Сектор 9 находился в самом дальнем кольце «Лотоса». Протяжённые коридоры вели всё ниже и ниже – под землю, под бетон, под слои ржавчины и марсианской пыли. Под ногами гудели трубы. В воздухе стоял запах перегретого металла, смазки и человеческого пота.
Блок 17-В располагался в одной из заброшенных шахт первой волны колонизации, переоборудованной под казарму. Пятьдесят две капсулы. Один душ. Один фильтрованный бачок воды. Камеры слежения в каждом углу. Громкоговоритель с ежедневными инструкциями.
Двери открывались по сигналу из центральной комманд-секции. Ни у кого не было собственных ключей. Ни у кого не было права на личное пространство.
Алексею выдали койку №38. Внизу. Возле вентиляционного выхода, откуда тянуло кислородом с привкусом пыли и крови.
Он прошёл мимо других заключённых. Кто-то спал. Кто-то просто смотрел в потолок. Один – лысый, с зашитыми губами, – вырезал что-то на куске пластика. Другой – крепкий мужчина лет пятидесяти с жёлтым шрамом на скуле – смотрел прямо на Алексея.
– Новый? – хрипло спросил он.
Алексей кивнул.
– Военный?
– Бывший.
– Здесь все бывшие. Бывшие убийцы. Бывшие политики. Бывшие идеалисты. Бывшие люди.
Он протянул руку.
– Вик. Блок старший. Неофициально, но ты меня будешь слушать, если хочешь проснуться утром живым.
Алексей пожал руку. Кожа на пальцах Вика была как наждак.
Через час раздался сигнал. Громкий, жужжащий, будто кто-то вбивал гвоздь в ухо.
– Группа патруля: 17-В, 38, 42, 29. Срочный выход. Зона внешнего барьера. Обнаружено расхождение сигнала в тоннеле Т-3. Протокол 4-B. Экипировка в секторе R-2.
Вик махнул Алексею:
– Вот и началось.
Их экипировали на ходу: тонкие бронекомбинезоны, старые винтовки с оптическими визорами, дыхательные модули. К шлему крепилась камера. Всё фиксировалось. Всё – под контролем.
Они вышли через шлюз на поверхность.
Это был первый раз, когда Алексей увидел Марс не через купол, а вживую.
Небо – мертвенно-оранжевое. Пыль, будто дым. Ветра нет, но воздух словно шепчет. Красная равнина простиралась до горизонта, усеянная чёрными обломками, остовами старых станций, забытых контейнеров, сгоревших дронов.
– Тоннель Т-3 – старая вентиляционная шахта. В прошлом месяце там кто-то… потерялся, – сказал Вик, не глядя.
– Кто? – спросил Алексей.
– Тот, кого больше не было в списках.
Они шли молча, по рыхлой пыли, сквозь остатки рельсов, по которым когда-то двигались автоматические платформы. Ветер принёс странный звук – как будто где-то глубоко под ними что-то скреблось.
– Это Марс, – прошептал один из патрульных. – Он живой. Но не для нас.
Они дошли до бетонной шахты, заросшей ржавчиной и временем. Вход был сорван – будто взорван изнутри.
Сканеры показывали аномалию. Давление. Температура. Электромагнитные всплески.
– Кто туда лезет первым? – спросил кто-то.
Вик указал на Алексея:
– У тебя свежий криосон. Считай – родился заново. Давай, капитан.
Алексей молча включил фонарь и шагнул в темноту.
Запах стал иным. Сырость. Протухший воздух. Гул.
Свет? Движение?Где-то в глубине тоннеля, среди ржавых труб, что-то мигнуло. Алексей вскинул винтовку. Датчики дрогнули.
– Кто здесь? – спросил он вполголоса.
А потом – шаги. Но не чьи-то. Не человеческие.В ответ – тишина. И оно знало, что он пришёл.Что-то было там.
Шахта Т-3 уходила вниз под углом в тридцать градусов. Стены слипшиеся от конденсата, будто Марс сам потел в лихорадке. Узкий лаз вёл вглубь скалы, мимо застывших труб, проржавевших воздуховодов и оторванных датчиков. Всё дышало смертью.
Связь начала трещать. Сенсоры моргали.Алексей двигался медленно, держа винтовку наготове. В шлеме – пульс, дыхание, карта маршрута. Но чем глубже он уходил, тем больше техника сбо́ила. Потом – тишина. Абсолютная.Он прошёл метров тридцать, когда впервые услышал это. Не голос. Не шаги. А щелчки, будто ломались кости. Потом – скребущий звук, словно кто-то царапал металл изнутри. – Шахта Т-3. Сектор нижний, уровень 2, – передал он в комлинк. – Есть шум. Проверяю.
Ответа не последовало.
