Поцелуй

Был такой современник автора - критик по фамилии Говоров, так вот оный литератор полагал, что всё творчество Чехова не имеет серьезного содержания, а рассказ "Поцелуй" считал анекдотом, и сожалел, что за него взялся не разбирающийся в психологии, по его - Говорова - мнению, Чехов.

Так вот сейчас как анекдот звучит приведенный говоровский пассаж, потому что в качестве знатока человеческой психологии Чехов в нашей литературе непревзойденный мастер, уровня которого разве только Достоевский достигает (оправдывает фамилию в данном случае :)

Центральное событие рассказа, действительно, анекдотическое - поцелуй в потемках доставшийся другому, есть тут что-то декамероновское. На самом деле, анекдотические ситуации встречаются в нашей жизни чуть ли не каждый день, мы уже научились относится к ним с иронией. Вот в том-то и дело - как относиться, а штабс-капитан Рябович принял всё всерьез.

Этому герою автор так и не дает имени, он до последних страниц остается просто Рябовичем, и это неспроста. Думаю, так Чехов хотел подчеркнуть характеристику этого человека, который сам о себе отзывается: «Я самый робкий, самый скромный и самый бесцветный офицер во всей бригаде!», а какой словесный портрет дает ему автор: «…маленький, сутуловатый офицер, в очках и с бакенами, как у рыси».

Автор рисует перед нами неуверенного, неразговорчивого, крайне закомплексованного человека, с очень низким уровнем самооценки. Он очень слабо владеет коммуникативными навыками, еще более-менее способен держать себя в компании, но совершенно беспомощен при выстраивании личных взаимоотношений.

В таких условиях его внутренняя потребность в эмоциональном общении, в выражении и обмене чувствами, достигает очень высокого уровня, ведь, все это не находит выхода, тот случай, который попадает в некотором смысле под определение "в тихом омуте черти водятся". Таким чертом для Рябовича стала его потребность в любви, которой нужен был хотя бы какой-нибудь импульс.

Этим импульсом стал поцелуй, предназначавшийся другому, но этого было достаточно, чтобы штабс-капитан физически пережил неведомое ему досель чувство нежного прикосновения, тайны и доверительности. Это пронзило его и оглушило, этот опыт оказался самым сокрушающим во всей его серой и неинтересной жизни. Он не был девственником, участвовал в офицерских гулянках, где не было дефицита в общении с доступными женщинами, но это был грубый эрзац той близости, в которой нуждался Рябович, а он хотел настоящего и неподдельного.

И вот, "чужой" поцелуй позволил ему хоть что-то украдкой почувствовать, но на этом всё и оборвалось, а так хотелось продолжения. И тогда фантазия Рябовича проявила себя в полной мере, чем скуднее реальная эмоциональная жизнь человека, тем, как правило, богаче его внутренний фантазийный эмоциональный мир. Так сладко было пойти на поводу мнящихся мыслей и образов, так заманчиво было думать об этом, представлять варианты развития его взаимоотношений с прекрасной незнакомкой. Он ушел в этот прекрасный внутренний мир, не замечая и не обращая внимания на совершенно очевидные вещи, которые призывали его опомниться и протрезветь. Но воображение тоже может обладать наркотическими свойствами.

Эти три месяца стали самым счастливым временем в жизни Рябовича, но конец, а вместе с ним и фрустрация, были неизбежны. Просто ему, такому погруженному в себя и реагирующему на мощные импульсы, было нужно новое потрясение. Им стала ночная поездка в дом, "разбивший его сердце". Ведь, Рябович был не дурак, умом он понимал всю бесперспективность своих мечтаний, но ему нужен ушат холодной воды, чтобы наваждение прошло.

Кстати, Чехов пощадил своего героя, потому что вся его внутренняя тайная жизнь известна только читателю, которому подана с чеховской деликатностью, и читатель понимает героя и даже сочувствует ему.
Есть в рассказе место, где Рябович пытается рассказать о поцелуе Лобытко и Мерзлякову, но благоразумно умалчивает о своей реакции на него, дескать, так, был у меня случай. А когда они предполагают, что он имел дело с психопаткой, трусливо с ними соглашается. Такие закомплексованные люди больше всего бояться быть смешными и инстинктивно чувствуют, что может выставить их в таком свете. А, если бы автор придумал ход, в результате которого все фантазии Рябовича стали бы известны тем же сослуживцам, вот это был бы, в самом деле, анекдот, потому что, уж, они бы не упустили случая всласть насмеяться над смешным человеком.

«Подобно чтецу, впервые выступающему перед публикой, он видел всё, что было у него перед глазами, но видимое как-то плохо понималось (у физиологов такое состояние, когда субъект видит, но не понимает, называется "психической слепотой" )»

При чтении рассказа у меня возникли ассоциации с недавно обсуждаемой чеховской «Шуточкой». Только в «Поцелуе», в отличие от «Шуточки», оторванность от реальности и погружение в иллюзии были свойственны не самому шутнику, а объекту шутки – поручику Рябовичу, подвернувшемуся шутнице совершенно неожиданно.

Случайный поцелуй таинственной незнакомки попадает на благодатную почву, обильно удобренную одиночеством, жаждой любви и страсти, способностью к рефлексии и чрезмерной склонностью к фантазиям. И тут же в активную работу включается разыгравшееся воображение героя-мечтателя… Причём не только замеченное Рябовичем отвращение отскочившей от него после поцелуя обознавшейся женщины, но также прекрасно увиденные поручиком фальшь и неискренность всего негостеприимного семейства Раббеков совсем его не смущают. "Психическая слепота" ? Понимая, что серьёзно воспринимать историю с поцелуем глупо, он машет рукой на логику и отдаётся мечтам. Бесцветный прежде мир оказывается в глазах влюблённого Рябовича раскрашенным яркими красками. В течение трёх месяцев он живёт этим поцелуем. А после участия в донжуанских набегах офицеров даже чувствует себя виноватым и мысленно просит у воображаемой возлюбленной прощения… Но затем, вернувшись в те места, где произошло столь значимое событие, герой вдруг видит свои прежние надежды в ясном свете и разочаровывается. Не сумев войти в одну реку дважды, он переживает крушение иллюзий - и всё возвращается на круги своя. Мир теряет краски, а существование, показавшееся ему теперь непонятной и бесцельной шуткой, – смысл.

Да, мечта, конечно, достойна иметь место в жизни человека, но она, наверное, не должна вытеснять собой саму жизнь и полностью уводить от реальности в мир призрачных грёз. Финал открыт... И хочется верить, что герой-романтик сумеет сделать решительный шаг из тихой гавани расплывчатых вымыслов в бурлящую гущу живой жизни.

Обычная жизнь штабс-капитана Рябовича уныла и однообразна. Служба в артиллерийской бригаде полностью поглотила его. К тому же, по выражению Чехова лицо Рябовича, «рысьи бакены и очки как бы говорили: «Я самый робкий, самый скромный и самый бесцветный офицер во всей бригаде!» И вот с этим капитаном, абсолютно не заметном на фоне других офицеров, произошел конфуз.

В конце весны бригада остановилась на ночёвку в селе Местечки. Всех офицеров пригласил к себе на вечерний чай здешний помещик, генерал-лейтенант фон Раббек. После чая офицеры пошли в зал, где начались танцы. Рябович с другими не танцующими пошёл в бильярдную. Там ему быстро наскучило, и он решил вернуться в зал. По дороге Рябович заблудился, попал в какую-то тёмную комнату, где остановился в раздумье, куда дальше идти.

«В это время неожиданно для него послышались торопливые шаги и шуршанье платья, женский задыхающийся голос прошептал: "наконец-то!" и две мягкие, пахучие, несомненно женские руки охватили его шею; к его щеке прижалась теплая щека и одновременно раздался звук поцелуя. Но тотчас же целовавшая слегка вскрикнула и, как показалось Рябовичу, с отвращением отскочила от него».

