Через шесть месяцев книга Галилея была запрещена, а самого учёного вызвали на суд инквизиции по подозрению в ереси. Следствие тянулось с 21 апреля по 21 июня 1633 года, причём после первого допроса Галилея арестовали. Есть сведения, что к нему были применены пытки. От учёного требовали ответить, сознательно ли он нарушил положения декрета 1616 года, запрещающие пропаганду гелиоцентризма, и раскаивается ли он в содеянном. Кроме того, Галилей должен был отречься от своих «заблуждений», иначе его ждала участь Джордано Бруно. 22 июня был оглашён приговор: учёного признали «заподозренным в ереси» и осудили на тюремное заключение. Кроме того, стоя на коленях, он произнёс подготовленный текст отречения. В тюрьме Галилей оставался недолго, затем жил на вилле у друзей, после чего вернулся на родину, в Арчетри под Флоренцией, где оставался под неусыпным надзором инквизиции.

Осуждение и ссылка Галилео Галилея вызвали шок у образованных европейцев, благо копии приговора были разосланы во все университеты. Учёным дали понять, что церковь не остановится в утверждении догматов веры и покарает любого, кто попытается оспорить идеи Аристотеля и Птолемея, увязанные с Писанием.

Примечательно, что прецедент заставил проявить осторожность даже такого знаменитого учёного, как Рене Декарт: он открыто отверг теорию Коперника и изъял свой подготовленный к печати трактат «Мир» (Le Monde). В письме Марену Мерсенну, датированном 22 июля 1633 года, великий математик горестно сообщал: «Я был настолько поражён, что готов был сжечь все свои рукописи или по крайней мере спрятать их от постороннего взгляда, если уж итальянец и к тому же (как я понимаю) любимец папы был осуждён не по какой иной причине, но именно за то, что хотел установить движение Земли». В результате одну из версий «Мира», известную также под названием «Трактат о свете» (Le traité de la lumière), опубликовали после смерти Декарта, в 1664 году, причём полный авторский текст был утерян.

Только в 1758 году папа Бенедикт XIV повелел убрать из Индекса запрещённых книг работы о гелиоцентрической системе мира. Окончательно оправдали Галилея в конце XX века: 31 октября 1992 года папа Иоанн Павел II официально признал, что инквизиция совершила ошибку, силой вынудив учёного отречься от своих убеждений.

Впрочем, процесс пересмотра ключевых мировоззренческих идей Рим не мог остановить. Поразительно, но в 1634 году, менее чем через год после осуждения Галилея, было посмертно опубликовано сочинение его давнего друга Иоганна Кеплера «Сон, или Лунная астрономия» (Somnium, sive Astronomia Lunaris). «В 1608 году… – сообщал Кеплер, – я с головой погрузился в чтение богемских легенд. Среди прочих встретилась мне история о деве Либуше, известной своим искусством в магии. Однажды ночью, закончив наблюдения звёзд и Луны, я отправился спать и заснул глубоким сном. Во сне мне привиделось, будто читаю я книгу, принесённую с ярмарки. Вот что было написано в этой книге…» То есть это сон о книге, порождённый чтением другой книги. Далее Кеплер рассказывал, как некий молодой человек знакомится благодаря посредничеству своей матери-колдуньи с духом из Левании (с Луны), который излагает ему астрономические представления её обитателей. В такой необычной форме Кеплер попытался изложить собственные соображения, основанные на системе Коперника и наблюдениях за Луной.

По мнению Кеплера, все живые существа на Луне, которых он называл селенитами (selenitis), отличаются от земных более солидными размерами, вырастают быстро, но и живут недолго. «У обитателей… нет ни определённого жилища, ни постоянного места обитания. В один из леванских дней они толпами разбредаются по всей своей сфере, причём каждый избирает способ передвижения в соответствии со своей природой: обладатели ног, более мощных, чем ноги наших верблюдов, передвигаются пешком, другие предпочитают лететь на крыльях, третьи плывут на лодках, неотступно следуя за отступающей водой. Если возникает необходимость задержаться на несколько дней, то обитатели Левании заползают в пещеры… Наружные покровы (кора – у растений, шкура или то, что её заменит – у животных) составляют основную часть телесной массы: они пористы и напоминают губку. Живое существо, вынужденное в течение целого дня оставаться на открытом месте, обгорает, верхушка его твердеет, а с наступлением вечера наружные покровы отпадают… Повсюду на почве разбросаны предметы, напоминающие по форме сосновые шишки. Их раковины целый день жарятся на солнцепеке, а по вечерам эти существа, так сказать, раскрывают свою тайну и вновь обретают жизнь».

Удивительный факт: хотя Кеплер не был биологом, в своём «Сне…» он предопределил одно из будущих важнейших направлений ксенологии – изучение так называемых экстремофилов, то есть существ, способных жить в условиях и средах, смертельных для большинства известных нам организмов. Как мы увидим далее, такие исследования помогают не только переопределить границы распространённости жизни на Земле, но и ориентировочно представить себе облик возможных инопланетян.