Он сделал ещё несколько шагов. Фонарь выхватывал из тьмы старые отметки на стенах:
ОПЕЧАТАНО. ПРОТОКОЛ 49А. 2048 г. ВНИМАНИЕ: ПОВЫШЕННЫЙ РИСК ПСИ-КОНТАКТА. ОБЪЕКТ ρ-6 ВНЕ ДОПУСТИМОЙ ЗОНЫ. 2048… это было почти полвека назад.
А потом… увидел.Маркер мигал – он приблизился к точке аномалии. В полу зияла воронка – идеально круглая, обуглённая по краям. Вокруг – следы расплавленного металла, как от резонансного разреза. И в ней, в самой глубине, шевелилось нечто.
Чувствовало. Сканировало. Проникало.Оно было чёрным, как нефть, но живым. Медленно извивалось, словно чувствовало его. И смотрело – без глаз, но с каким-то внутренним зрением. Алексей застыл.
В голове – нарастающий гул. Не звук. Мысль, но не его. Приказ. Пульсирующее «останься», «посмотри», «отдай».
Это было не воспоминание. Это было внушение.Рука дрогнула. Винтовка опустилась. Глаза затуманились. В памяти всплыли лица – бойцы его отряда. Погибшие. Кричащие. Горящие. Он снова там. В том кошмаре. – НЕТ! – выкрикнул он, резко выхватывая нож и вонзая в бедро, чтобы вернуть себя в реальность.
Боль пронзила тело. Туман отступил. Гул исчез. Существо дёрнулось – с глухим хрустом, как комок мышц, и погрузилось в глубину, оставляя после себя мерцающий след – и ткань реальности, словно чуть порванную.
Связь снова заработала.
– 38-й, ты жив? У нас перегрузка по каналу. Ты молчал четыре минуты.
– Объект зафиксирован. Контакт… произошёл. Возвращаюсь. Повторяю: возвращаюсь.
– Подтверждено. Приёмная группа выслана. Готовься к изоляции. Когда Алексей вернулся на поверхность, в глаза ударил белый свет. Он шатался. Руки дрожали. Пыль с Марса прилипала к лицу, как исповедь.
Вик подошёл первым.
– Видел?
– Там… это не человек. Не машина. Оно… читает тебя. Ломает. Оно старше нас.
– Да, – коротко сказал Вик. – Там, внизу, нечто, что не должно было быть тронутым.
– Почему мы здесь?
– Потому что Земля боится. Потому что они думают, что если отправить нас сюда – мы исчезнем вместе с этим злом.
Марс был мёртв, но под его кожей билось что-то древнее. Алексей посмотрел на горизонт.
– Сними шлем.
Голос был женским, нейтральным, почти убаюкивающим, но Алексей сразу почувствовал – это не просьба, это команда. Он медленно снял с головы шлем, бросив короткий взгляд на зеркало, в которое видел только себя. Или – тех, кто за ним смотрит.
Медицинский блок выглядел чисто и стерильно, но безжизненно. Белый свет. Металлическая кушетка. Стены из гладкой пласткерамики. Камеры в углах. На полу – маркировка:
ПРОТОКОЛ 9-С / СТАТУС: КОНТАКТНЫЙ
Рядом с ним стояла женщина в сером халате. Волосы убраны в узел, лицо как у врача, но с холодом бюрократа. В руках – планшет с данными. За её спиной – два человека в чёрных костюмах: охрана или что-то хуже.
– Имя, идентификатор.
– Колесников Алексей. K-47/MARS.
– Контакт в шахте Т-3 подтверждаешь?
– Подтверждаю.
– Симптомы?
– Головная боль, галлюцинации. Внезапный поток воспоминаний. Ощущение мысленного вторжения. Затем – отключка. Местами – потеря ориентации.
Женщина молча печатала. За спиной что-то щёлкнуло – работал сканер.
– Оружие применял?
– Только холодное. В себя. Чтобы вернуть контроль.
– Суицидальная реакция?
– Осознанный акт сопротивления. Я понял, что это существо – влияет через образы.
Женщина подняла взгляд. В её глазах что-то дрогнуло.
– Вы уже второй, кто не поддался. Интересно.
– Второй?
– Первый был три месяца назад. Сектор 7, объект “Маяк-Гамма”. Через два дня он исчез. Считай, что ты теперь в списке.
– В каком списке?
– В списке тех, кто пережил взгляд вниз.
Машина просканировала мозг, сердце, импланты. Алексей лежал под сенсорным куполом. Слышался ритм сканера, вспышки тепла на коже.Следующие полчаса были заполнены процедурами. – Повышенная активность в височных долях. Деформация паттернов сна. Аномальные колебания в зоне нейро-связей.
– Это нормально? – спросил он.
– Нормально – нет. Опасно – ещё не установлено.
– Я заражён?
Женщина отвела взгляд.
– Никто не знает, чем именно ты мог “заразиться”. Мы называем это информационной инвазией. Оно не внедряется – оно меняет тебя изнутри. Когнитивно. Нейро-химически. И, возможно… экзистенциально.
После медосмотра Алексея перевели в другое помещение – стеклянную камеру с одним креслом и столом. Напротив – человек в костюме цвета стали, с эмблемой: три круга внутри треугольника, – символ не из армии, не из охраны. Это был представитель некой вышестоящей инстанции.
– Капитан Колесников, – заговорил он, не поднимая глаз от планшета. – Ваша регистрация в программе “Периметр-К” включает пункт о полном сотрудничестве. Это значит, вы обязаны сообщать всё. Даже то, что не поняли. Даже то, чего испугались.
– Я всё уже сообщил.
– Не совсем. Вы сказали, что видели “живое”. Дайте определение.
Алексей замолчал. Потом ответил:
– Оно не просто живое. Оно – осознанное. Оно… наблюдает. И оно не безумно. Оно – древнее. Не марсианское. И не земное.
– Прикосновение было физическим?
– Нет. Умственным. Как будто я стал экраном, на который оно проецировало моё же прошлое. Боль, ошибки, страх. Оно вытаскивает изнутри самое тёмное и… кормится этим.
Человек сделал пометку.
– Вы упомянули “голоса”?
– Мысли. Не мои. Внушение.
– Что оно хотело?
– Я не знаю. Но оно не убило. Оно показало, что может. И отпустило.
Мужчина встал. Положил перед ним документ.
Повторный контакт – разрешение на ликвидацию. Без суда.ПРОТОКОЛ 9-С. Статус: Контактный. Особые условия: наблюдение. Ограничение передвижений. Алексей прочитал. Затем поднял глаза.
– Значит, теперь я опасность?
– Нет. Пока – индикатор. Но на Марсе, как ты понял, за индикаторами не наблюдают долго.
Он вышел, оставив Алексея наедине с холодным светом, пустым зеркалом и строчкой, горящей на стеклянной двери камеры:
ВХОД ТОЛЬКО СО СПЕЦРАЗРЕШЕНИЕМ. КЛАСС “ТЕНЬ”.
Когда Алексея отпустили, он вышел наружу, в тень старого ангара. Он стоял, глядя в марсианское небо, в котором не было солнца – только бесконечная пыль.
Теперь он знал.
Под ними, в шахтах, под ржавыми плитами станций, просыпалось что-то, что Земля пыталась забыть.
И, возможно, он – один из немногих, кто сможет с ним говорить.
После допроса Алексея не вернули в блок 17-В. Его перевели в отдельную капсулу на нижнем уровне технического отсека. Камера была темна, как заброшенный модуль, и пахла пережжённым пластиком. Свет включался только по расписанию. Еда приходила в закрытом контейнере через стеновой шлюз. Никто не разговаривал.
Но в ту ночь он не спал.
И как за ней – голоса. Людские. Живые. Противящиеся.Ему снилось, как тьма в шахте звала его по имени.
На четвёртый день тишины произошло нечто странное.
Вентиляционная решётка у пола издала тихий щелчок. Затем – второй. Алексей присел и увидел внутри маленький бумажный свёрток. Бумага была серая, старого типа. Почерк – чёткий, прямой:
Пароль: "Что под пылью".»«38. Ты не один. Мы знаем, что ты видел. Мы видели тоже. 21:00. Лестничный люк, сектор технический L. Затем сжал листок и спрятал под матрасом. Он перечитал трижды.
Люк – невысокий, ведущий вниз, туда, где сети ещё не обновлены. Камеры отсутствовали, но над входом – старая ржавая надпись:
ЗАПАСНОЙ ХОД. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ.
В 20:59 он был уже на месте. Он тихо постучал. Раз, два.
– Что под пылью? – прошептал он в темноту.
– Память. – прозвучал ответ.
Люк отворился. Коридор был узким, как кишка. Его вели по нему трое. Один из них – Вик, старший блока, – был впереди, с фонариком в зубах. Другой – темнокожий инженер по прозвищу Бэйдж, с глазами как у часовщика. Третий – худой, невысокий, с механическим протезом руки, звался Скальпом.
Вик говорил первым:
– Здесь всё не то, что кажется. Ты ведь видел… Оно не убило тебя. Оно показало. Ты теперь как мы.
– Что вы такое? – спросил Алексей.
– Мы? Те, кто выжил после контакта. Но главное – те, кто не забыл.
– Не забыл что?
Бэйдж включил проектор. На стене замерцала голограмма: старые карты шахт, ещё 2047 года. Там были пометки – ЗОНА Р-6, КАРМАН ПРОСТРАНСТВА, ОСАДОЧНЫЙ ЯДЕРНЫЙ ФОРМАНТ. В центре – красная точка.
Подпись:
ОБЪЕКТ: ПЕРОВОЕ СУЩЕСТВО. КЛАСС: НЕДОСТУПНО.
– Этого не было в официальных отчётах.
О проекте
О подписке
Другие проекты