Цитаты из книги «Вишневый сад»

уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть этой реки… Я закрыла глаза, бежала, себя не помня

. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже… Я банковский служака, теперь я финансист… желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно

Придумай что-нибудь поновее. Это старо и плоско. (Ищет калоши.) Знаешь, мы, пожалуй, не увидимся больше, так вот позволь мне дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками! Отвыкни от этой привычки – размахивать. И тоже вот строить дачи, рассчитывать, что из дачников со временем выйдут отдельные хозяева, рассчитывать так – это тоже значит размахивать… Как-никак, все-таки я тебя люблю. У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа… Лопахин (обнимает его). Прощай, голубчик. Спасибо за все. Ежели нужно, возьми у меня денег на дорогу. Трофимов. Для чего мне? Не нужно. Лопахин. Ведь у вас нет! Трофимов. Есть. Благодарю вас. Я за перевод получил. Вот они тут, в кармане. (Тревожно.) А калош моих нет! Варя (из другой комнаты). Возьмите вашу гадость! (Выбрасывает на сцену пару резиновых калош.) Трофимов. Что же вы сердитесь, Варя? Гм… Да это не мои калоши! Лопахин. Я весной посеял маку тысячу десятин, и теперь заработал сорок тысяч чистого. А когда мой мак цвел, что это была за картина! Так вот я, говорю, заработал сорок тысяч и, значит, предлагаю тебе взаймы, потому что могу. Зачем же нос драть? Я мужик… попросту. Трофимов. Твой отец был мужик, мой – аптекарь, и из этого не следует решительно ничего. Лопахин вынимает бумажник. Оставь, оставь… Дай мне хоть двести тысяч, не возьму. Я свободный человек. И все, что так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти, вот как пух, который носится по воздуху. Я

Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню. Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется

. Прощай, дом! Прощай, старая жизнь! Трофимов. Здравствуй, новая жизнь!.. (Уходит с Аней.) Варя окидывает взглядом комнату и не спеша уходит. Уходят Яша и Шарлотта с собачкой. Лопахин. Значит, до весны. Выходите, господа… До свиданция!.. (Уходит.) Любовь Андреевна и Гаев остались вдвоем. Они точно ждали этого, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали. Гаев (в отчаянии). Сестра моя, сестра моя… Любовь Андреевна.

. Прощай, дом! Прощай, старая жизнь! Трофимов. Здравствуй, новая жизнь!.. (Уходит с Аней.)

Показывается прохожий в белой потасканной фуражке, в пальто; он слегка пьян. Прохожий. Позвольте вас спросить, могу ли я пройти здесь прямо на станцию? Гаев. Можете. Идите по этой дороге. Прохожий. Чувствительно вам благодарен. (Кашлянув.) Погода превосходная… (Декламирует.) Брат мой, страдающий брат… выдь на Волгу, чей стон… (Варе.) Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать… Варя испугалась, вскрикивает. Лопахин (сердито). Всякому безобразию есть свое приличие! Любовь Андреевна (оторопев). Возьмите… вот вам… (Ищет в портмоне.) Серебра нет… Все равно, вот вам золотой… Прохожий. Чувствительно вам благодарен! (Уходит.) Смех. Варя (испуганная). Я уйду… я уйду… Ах, мамочка, дома людям есть нечего, а вы ему отдали золотой. Любовь Андреевна. Что ж со мной, глупой, делать! Я тебе дома отдам все, что у меня есть. Ермолай Алексеич, дадите мне еще взаймы!.. Лопахин. Слушаю. Любовь Андреевна. Пойдемте, господа, пора. А тут, Варя, мы тебя совсем просватали, поздравляю. Варя (сквозь слезы). Этим, мама, шутить нельзя. Лопахин. Охмелия, иди в монастырь… Гаев. А у меня дрожат руки: давно не играл на бильярде. Лопахин. Охмелия, о нимфа, помяни меня в твоих молитвах! Любовь Андреевна. Идемте, господа. Скоро ужинать. Варя. Напугал он меня. Сердце так и стучит.

Шесть лет тому назад умер отец, через месяц утонул в реке брат Гриша, хорошенький семилетний мальчик. Мама не перенесла, ушла, ушла без оглядки… (Вздрагивает.) Как я ее понимаю, если бы она знала!Пауза.А Петя Трофимов был учителем Гриши, он может напомнить…

Помню, когда я был мальчонком лет пятнадцати, отец мой покойный – он тогда здесь на деревне в лавке торговал – ударил меня по лицу кулаком, кровь пошла из носу… Мы тогда вместе пришли зачем-то во двор, и он выпивши был. Любовь Андреевна, как сейчас помню, еще молоденькая, такая худенькая, подвела меня к рукомойнику, вот в этой самой комнате, в детской. «Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет…»

окна… По этой комнате любила ходить покойная мать… Гаев. Сестра моя, сестра моя!.. Голос Ани: «Мама!..» Голос Трофимова: «Ау!..» Любовь Андреевна. Мы идем!.. Уходят. Сцена пуста. Слышно, как на ключ запирают все двери, как потом отъезжают экипажи. Становится тихо. Среди тишины раздается глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно. Слышатся шаги. Из двери, что направо, показывается Фирс. Он одет, как всегда, в пиджаке и белой жилетке, на ногах туфли. Он болен. Фирс (подходит к двери, трогает за ручку). Заперто. Уехали… (Садится на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы