Утром её ждал новый наряд (чёрный, как её настроение), профессиональный визажист и улыбка «счастливой наследницы» для прессы. Маска была надета. Спектакль продолжался.

Тестарх изучал графики, которые показывали стремительный рост уровня депрессии у Леи.

– Депрессивные тенденции. Как и ожидалось. Вероятность суицидальных мыслей – 34,7% и растёт."

Элария в очередной раз вытирала слёзы облачным платком:

– Она же просто хочет любви! Почему никто не видит? Давайте пошлём ей ангела-хранителя!

Дрим, развалившись на диване и доедая божественный попкорн, закатил глаза:

– Ангела? Да она его заставит чистить её туфли. Хотите пари, что её первый бойфренд окажется авантюристом? Я даже имя угадаю – Марк!

Тестарх поднял бровь:

– Марк? Слишком банально. По моим данным, 78% авантюристов в её кругу действительно зовут Марками. Это…

В этот момент экран показал, как Лея в ярости швыряет в стену свою последнюю игрушку – куклу, которая умела говорить «Я люблю тебя» на трёх языках. Голова куклы отлетела, и из неё высыпались… конфетти. Даже её игрушки были фальшивыми.

Дрим фыркнул:

– Ну всё, скоро она или сбежит, или взорвёт особняк. Ставлю на второе.

Ресторан «Эгоист» встретил семейство Мальцевых мертвой тишиной, которая бывает только в местах, где счёт за ужин равен бюджету небольшой космической программы. Хрустальные бокалы боялись звенеть, чёрные икра дрожала в ожидании своей участи, а сомелье молился всем известным ему богам, чтобы сегодня не случилось…

– ЭТО ЧТО ЗА ПАРОДИЯ НА ШАМПАНСКОЕ?! – голос Леи разорвал атмосферу чопорности, как нож – шелковую штору.

Шестнадцатилетняя наследница вскочила, опрокинув бокал, который разбился с жалобным звоном. – Ruinart Blanc de Blancs 2008 года должны подавать при 8 градусах! Не при 8,5, не при 7 – при ВОСЬМИ! Это же элементарно!

Отец, не отрываясь от разговора по телефону («Да, Петрович, тот самый остров…»), жестом приказал официантам сменить бутылку. Мать в это время делала селфи, стараясь не попасть в кадр с дочерью-скандалисткой.

– Леечка, успокойся, – прошептала она сквозь зубы, улыбаясь для камеры. – Нас снимает блогер за соседним столиком.

– А мне плевать! – закричала Лея, чувствуя, как горячие слёзы катятся по щекам. Вы все – фальшивые! Этот ресторан – фальшивый! Эта ваша любовь – фальшивая!

С последним криком она бросилась к выходу, сметая по пути поднос с десертами. Шоколадный суфле полетел прямиком на кринолиновое платье светской львицы, которая только что писала твит о «воспитанности нового поколения элиты».

В туалете «для особых гостей» (золотые краны, мраморные стены и личный гардеробщик) Лея била кулаками по раковине, когда дверь распахнулась.

– Леечкааа, – пропела Соня, её «лучшая подруга». – Не переживай, у меня есть кое-что для настроения! – Ловким движением она высыпала дорожку кокаина на зеркало, украшенное инкрустацией из настоящего золота.

– Отвали, – Лея резко оттолкнула её. – Мне и так плохо.

– Ой, да ладно тебе! – Соня фыркнула, слизывая порошок с ногтя. – Ты же Мальцева! У тебя ВСЁ есть!

– Вот именно, – прошептала Лея, глядя на своё отражение в зеркале, испачканном наркотиками. – Всё. Кроме всего. И я не хочу добавлять еще и это! – она указала в сторону рассыпанного порошка и высыпала его в раковину.

Дома её ждала ванна, выточенная из цельного куска оникса, наполненная водой с лепестками роз и настоящим золотом (потому что почему бы и нет). Лея погрузилась в неё, как в свои мысли, и вдруг заметила, что плачет. Настоящими слезами, а не теми, что она иногда выдавливала для папарацци.

– Кто я вообще такая? – спросила она у своего отражения в золотом смесителе. Кукла? Аксессуар? Инвестиционный проект?

Ответа, конечно, не последовало. Только пузырьки дорогой французской соли для ванн, лопающиеся на поверхности, как её мечты о нормальной жизни.

Тестарх склонился над графиками, которые теперь напоминали кардиограмму после инфаркта.

– Пик экзистенциального кризиса. Пора вводить переменные. Связь между душами усиливается на 7,8% в час.

Элария утирала слёзы шлейфом своего платья.

– Может, ей приснится Мия? Чтобы поняла, что не всё потеряно? Чтобы увидела, что можно быть счастливой без золотых смесителей!

Дрим, балансируя на спинке кресла и жуя божественный попкорн, закатил глаза.

– Или приснится, что она Мия. И проснётся в крике от ужаса, увидев свою «новую» жизнь. Я обожаю драму! – Он бросил горсть попкорна в воздух, где те превратились в миниатюрных ангелов и тут же разбились о пол. – Кстати, ставлю на то, что после этого сна она сбежит из дома.

Тестарх поднял бровь.

– Вероятность 64,3%. Но сначала…

На экране Лея вылезала из ванны, её отражение в золотых поверхностях дробилось на сотни маленьких Леек, каждая из которых кричала беззвучным криком.

Лея проснулась с криком, вцепившись в шелковые простыни так, будто падала с небоскреба. Пот стекал по спине, сердце колотилось, а под ногтями…

Она подняла дрожащие руки к глазам.

Грязь. Настоящая, вонючая, уличная грязь. Та, что остаётся под ногтями, когда копаешься в мусорном баке в поисках еды.

– Няня! – её визг разнёсся по спальне. – Срочно вызовите Марину! И чтобы с дезинфекцией!

Пока личный косметолог летела на сигнале тревоги (контракт пункт 14: экстренные вызовы), Лея скребла кожу лосьоном за 3000 евро за унцию. Но запах трущоб – дешёвого бензина, помоек и чего-то тёплого, живого – не выветривался.

– Это просто кошмар от переедания, – убеждала она себя, глядя в зеркало. – Вчерашний ужин в «Эгоисте» явно был с просроченными трюфелями.

Но во сне она снова была той девочкой.

«Она стояла босиком в луже возле какого-то грязного рынка. В руке – три помятые купюры. Какой-то мужчина с лицом, похожим на отбивную, орал на неё:

– Мишка, где остальные деньги?!

И самое страшное – она ответила. Голосом, но своим, и не своим одновременно:

– Дядя Вова, это всё, что дали за сигареты…»

Проснулась она с вкусом табака на языке. А потом был другой сон:

«Крошечная комната. Запах плесени и дешёвого супа. Женщина в стоптанных тапочках гладила её по волосам:

– Моя умничка, всё наладится.

И Лея – нет, не Лея – Мия! – прижималась к ней, чувствуя, как от этого тепла внутри всё сжимается в тугой комок.»

Проснулась с мокрым от слёз лицом.

Утром мать, разглядывая её за завтраком через бокал с фрешем из редких ягод, внезапно заявила:

– Доченька, я записала тебя к доктору Штерну. Он психолог всех звёзд. 500 евро в час. Он точно поможет тебе разобраться с этими снами.

Лея медленно положила ложку с чёрной икрой (сегодня она казалась ей отвратительной).

– Я не сумасшедшая.

– Конечно нет, солнышко! – мать нервно засмеялась. – Просто… у тебя последнее время такой дикий взгляд. Как у того бездомного у нашего клуба.

Экраны показывали Лею, которая в сотый раз мыла руки, и Мию, в тот же момент отряхивавшую грязь с поношенных кед.

Тестарх склонился над прибором:

– Интересно… Связь усиливается. На 73,8% больше нейронных импульсов, чем вчера.

Элария кружила вокруг экрана, оставляя за собой след из радужной пыли:

– Она начинает ЧУВСТВОВАТЬ! Это же чудесно! Скоро она поймёт…

Дрим, балансируя на спинке кресла с миской попкорна, перебил:

– Скоро она или сбежит в трущобы, или сломает психику дорогому психологу. – Он бросил горсть попкорна в воздух. – Ставлю на второе!

На экране Лея в ужасе разглядывала новую мозоль на ладони – точную копию Мииной.

Тестарх хмыкнул:

– Готовьтесь, господа. Эксперимент выходит на новый уровень.

Дрим зловеще засмеялся:

– О, скоро будет весело!

За его спиной незаметно ожила доска с графиками. Надпись «Душа vs Среда» замигала и сменилась на новую: «А что, если и то, и другое?»

Кабинет психолога напоминал музей современного искусства – белые стены, диван из шкуры единорога (или что-то очень похожее), и повсюду хрустальные пирамидки «для гармонизации энергетических потоков». Доктор Штерн, чья борода стоила больше, чем годовая зарплата обычного терапевта, сидел в кресле, напоминающем трон, и делал заметки золотой ручкой.

– Итак, Лея, – его голос звучал, как мёд, намазанный на бархат. – Ваша мать говорит, вас беспокоят… необычные сны?

Лея ёрзнула на диване, стоившем как небольшой автомобиль. Её взгляд упал на часы доктора – Patek Philippe. «Он даже психотерапию превращает в демонстрацию статуса», – подумала она.

– Мне снится, что я… другая, – начала она осторожно. – Живу где-то в трущобах. И это настолько реально, что… – она разглядывала свои идеально обработанные ногти, – …иногда я просыпаюсь и чувствую запах помойки.

Доктор Штерн сделал заметку (возможно, просто рисовал доллар в блокноте).

– Фасцинирующе! Это классический случай эскапизма. Ваше подсознание создаёт альтернативную реальность, чтобы сбежать от… – он жестом обозначил весь её роскошный образ жизни, – …всего этого.

Лея резко подняла голову:

– Вы думаете, я… хочу быть бедной?

– Нет-нет, дорогая моя, – доктор снисходительно улыбнулся. – Вы хотите быть настоящей. А в ваших снах – эта девочка…

– Мия, – автоматически подсказала Лея.

– Да, Мия. Она для вас – символ подлинности. Грязь, борьба, даже голод – всё это метафоры духовного голода, который вы испытываете.

Лея сжала подушки дивана (100% гималайская шерсть, ручной работы).

– Но почему тогда мне снится, что я… она? Почему я чувствую то, что чувствует она?

Доктор Штерн задумался настолько глубоко, что даже его борода казалась более одухотворённой.

– Возможно, это ваше второе я. Та часть личности, которую вы подавляете в себе. Та, что хочет… – он поискал подходящее слово, – …пачкать руки.

В этот момент за окном пролетела птица и наследила на идеально чистую витрину. Лея почему-то восприняла это как знак.

Поздней ночью Лея лежала в кровати размером с теннисный корт, укутанная в одеяло из шерсти викуньи (конечно же), и смотрела на звёзды через стеклянный потолок. Сеанс у психолога не принёс ответов – только больше вопросов.

– Мия… – прошептала она, засыпая.

И словно в ответ, где-то в глубине сознания послышался смех – грубоватый, настоящий, живой.

Экран с изображением спящей Леи мерцал в полумраке. Надпись появилась кроваво-красными буквами:

«Образец А: стабильно несчастна. Ожидаем прорыва или полного краха. Продолжение следует…»

Дрим бросил горсть попкорна в экран:

– Ставлю на крах! Полный, громкий, с разбитыми хрустальными потолками!

Элария грустно вздохнула:

– А я верю в прорыв. Она ведь почти готова понять…

Тестарх скрестил руки:

– По моим расчётам, вероятность нервного срыва – 89,7%. Вероятность побега – 64,3%. Вероятность того, что Дрим испортит наши данные – 100%.

Дрим только рассмеялся и достал ещё одну порцию попкорна. Где-то в двух мирах две девочки, ещё не зная друг о друге, повернулись во сне на бок – в унисон.