В то же время модным становился античный атомизм, возвращённый из забвения новыми переводчиками. Если в Италии и Франции за приверженность подзабытым идеям можно было угодить под суд, то в протестантской Англии, наоборот, появилось целое общество неоатомистов, вошедшее в историю как Нортумберлендский кружок (Northumberland circle). Среди его членов были астроном-математик Томас Хэрриот (он, кстати, известен тем, что наблюдал Луну в телескоп раньше Галилея), литераторы Джон Донн, Джордж Чепмен и Джордж Пил, натуралисты Роберт Хьюз, Томас Аллен, Уолтер Уорнер, Натаниэль Торпорли, Роберт Нортон и Николас Хилл. Последний из перечисленных даже выпустил в 1601 году большую работу «Философия Эпикура, Демокрита и Теофраста, изложенная просто» (Philosophia Epicurea, Democriteana, Theophrastica propositer simpliciter, non edocta), в которой высказался и на тему множественности миров, утверждая, что «внешние сферы (как их обычно называют) сделаны из той же самой материи, как и сфера, в которой мы живём, и по аналогии содержат все те же вещества, которые мы имеем в нашем мире… включая живых существ, приспособленных к условиям их мира». Землю, Солнце и прочие «видимые небесные сферы» Хилл считал незначительными по сравнению с бесконечной Вселенной.

Члены Нортумберлендского кружка оказали серьёзное влияние на умонастроения интеллектуалов своей страны. Поэтому не приходится удивляться, что именно в Англии в 1638 году было опубликовано сочинение епископа Фрэнсиса Годвина под названием «Человек на Луне, или Необыкновенное путешествие, совершённое Домиником Гонсалесом, или Воздушный посол» (The Man in the Moone: Or a Discourse of a Voyage thither by Domingo Gonsales. The Speedy Messenger). В нём рассказывалось, как испанский дворянин приучил диких лебедей перевозить в специальной упряжи тяжести, а потом и хозяина.

При их помощи он перелетел с корабля, потерпевшего крушение, на вершину Тенерифского пика, а оттуда – в космос. Почти сразу персонаж столкнулся с необычным явлением: «Я был страшно удивлён, но удивление моё ещё возросло, когда я заметил, что прошёл целый час, а они подымаются всё выше, прямо вверх, с быстротой пущенной стрелы. Постепенно эта невероятная скорость замедлилась. Затем каким-то чудом птицы совсем остановились и замерли неподвижно, как если б сидели на шестах. Верёвки остались висеть сами по себе, так что весь аппарат и я сам застыли в неподвижности, как бы не имея веса…»

Рис. 7. Фронтиспис и титульный лист второго издания книги Фрэнсиса Годвина «Человек на Луне». 1657 год. Библиотека Хоутона, Гарвардский университет (США).

Похоже, епископ Годвин был первым фантастом в истории, правильно описавшим действие земного тяготения и состояние невесомости при равномерном и прямолинейном движении в космическом пространстве. До Луны его персонаж добирался одиннадцать дней: «Луна предстала предо мной огромным безбрежным морем. Суша простиралась лишь там, где было немного темнее. Что касается той части этого небесного тела, которая отбрасывала ослепительно яркие лучи, это, безусловно, был ещё один океан, усеянный такими мелкими островами, что их нельзя было различить издали…»

Успешно прилунившись, дворянин повстречал селенитов, очень похожих на людей, но четырёхметрового роста и с оливковой кожей. На Луне царила монархия, а местную цивилизацию, согласно преданию, создал пришелец с Земли. Благодаря последнему обстоятельству путешественника приняли очень тепло. Однако, проведя на Луне земную зиму, он был вынужден вернуться домой: лебеди начали дохнуть, и испанец опасался, что останется в лунном мире навсегда.

В том же 1638 году в Англии увидело свет ещё одно необычное сочинение на лунную тему, автором которой тоже был епископ – Джон Уилкинс. Пожалуй, его книга – первая из известных нам, где излагались научные соображения о том, как организовать и реализовать исследовательскую экспедицию на ближайшее небесное тело. В начальной главе сочинения «Открытие лунного мира, или Рассуждение в пользу доказательства, что на этой планете может существовать другой пригодный для жизни мир» (The Discovery of a World in the Moone. Or, a Discourse Tending, to prove, that 'tis probable there may be another habitable World in that Planet) Уилкинс высказывался по вопросу множественности обитаемых миров, фактически воспроизводя выводы Плутарха. Он приводил следующие утверждения, подкрепляя их ссылками на авторитетные источники: «Луна есть тело твёрдое, плотное и непрозрачное… Пятна и более яркие части, которые мы можем различить на Луне, показывают различие между морем и сушей в том, другом мире… На Луне есть высокие горы, глубокие долины и просторные равнины… Атмосфера или сфера грубого воздуха из паров непосредственно окружает Луну… Вероятно, в лунном мире могут быть обитатели, хотя и нельзя определить их природу…

Я не осмеливаюсь лично утверждать что-либо об этих селенитах, потому что не знаю оснований, на которых можно было бы строить какое-либо мнение. Но я думаю, что будущие века откроют нам больше; и наше потомство, быть может, изобретёт какие-нибудь средства для нашего лучшего знакомства с этими обитателями…»

Как видите, строгий декрет и даже суровый приговор Галилею не смогли помешать появлению произведений, которые и сегодня во многом выглядят современными.

Пожалуй, самым последовательным сторонником атомизма в XVII веке был французский философ и астроном Пьер Гассенди. В 1616 году, будучи ещё совсем молодым человеком, он получил кафедру философии в колледже Экс-ан-Прованс и преподавал там в том числе и аристотелизм, однако чем дальше, тем больше критиковал его. Знакомство с работами Коперника и сочинениями Бруно окончательно убедило Гассенди, что геоцентрическая модель ошибочна. Понятно, что такому курсу философии не было места в иезуитском колледже, поэтому в 1622 году Гассенди отстранили от работы. В ответ он издал анонимно первую часть своей книги «Парадоксальные упражнения против аристотеликов» (Exercitationes paradoxicae adversus Aristoteleos, 1624), в которой показал ущербность ортодоксального мировоззрения. Тогда же философ посетил Париж, где познакомился с ведущими учёными и увлёкся астрономическими наблюдениями, позволившими ему подтвердить рассуждения фактами. В 1645 году Пьер Гассенди был приглашен на пост профессора кафедры математики Королевского колледжа в Париже; там он читал лекции по астрономии, в которых разъяснял космологические «гипотезы», предоставляя слушателям возможность самим решить, какая из них лучше описывает действительность. Тогда же Гассенди издал сочинения об Эпикуре, однако главная работа учёного – «Свод философии» (Syntagma philosophicum, 1658), в которой он подробно излагал свои атомистические взгляды, – вышла только после смерти автора.

Понятно, что при пересмотре европейской космологии Гассенди не мог не коснуться проблемы множественности миров и подошёл к ней системно. Сначала он сформулировал главный вопрос: «Должен ли наш мир считаться уникальным как Вселенная?» – и отметил, что его обсуждение имеет почтенную историю, перечислив имена философов, которые отстаивали разные, зачастую противоположные точки зрения. При этом Гассенди был очень осторожен в оценках: «Одно менее всего вероятно, а именно будто, как утверждают некоторые, небесные светила – это одушевлённые, живые существа, и вдобавок ещё – боги. Ибо если мы даже признаем, что каждое из этих светил как бы некий мир или, вернее, некая земля, имеющая свой собственный воздух и даже эфир, то всё же, подобно тому как наша земля, производя живые существа, сама не есть в силу этого живое существо, точно так же не могут быть ими и небесные светила, сколько бы мы ни допускали, что кое-какие живые существа могут на них рождаться… Всё это вымыслы и чудачества и не здравые рассуждения, а бред философов». Таким образом Гассенди «разделался» с биокосмизмом Джордано Бруно, отделив его от мировоззрения античных атомистов, которое считал в этой части более здравым.

Далее кажется, что французский философ выступает на стороне ортодоксов: он сообщал, что в Священном Писании нет указаний на существование каких-то других миров, кроме нашего. В то же время могущество Бога столь безгранично, что он способен создать любое количество миров и, возможно, продолжает создавать их, посему «нужно признать, что не может быть ясно доказано отсутствие других миров». При этом следует учитывать, что условия на той же Луне очень отличаются от земных и «организация лунных существ» не имеет ничего общего с нашей: «Существа, рождающиеся и умирающие на том мире, совершенно иные, чем те, которые рождаются и умирают у нас, и мы не можем постигнуть, как они живут; точно так же и обитатели Луны, если они одарены разумом, не в состоянии постигнуть, каким образом можем существовать мы». Соответственно, и жители планет, если таковые действительно есть, должны заметно отличаться от землян: причём обитатели Меркурия и Венеры должны быть более чистыми и гармонично устроенными, поскольку живут ближе к Солнцу, а обитатели Марса, Юпитера и Сатурна – более грубыми, и чем дальше, тем грубее. В принципе, не исключена возможность обитаемости и самого нашего светила, но его жители вряд ли когда-нибудь смогут явиться людям: «Они созданы для такого режима, что если бы их перенести на поверхность Земли или другой какой-либо планеты, то они погибли бы от холода, подобно тому, как у нас животные, дышащие лёгкими, погибают в воде и водные животные погибают на воздухе».

Позиция Пьера Гассенди выглядит двойственной и противоречивой, но нужно помнить, что даже его невинные лекции вызвали негодование иезуитов, а в ситуации, когда сторонников гелиоцентризма изгоняли из Парижа, угрожая смертной казнью (были и такие прецеденты), он не мог излагать свои мысли прямо.