Удивительно, но этот поцелуй перевернул все чувства Рябовича. Сначала его мучили стыд и страх, что все знают о произошедшем. Затем «он от головы до пят был полон нового, странного чувства, которое всё росло и росло...» Мне странно, что для возраста капитана Рябович раньше не испытывал подобные чувства. По словам Чехова ему «ни разу в жизни не приходилось обнимать талию порядочной женщины». Прямо катастрофа для офицера оставаться настолько изолированным от общения с приличными дамами. Следовательно, его опыт сводился к неприличным связям? Тогда понятно, что произошло с девственным сознанием штабс-капитана.

«Его шея, которую только что обхватывали мягкие пахучие руки, казалось ему, была вымазана маслом; на щеке около левого уса, куда поцеловала незнакомка, дрожал легкий, приятный холодок, как от мятных капель, и чем больше он тер это место, тем сильнее чувствовался этот холодок».

Всплеск чувственных эмоций от одного случайного поцелуя поверг Рябовича в шоковое состояние – «Ему захотелось плясать, говорить, бежать в сад, громко смеяться... Он совсем забыл, что он сутуловат и бесцветен, что у него рысьи бакены и "неопределенная наружность" (так однажды была названа его наружность в дамском разговоре, который он нечаянно подслушал)». Какой маленький толчок, сущий пустяк нужен был, чтобы разбудить в этом бесцветном мужчине бурю неизведанных ранее ощущений. Конечно же, Рябович понимал, что поцелуй предназначался кому-то другому, это была ошибка незнакомой женщины, которая приняла в темноте его за «своего героя».

Он стал мечтательно размышлять, разглядывая дам, стараясь представить, кто же из них это мог быть? Выбрав несколько наиболее понравившихся ему женщин, «он сделал в уме сложение, и у него получился образ девушки, целовавшей его, тот образ, которого он хотел, но никак не мог найти за столом...» И на протяжении всего вечера, даже, когда он вернулся обратно на квартиру «шея его всё еще, казалось ему, была вымазана маслом и около рта чувствовался холодок, как от мятных капель».

На утро от этого ощущения не осталось и следа. Но на протяжении трёх последующих летних месяцев его продолжало преследовать наваждение случайного поцелуя, приятные мысли не оставляли его, он «то закрывал глаза и видел себя с другою, совсем незнакомою девушкою с очень неопределенными чертами лица; мысленно он говорил, ласкал, склонялся к плечу, представлял себе войну и разлуку, потом встречу, ужин с женой, детей...»

Прошло лето, и бригада возвращалась через то же село. Рябович ожидал, что офицеров снова пригласят на чай к фон Раббеку. Но… Ничего не произошло. Тогда он сам отправился в усадьбу помещика. Там было тихо, «ни звука, ни огонька…» «Как глупо! Как глупо! – думал Рябович… - Как всё неумно!» Он смотрел на реку, вода бежала также как в мае. «К чему? Зачем?И весь мир, вся жизнь показались Рябовичу непонятной, бесцельной шуткой... А отведя глаза от воды и взглянув на небо, он опять вспомнил, как судьба в лице незнакомой женщины нечаянно обласкала его, вспомнил свои летние мечты и образы, и его жизнь показалась ему необыкновенно скудной, убогой и бесцветной...»

Так закончилось его наваждение.

Фраза – «Он захотел вообразить ее спящею. Открытое настежь окно спальни, зеленые ветки, заглядывающие в это окно, утреннюю свежесть, запах тополя, сирени и роз, кровать, стул и на нем платье, которое вчера шуршало, туфельки, часики на столе - всё это нарисовал он себе ясно и отчетливо, но черты лица, милая сонная улыбка, именно то, что важно и характерно, ускользало от его воображения, как ртуть из-под пальца».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 399