательным и предупредительным, неустанно работать над этим, постараться стать – пусть вас не испугает эта фраза – профессиональным в доброте и этот благородный профессионализм постоянно поддерживать. Добродетели не приходят даже по молитвенному прошению, над ними следует долго и кропотливо трудиться, и, главное, не бояться этого труда. И потому так странно и отрадно читать у преподобного Макария Египетского, известного молитвенника и постника: «Если кто, не имея молитвы, принуждает себя к одной только молитве, чтобы иметь ему молитвенную благодать, но не принуждает себя к кротости, к смиренномудрию, к любви, к исполнению прочих заповедей Господних, и не заботится, не прилагает труда и усилия преуспеть в них; то, по мере его произволения и свободной воли, согласно с прошением его, дается ему иногда отчасти благодать молитвенная, но по нравам остается он таким же, каким был и прежде. Не имеет он кротости, потому что не взыскал труда и не приуготовил себя соделаться кротким; не имеет

Мой педагог по вокалу часто повторял: «Самое опасное для голоса – не петь». Если ты в чем-то преуспел, тебе обязательно нужно поддерживать форму. Этот принцип распространяется и на спортсменов, и на музыкантов, на переводчиков и даже политиков. Мы вынуждены постоянно сопротивляться инерции мышц, слов, эмоций. Хороший пианист каждый день напоминает своим пальцам, кто у них хозяин, не дает им расслабиться, потому что очень легко потерять нужный навык и однажды потерпеть неудачу в схватке с инструментом. Как люди верующие, мы тоже нуждаемся в поддержании формы. Если угодно, молитва требует профессионализма, который немыслим без постоянства и принуждения, без следования заданному ритму. Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. и: 12). Однако всегда следует напоминать, что молитва и пост – средства, а не цель. Они должны способствовать человеку в стяжании Святого Духа Божия, Духа любви и доброты, потому что своими силами мы никогда не сможем быть подлинно добрыми и любящими. Если эта цель выпадает из горизонта подвижника, все подвижничество превращается в абсурдную разновидность спорта: пост ради поста, молитва ради вычитки, когда вся радость поста заключается в эмоциональном комфорте – я все сделал как положено. Достижениями в посте может похвалиться спортсмен, но не христианин. Можно даже освоить технологию сердечной молитвы – здесь тоже есть своя техника, но без обновления сердца, без стяжания милосердия и любви, без доброты это будет всего лишь

Есть сознательные обидчики. Но большинство людей обижают других не из злобности, а потому что им очень плохо. Единственный способ поделиться своей болью – обидеть другого. Несчастные люди! Их никто не научил состраданию! Сострадать – это не только сочувствовать больному, но еще и уметь делиться своей болью с другими так, чтобы никого не «оцарапать». Поэтому не торопитесь обижаться! Обида – ранение, кровоточащая рана. Если у вас здоровый организм, рана заживет быстро, а боль забудется. Но вдруг вы диабетик или больны гемофилией, тогда даже маленькая царапина может стать настоящим бедствием. Невозможно прожить жизнь и ни разу не оцарапаться. Жить – больно, и это нормально, это естественно. Если ничего не болит… может, ты умер?

Как ни странно, путь к прощению пролегает через поле честности. Не надо пускать благочестивый туман «спасительных» слов. Если вам сделали гадость, тем более умышленно, правильно назовите этот поступок. И это поможет вам простить. – Простить окончательно? До конца? – Все зависит от того, что вы имеете в виду. Почему я советую научиться правильно обижаться? Потому что в это искусство включается и навык борьбы со стереотипами примирения, которые только мешают помириться. У каждого есть представление о том, как выглядит идеальное прощение. Например, он, окровавленный и в струпьях, потеряв один глаз и все свои квартиры, все осознав, падает на колени, вы плачете, целуете его в беззубый рот, а потом, забыв все, весело скачете по лужайкам, крепко ухватившись за руки. Так не бывает. Потому что не все процессы обратимы. Есть вещь, которую у нас в Гомеле называют метафизической не о т мен им о с т ъ ю поступка. Любят у нас в Гомеле давать причудливые имена простым идеям. Суть в том, что, если человек сделал подлость, этот поступок можно загладить, искупить, вымолить, но его нельзя вымарать из истории, его нельзя отменить. Любой поступок – навсегда. Поэтому жизнь наша так трагична и серьезна. Этой простой истины не понимают люди, обвиняющие христиан, что мы все тут хорошо устроились: греши да кайся, и Бог все простит. Бог простит, но моя история, моя биография – это и есть мой портрет, мое лицо, моя личность. Все остается. Чем страшнее проступок, тем больше усилий требуется, чтобы искупить его. Прощение не отменяет труд искупления, поэтому так хорошо живому – у него еще есть время исправить хоть что-то. Неотменимость поступка не есть повод для отчаяния. Мы ведь условились быть честными, поэтому не надо делать вид, что ничего не было. Если вы притворяетесь, что не обидели или не обиделись, память будет вам мстить. Любую обиду надо избыть, выстрадать, выболеть и отпустить, оставив при себе лишь снисходительность. Потому что мера мудрости есть мера снисходительности.

причина настоящего подарка – избыток сердца. Если он есть, то ему нужно помочь превратиться в предмет, или слово, или поступок. Нельзя удерживать сердце. Скованное сердце высыхает.

Дарить следует нужное, полезное? А если у человека все есть и его ничем не удивишь, если он слишком богат и ему уже ничего и не хочется? Подарок нужен дарителю так же, как и одариваемому. Настоящий подарок выпадает из логики полезности. Подарок скорее символический, духовный жест, он в большей степени – знак, слово, вскрик восторга, который невозможно удержать, потому что его требует избыток сердца – «от избытка сердца глаголют уста». Настоящая причина подарка, или так:

сначала – опыт, потом – понимание, и вера приходит вслед за Встречей, которую никто не ожидает, которую нельзя запланировать или заказать. Но только так мы и становимся верующими – лично встретив Бога, застигнутые Им врасплох.

позволить ему меня «искусать» и «исцарапать». Пусть ему станет легче. А потом вместе обнимемся, поплачем и посмеемся. И простим.