– Господи-и-и! Да есть ли ты где? Что ж ты смотришь на подлость, творимую человеком над человеком, и не караешь страшным судом зло на Земле? За что ж нам жизнь такая? За что? За что? И где ж он, тот Сталин, вождь наш и отец, и как до него достучаться, дотянуться?» (48).

Вопрос остается без ответа, добро – без воздаяния, преступление – без наказания…

Большинство людей полагается на судьбу: «А кому как на роду написано – так и будет!». Так, вспоминая древнюю поговорку, объясняют они абсурдность происходящего. Именно эти слова были вынесены в заглавие при первой публикации этой главы. (Медведская А. А кому как на роду написано… //Мария. Литературный альманах. Петрозаводск, 1990. С. 106–115.) Они определяют логику массового поведения: что будет – то будет, пока жив – «надо живому как-то жить и надеяться, авось пронесет, авось и голод не одолеет» (36).

Варвара не из тех, кто надеется «на авось». Она постоянно действует. Пытается спасти семью и страну. Подобно фольклорному герою-правдоискателю, она хочет донести слово правды до правителя.

В народном сознании образ Сталина идентифицируется с образом «народного избавителя» (Маркова Е. Вина и вера //Мария. Указ. соч. С. 235–248), от которого скрывают истинное положение дел помощники-изменники. Репрессивная машина уничтожила многих руководителей. Один из районных бюрократов, описанный в повести, тоже впал в немилость, был арестован, бежал. Чтобы выжить, отбирал хлеб у прохожих. Это он («человек-леший») напугал Тоню. Люди справедливо считали таких начальников «врагами народа» и полагали, что именно они окружают вождя и дают ему ложные советы.

«Рассказывают люди, что пишут Сталину со всех концов нашего государства большого, просят помощи, защиты, справедливости, да только все эти письма не допускают до Сталина, нет им пути-дороги в Кремль. Цепными собаками встали враги народа у Кремлевских ворот и сничтожают конвертики с болью нашей и горючими слезами, с муками человеческими. На кострах горят мешки с нашими письмами» (46).

Вот эту стену Варвара решила пробить, это адское пламя загасить. Поэтому прежде, чем пойти в «Торгсин», отправила Сталину заказное письмо от несчастных матерей. Она прошла через все испытания. Даже путь в город и обратно эквивалентен фольклорному. Они идут с Тоней по песчаной дороге, затем по лесу («через пески сыпучие, через леса дремучие»). Но волшебными дорогами овладели антагонисты. Поэтому вместо изобилия – пустые скорлупки, вместо свободы – смерть и неволя. Варьку и ее мужа арестовали и увезли неизвестно куда. Старшую дочь Веру определили в детдом, младшая умирает от голода.

Все действия героини получают обратный результат. Во времена антихристовы сказка превращается в повесть о Горе-Злосчастии. «Бывает так в жизни: прицепится к иному беда и никак от нее не отбиться» (54). Не отбились от нее Варвара и многие-многие ее земляки. Либо сгинули в чужих краях, либо уснули вечным сном на местном кладбище.

Тоне в числе немногих удалось вырваться из лап смерти. Возможно, ей на роду было написано выжить… Возможно, потому что является хранительницей родовой памяти. Приемщик забрал только серебряные крышки от часов, а сломанный механизм вернул девочке со словами: «Сохрани на память…» (46). Как ни велик соблазн, ничего не продает она в Минске. «Ценных» вещей у нее всего три: свой сатиновый костюмишко, бабушкино полотенце с вышивкой и подушка. «Мама, когда ее укладывала в чемодан, говорила: «Береги подушку, это тебе материнская память. Голову прислонишь – маму вспомнишь. А будет так, что и поплачешь в подушечку, тогда сердцу легче станет, она твою боль утишит…» (63).

Выжила Тоня, потому что от горя и страданий не очерствела ее душа. Верно ей сказала Дуська-могильщица: «Жизнь наша горькая. Она ой как человека прошибает. И случается, самую что ни на есть ангельскую душу опалит, обуглит, как огонь головешку» (67).

В сакральном контексте произведения через биографию Тони реализуется христианская идея спасения души. Не случайно Варвара называет Тоню «душа-девица».

Девочка, разумеется, не в силах ликвидировать беду. Но она помогает всем и делом, и словом. Она утешает измученную мать, успокаивает отчаявшуюся Варвару: «Тетенька Варенька, не плачьте, не горюйте так. Все переживем, вот увидите – переживем!.. А эти отруби надо будет высушить в печке покрепче да и истолочь в ступе так, чтобы из них мука получилась, тогда и они пойдут в дело…» (49).

В городе Тоня не только во всем помогает старшей сестре, но и ухаживает за дочкой Дуськи-могильщицы. Уходя на работу, та оставляет девочку на крыльце и привязывает веревкой. Тоня и ее племянник Егорка освобождают от плена голодную, грязную, всю облепленную мухами Динку. Тоня моет ее, стирает платьишко, делит с ней свою скудную пищу.

Направляясь в школу ФЗО, что находится «у черта на куличках», она, действительно, попадает в пространство дьявола. Замечает самое большое здание, «опрятное, белоснежное» (68) с часовым у ворот. Через железные решетки подвальных окон видит «изможденные, почерневшие лица в клубах зловонного пара, их глаза, в которых – отчаяние, и невыносимое страдание» (69).

Теперь ее очередь задавать вопрос Господу: «Господи Боже мой, за что же их вот так бесчеловечно набили в подвалы и мучают? Что они натворили? В чем их вина?» (69). Не получив от Господа ответа, Тоня, несмотря на юный возраст, не верит в приговор властей, не считает этих людей врагами народа. Хотя в любую минуту может и сама оказаться в подвале, она не покоряется дьяволу и не приспосабливается к его законам. А таких, мечтающих выжить любой ценой, было немало: отрекся от раскулаченных родителей Гаврила Кулик, стала любовницей инженера Дятла Тонина подружка Валька Богданова. Если Гаврила приходит к страшному решению, намыкавшись и намаявшись, то Валька следует холодному расчету. Не продашь душу и тело – вернешься в голодную деревню и погибнешь.

В фольклорном пространстве произведения образ Тони идентифицируется сначала с образом девочки-семилетки, а затем красной девицы, за любовь которой борются истинный рыцарь и ложный герой, с глазами «колючими и пронизывающими» (75).

Вначале инженер Дятел (ложный герой) сделал подобное предложение Тоне. Но она, не колеблясь, выбрала трудную судьбу сельского монтера. Уезжала девушка из Минска с грустью на сердце. Не польстилась на посулы инженера, но и невестой влюбленного в нее и дорогого ее сердцу Димы Клепко не стала. Дьявол разлучил влюбленных.

Еще дома на Ухле Тоня и ее подружки любили гадать: плели из незабудок венки и бросали в воду: «Плыви, мой венок, к суженому-ряженому, принцу заморскому…». Но не тут-то было: наши венки не желали плыть ни к каким заморским принцам, а прибивались к берегу и оказывались у наших босых ног» (27). Действительно, не нужны были девчонкам заморские принцы. Их принцы были рядом. Но не довелось им надеть на головы свадебные венки. Охапки незабудок украсили их могилы.

Когда Дима Клепко обратил на Тоню внимание, у нее «перехватило дыхание от радости» (73). Несмотря ни на что, девушке хочется жить, любить… Поэтому с увлечением она танцует на своем первом балу, на миг забывая обо всем: «…о толпах истощенных людей, сорванных бедой с родных мест…. о Дуське-могильщице…. бедолагах, которых она хоронила на кладбище. Кто они, откуда родом, куда шли? Этого уже никто никогда не узнает… О странных подвалах. Забыла об этом, словно и не было такого в жизни» (76).

Однако полностью забыться не удалось. Тоня настолько срослась с бедой, что для чтения на сцене выбрала не излюбленное девицами счастливых времен «письмо Татьяны», а строки про «чудный сон», который предсказал пушкинской героине несчастную женскую судьбу. Прочитав его на своем первом балу, Тоня будто накликала на себя беду. Придавило ее рыцаря телеграфным столбом. Только память добрая осталась да украшения из цветной проволоки. Сам смастерил и подарил любимой перстень и браслет.

Пророческим оказался смысл и другой частушки тетки Алены.

Ее ни с того ни с сего вспомнила девочка, уезжая из Бабаедова. Голос Алены чудится юной девушке при отъезде из Минска:

 
Ходит по полю ворона,
Ходит, озирается.
Где-то счастье мое бродит,
Мне не попадается… (8,84).
 

Кольцевая композиция произведения будто замыкает круг несчастий. Из беды не вырваться, антисказка никогда не станет сказкой.

Но Тонина доброта приручает людей. Когда уже пошел поезд, «метеором влетает на перрон Егорка… Он нагоняет вагон, бросает букет жасмина» (84) и кричит вдогонку, что ждет ее через два года в Минске.

В страшную годину Тоня подтвердила свое прозвище – «душа-девица» (80). У нее, действительно, живая, «истерзанная незатихающей болью» (80) душа. Благодаря ей она выдержала одно из самых значимых сказочных испытаний – испытание сном (беспамятством). (Пропп В.Я. Указ. соч. С. 80–82). Именно это испытание оказалось не по силам многим. Одни все позабыли, потому что устали страдать, другие – чтобы не мучили укоры совести. Страна превратилась в сплошное кладбище. А «нигде не растут так ошалело полынь да лебеда, как на заброшенных подворьях и на могилах. Недаром говорят в народе: «Что было, то быльем поросло!» (81).

Нравственная победа героини служит залогом того, что роду человеческому – жить и сказке народной – быть…

Елена Маркова, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИЯЛЧ КАРМЦ РАН, г. Петрозаводск