С другой стороны, а кому теперь легко? Кого никогда не посещают мысли о смерти? В соцсетях уже вместо «доброго утра» то и дело натыкаешься на «вот бы сдохнуть» и «скорей бы исчезнуть». Да и я не лучше: прекрасно ведь знаю, что успех задуманного мной дела увенчается летальным исходом. В общем, мне ли не знать, что такое происходит сплошь и рядом? И все же я не ожидал, что Хосино такая же. В голове не укладывалось, как столь жизнерадостное создание может вынашивать такие мрачные мысли?

Я глубоко вздохнул и поднялся. Расставил парты по местам и отправился домой. В электричке честно попытался почитать одну из книжек, которые мне выдала новая знакомая, но глаза только скользили по столбцам.

⁂

– Доброе утро, Сэяма-кун! Ну как, прочитал? – спросила Хосино на следующее утро, вырастая у моей парты, стоило мне только оказаться в классе.

Все ее вчерашнее смущение исчезло без следа, и она ничем не отличалась от той Хосино, с которой я познакомился в библиотеке.

– Мангу – да. Слезу не пустил. Книги пока не успел, – отчитался я, доставая из рюкзака вчерашние три тома и возвращая их хозяйке.

– Не пустил?! Офигеть! Ты первый на моей памяти. У меня даже в блокноте отмечено, что все рыдают!

– Сожалею, но формулировку придется изменить. Нет на свете такого произведения, которое растрогало бы до слез прямо всех читателей до единого, – вздохнул я.

Хосино поджала губы и, взмахнув хвостиком, упорхнула к себе.

Надо отметить, первым же делом она что-то недовольно записала в «Тетради слез». Я усмехнулся и углубился в чтение романа, который она мне одолжила. Это оказалась семейная драма. Я был уверен, что она предпочитает подростковую романтику, поэтому несколько удивился.

Впрочем, с моим околонулевым опытом в таких делах сложно сопереживать влюбленным подросткам, так что я даже обрадовался. Автора я не знал, но стиль меня сразу зацепил, и я читал с удовольствием. Вскоре раздался звонок, но я только спрятал книжку под парту, чтобы не мозолить глаза преподавателю, а сам продолжил чтение.

Где-то через полчаса я внезапно почувствовал на себе пристальный взгляд. Оказалось, что это была Хосино. Ясно: следит, как коршун, не пущу ли слезу.

Любопытства ради я притворился, как зажимаю пальцами уголки глаз, будто сдерживаю слезы. А сам украдкой поглядывал, как она отреагирует. У Хосино взлетели брови, она вся аж приподнялась на месте. Несколько секунд спустя я опустил руку, встретился с ней взглядом и девушка чуть не рухнула на парту.

Наша пантомима так меня позабавила, что я беззвучно рассмеялся. Хосино тоже неловко заулыбалась, оценив, как я ее провел.

После уроков я собирался сразу уйти домой, но Хосино, которой опять выпало дежурить, меня окликнула:

– Ты куда это собрался? У нас кружок! – со всей серьезностью предупредила она, опираясь на щетку с длинной ручкой.

Она упоминала, что четкого расписания у них нет, но я не ожидал такой частоты встреч. Впрочем, дома я бы все равно бездельничал, так почему бы и не посмотреть еще фильм?

– Хорошо, – ответил я и послушно поднялся на четвертый этаж.

Опять расставил парты, как вчера, и в ожидании Хосино начал вторую книгу. Первую, ту семейную драму, дочитал за пять минут до конца большой перемены, но, увы, так и не заплакал, хотя из всех рекомендаций Хосино эта история запала в душу больше всего. Даже с удовольствием вспомнил, каково это – когда щиплет в глазах. Только книга закончилась прежде, чем выступили слезы. Может быть, если бы автор еще чуть-чуть надавил в финале…

Вторая книга оказалась про любовь, во вкусе Хосино. Два подростка с семейными проблемами. Они доверили друг другу свои тайны и в конце концов влюбились – вот такой сюжетец.

– О, читаешь? Хорошая история, но лучше заранее заготовить платочек… Погоди, а прошлую ты уже закончил, что ли? – спросила вернувшаяся после уборки Хосино.

В руках она сжимала заметно раздутую от вещей сумку.

– Ага. Интересная, но не до слез. Хотя тронула меня больше всех из того, что ты посоветовала.

– Ясно, – пробурчала Хосино, сложила на сдвинутые парты сумку и вытащила целую кипу дисков, которые аккуратно передо мной разложила. Всего я насчитал десять штук.

– С чего вдруг такое богатство?

– Сделала подборку самых трогательных фильмов разных жанров. Выбери из них наиболее многообещающий.

Я по очереди перебрал все коробочки. Тут тебе и романтика, и драма, и фантастика, и триллер, и зверюшки, и спортсмены – все до единого фильмы, судя по рейтингам на обложках, очень популярные, хотя я о них ни разу не слышал. Но я и не следил за трендами. Чувствовалось, что Хосино твердо вознамерилась довести меня до слез.

– Гм-м-м, даже не знаю. Понятия не имею, что меня больше всего трогает.

– Ты говорил, что уже семь лет не плакал. А что такого случилось семь лет назад, раз ты не сдержался? Если не хочешь рассказывать, то, конечно, не надо, но вдруг я пойму, что нужно искать? С родителями поссорился? – с улыбкой спросила она, но я тут же вспомнил мамино холодное тело. Правда, и времени прошло уже немало, поэтому от этого воспоминания я больше не плакал.

– Семь лет назад расплакался, когда не стало мамы. И еще был на грани, когда умерла собака.

Чтобы не смущать собеседницу, я постарался объяснить это как можно спокойнее, но улыбка тут же сползла с лица Хосино, губы задрожали. Я даже испугался, что она сейчас расплачется.

– Прости за дурацкие вопросы…

– Ничего дурацкого тут нет. Брось, я не люблю, когда меня жалеют, – беззаботно отмахнулся я, но хрупкие плечики девушки лишь сильнее поникли.

Удивительная чувствительность. Сегодня я узнал об однокласснице много нового.

Пока она молчала, я снова просмотрел аннотации, выбрал фильм и протянул девушке диск.

– Ой. Точно этот? – пролепетала Хосино, когда увидела название. Экранизация того самого романа, которым я зачитывался сегодня утром.

– Ага, точно. Книга мне понравилась. Наверное, моя слабость – семейная драма.

Каждый плачет о чем-то своем. Кого-то до слез трогают истории любви, а кто-то к ним совершенно равнодушен. Кого-то выводят на эмоции повседневные картины школьной жизни, а кому-то таких людей никогда не понять. Зрители и читатели неосознанно переносят на героев произведений свой собственный опыт. Я ни разу не влюблялся и никогда прежде не участвовал в жизни кружка, потому переживания подобных персонажей мне не близки. Но вот семейная драма – совсем другой разговор.

В финале той книги, которую мне одолжила Хосино, мать умирает от болезни. Я тоже пережил похожую трагедию, пусть и в совершенно иных обстоятельствах, и потому сочувствовал протагонисту намного сильнее, чем в историях другого жанра. Вот почему в итоге выбрал именно этот фильм.

– Хорошо, тогда ставлю. Только учти: можешь расплакаться! – предупредила Хосино, устанавливая диск в проигрыватель.

Чудачка. Вот уж не ей меня предостерегать, когда сама льет слезы над мангой, которую только вчера читала.

Как только фильм начался, мы оба умолкли… Ненадолго. Оказалось, Хосино придумала хитрость. «Так посмотришь на героиню – вроде из нее жизнь бьет ключом. Как же так случилось в конце?» – вдруг вздохнула она. Потом снова: «Как, наверное, тяжело храбриться и скрывать болезнь от родных детей. Сердце сжимается». И еще раз: «Ох, сейчас будет такая трогательная сцена!» Всю первую половину она комментировала каждый ключевой момент. Уже не боялась раньше времени раскрыть мне какой-нибудь сюжетный поворот и планомерно давила на жалость.

– Смотри, тут прямо сердце разбивается! Сейчас слезы польются…

Я решил пропускать мимо ушей ее реплики, так что Хосино заплакала в гордом одиночестве. Накрутила сама себя. Дальше уже она не проронила ни слова.

Глазом моргнуть не успел, как мы перевалили за середину, случилась кульминация, но и сегодня над фильмом расплакалась только моя подруга по кружку. Я слышал, как она всхлипывает и шмыгает носом. Когда фильм закончился, я сам вытащил диск, положил его на место и начал собираться.

Хосино не успокоилась даже после звонка. Мы расставили парты и стулья по местам, снова вместе отправились на выход. К тому моменту она уже не плакала, но глаза и нос у нее так покраснели, что все ребята, которые попадались нам по дороге, провожали нас любопытными взглядами. Наверное, думали, будто это я ее довел, потому что во взглядах окружающих я читал еще и осуждение.

– Слушай, – заявила Хосино по дороге, – для меня это уже спортивный интерес. Я заставлю тебя заплакать!

Без контекста прозвучало угрожающе, и случайный прохожий мог понять ее неправильно, но, к счастью, в этот момент мы никого не встретили.

– Мне кажется, ты просто сама слишком чувствительная. Лучше бы поучилась у меня. Неужели ты не умеешь смотреть кино без слез?

– Еще чего! Умею! Вот увидишь в следующий раз.

Она, сердито сопя и топая, меня обогнала. Все-таки до чего же забавно видеть, как ярко она демонстрирует эмоции.

– На следующей неделе будешь у меня плакать как младенец! – провозгласила она, словно киношный злодей.

Добралась до своего велосипеда, вскочила на него и укатила.

С одной стороны, на кружок уходило много времени, с другой – мне понравились наши киносеансы. Сам бы я никогда не наткнулся на такие фильмы, да и Судзуна Хосино меня искренне заинтриговала: почему она плачет по любому, даже самому смехотворному поводу? Почему не стесняется? И как объяснить депрессивные записи в блокноте?

Предположим, легкость, с которой она плакала, объясняется особенностями характера. В конце концов, я тоже в детстве рос тем еще плаксой. Просто в отличие от нее мне пришлось научиться держать себя в руках и со временем я забыл, что такое слезы.

Окружение меняет человека. Может, и я в компании своей полной противоположности, Хосино, верну давно утраченное? Наверное, наивно на это надеяться, но уж лучше так, чем страдать в одиночку.

Интересно, какие фильмы мы посмотрим на следующей неделе? Впервые я накануне выходных с нетерпением ждал их окончания, хотя сам толком не понимал почему.

⁂

И на следующей неделе, и через неделю мы с Хосино устраивали заседания кружка в среду и четверг. Она каждый раз грозилась, что сегодня уж точно заставит меня пустить слезу, но итог всегда был один: она плакала, а я записывал на свой счет еще одну победу. Мы, конечно, не соревновались, но меня очень смешило, с каким упорством она добивалась от меня эмоций.

Мы не всегда смотрели кино, иногда просто молча сидели и читали. Хосино спросила, какие трогательные истории посоветовал бы я, и я сделал для нее подборку. Когда в следующий же понедельник она пришла в школу с опухшим от слез лицом и объявила о полной капитуляции, я не выдержал и в голос рассмеялся. Последние несколько лет я держался от людей на расстоянии, и каждый день общения с одноклассницей казался мне новым и непривычным.

К слову, отец запрещал мне читать всякую чувствительную литературу, потому книжного шкафа я в комнате не держал. Всю «контрабанду» прятал либо под кроватью, либо в запертом ящике. Помню, душа класса, Такахаси, как-то раз пожаловался, что ему некуда прятать порнуху, и я его немного понимал.

Летнее солнце припекало все нестерпимее. Хосино не опускала руки и по-прежнему искала, чем еще растрогать меня до слез. В ход шли не только фильмы и книги, но и радиопьесы и видео из Сети. Как-то раз она притащила двух таких же эмоциональных подруг, и мы устроили киносеанс на четверых. Все трое, кроме меня, глаза выплакали, поэтому атмосферка в кабинете сложилась самая что ни на есть располагающая к душевным переживаниям. На меня поглядывали с неодобрением, и, боюсь, список людей, считающих меня бесчувственным сухарем, пополнился двумя новыми именами. Я, конечно, догадывался, что обязан всплакнуть, если хочу как-то спасти лицо, но ничего не получилось.

Окончательно отчаявшись, Хосино в бессильной злобе даже попыталась скормить мне пачку самой острой лапши. Но мы согласились, что это против правил, поэтому я ограничился лишь дегустацией, а остаток порции, проливая горючие слезы, проглотила она.

Как-то раз в субботу накануне летних каникул – а дело происходило в середине июля – мы устроили первое выходное заседание кружка. Я считал, что киноклуб собирается исключительно по будням, и, когда в пятницу Хосино подошла предупредить меня об изменении расписания, искренне удивился.

Она не объявила программу заранее, поэтому в назначенный час я дожидался одноклассницу на обговоренном ранее месте: на станции, а точнее, возле странного сферического арт-объекта.

– Привет! – крикнула мне Хосино, прибывшая минута в минуту.

На сегодняшнюю встречу она явилась в белой хлопковой кофточке с длинным рукавом и коротеньких джинсовых шортах. Я удивился: кто по такой жаре носит длинные рукава? Неужели она настолько мерзлявая? Но, поскольку раньше мне доводилось видеть одноклассницу исключительно в школьной форме, сердце вдруг пропустило удар. Только прическа осталась неизменной: извечный хвостик.

– Так что, каков план?

– Ну, ну, всему свое время. За мной! – скомандовала Хосино и шагнула к турникету, который пропустил ее, едва она активировала проездной. Я послушно поплелся следом.

Где-то час мы ехали, чередуя электрички и метро. Еще минут пятнадцать шли пешком. Наконец, впереди показался футбольно-бейсбольный крытый стадион, а вокруг нас, как я только теперь заметил, сновали люди в футболках спортивных болельщиков. Видимо, скоро должен был начаться матч: зрители вереницей тянулись ко входу.

– Вот, держи билет. Выиграла в лотерею, так что один дарю, – с озорной улыбкой объявила Хосино.

Я не понял, как футбол связан с деятельностью киноклуба, но молча принял подарок.

– Ты знал, что людей трогают не только кинематограф и литература, но и спорт, а? Я после чемпионатов всегда рыдаю, даже после «Косиэна»^[6]. Правда, в нашей школе бейсбольная команда слабая, так что я его только по телевизору смотрела, – объясняла она, пока мы поднимались по лестнице.

Похоже, смирилась, что вымышленными историями мое сердце не растопишь, и придумала новый подход. Однако я никогда не увлекался спортом и сомневался, что меня доведет до слез какая-то игра. Если честно, я и правила-то толком не знал и не понимал даже принципов, по которым мяч мог объявляться «вне игры». Или, скажем, ладно: в бейсбольной команде – девять человек, а в футбольной сколько? Я помнил лишь, что в этой игре всем, кроме вратаря, запрещается касаться мяча руками. Собственно, этим мои познания и ограничивались.

– О, смотри! Вон наши места.

– Неплохие. Особенно с учетом того, что на халяву достались.

Усевшись, мы принялись за бургеры, которые купили по дороге. Передо мной простиралось огромное зеленое поле – мы сидели как раз по центру.

Вскоре спортсмены начали разминку, и зрители, которые заняли места по бокам стадиона, за воротами, подняли вой. Захлопали в ладоши, развернули плакаты, замахали цветными полотенчиками – в общем, поддерживали кумиров кто во что горазд. Меня просто-таки смывало волной их энтузиазма, и я порадовался, что мы сидим далеко от этого безумия.

– Хосино, ты за кого болеешь?

– Как – за кого? Конечно, за хозяев! Ребята в красном. Правда, обычно я смотрю игры только национальной сборной, так что эту команду не знаю, – рассмеялась та.

Губы у нее испачкались в майонезе. Я не стал на это указывать, сделав вид, что не заметил, и терпеливо ждал начала матча. Если до свистка Хосино спокойно уплетала бургер, то с первых секунд игры просто-таки взвилась от переполнявшего ее волнения. Каждый раз, как ее фавориты атаковали вражеские ворота или, наоборот, им грозил гол, она вскрикивала. Меня игра тоже неожиданно захватила, и я сам не заметил, как уже вовсю болел за красных.

– А-а-а-а-а!!! Разини!!!

Прямо перед перерывом они таки пропустили мяч. Хосино от разочарования чуть не сползла по сиденью на пол и тут же повесила нос. Все, кто болел за хозяев поля, ахнули, а фанаты гостей, наоборот, взревели, как еще ни разу за матч.

Во время перерыва, вернувшись из туалета, одноклассница похвасталась:

– Смотри, что купила! Мне идет?

По дороге она успела набросить на шею красный шарф команды хозяев с номером 10 и фамилией игрока: Миягава.

– Ага, очень даже.

– Спасибо. Я уверена, во втором тайме он задаст жару!

Я фыркнул, потому что сомневался, возможно ли вообще переломить сложившийся ход игры, однако почти сразу Миягава и в самом деле забил гол.

В тот миг, когда от удара мяча натянулась сетка ворот, стадион взорвался от ликующего рева. Хосино, вскочив с места, запрыгала зайчиком и дала пять какому-то соседнему дядьке.

Я тоже не удержался, но ограничился простыми аплодисментами.

Миягава подобрал мяч, который противники неудачно выбили из угловой позиции, и гол вышел не особо красивый, однако счет по крайней мере сравнялся.

– Смотри, как я им подсобила! Может быть, теперь прорвутся!

Хосино так и колотило от эмоций – я ее такой даже в школе не видел. И хотя мяч забил Миягава, но она ликовала так, будто это ее собственная заслуга. Глаза ее блестели от волнения.

Хозяева поля, видимо, выдохлись в первой половине матча, поэтому ушли в глухую оборону, а гости наседали на их ворота так, что того и гляди снова забьют.

Каждый раз, как они атаковали ворота, меня оглушал отчаянный крик Хосино. Я думал, все закончится ничьей, но потом было назначено дополнительное время, и тут хозяева заработали право на пенальти.

Когда судья указал на точку и засвистел, стадион ахнул. Хосино как раз отвлеклась на то, чтобы глотнуть воды, упустив этот момент, и единственная непонимающе заозиралась по сторонам.

– Пенальти. Наверное, сейчас все решится.

– А? Пенальти? Да ты шутишь! Что? – недоумевала Хосино, как будто не поняла объяснения.

Когда нападающий поставил мяч на отметку, она сложила ладони рупором и, не отрывая глаз от игрока, закричала:

– Пожалуйста!!!

Казалось, она вот-вот расплачется.

Нападающий неспешно побежал к мячу. Я, Хосино, все на стадионе впились в него взглядами. Когда мяч полетел, все повскакивали – даже я поднялся, хотя и с опозданием. Вратарь ошибся, прыгнул не туда, и мяч угодил прямо в сетку.

– Ура-а-а-а-а-а!!! – завопила моя одноклассница, и стадион вздрогнул. Даже я победно сжал кулак и, вслед за остальными, захлопал в ладоши. А вскоре сирена оповестила о конце матча.

Когда я оглянулся на спутницу, щеки у нее уже блестели от мокрых дорожек. Мы встретились взглядами, и она с доброй улыбкой вытерла лицо полотенцем.

Я тут же отвернулся: сердце не выдерживало смотреть, как Хосино улыбается мне сквозь слезы.

– Сэяма-кун!

– Мм?

Девушка подняла руки, чтобы я дал ей двойное пять. Увидев мое замешательство, она сама ударила по моим ладоням с тихим хлопком.

– Эх, и со спортом не вышло, – пробормотала она на обратном пути, уже в поезде. После матча голос у нее слегка подсел: видимо, слишком сильно кричала.

– Зато было весело. Если бы я болел за любимую команду на решающем матче, то, может, и расплакался бы.

Хосино несколько разочарованно хмыкнула и поджала губы. Как и всегда, когда проваливался один из ее коварных планов.

– Сэяма-кун, ты в следующее воскресенье свободен?

– Скорее всего. А что?

– Узнаешь, когда придет время! Встречаемся там же! – с вызовом усмехнулась она.

Опять что-то задумала. Она пускала в ход самые изощренные стратегии, но, похоже, постепенно смирялась с мыслью, что довести меня до слез – непосильная задача.

⁂