4

На седьмой день пребывания Егора на территории ставки в блокгауз к Гитлеру приехал рейхсмаршал Герман Геринг. Егор как раз дежурил у кабинета фюрера.

Геринг, которого все называли преемником фюрера, оказался грузным мужчиной с военной выправкой, решительным лицом и светлыми глазами, в которых читались ум, отвага и хитрость. Егор был наслышан о былых подвигах рейхсмаршала.

Во время Первой мировой войны Геринг был летчиком-истребителем и сбил двадцать два самолета противника, за что был награжден Железным крестом и высшей военной наградой Пруссии – орденом «Pour le Mьrite». И даже дальнейшие неприглядные факты биографии Геринга, включавшие в себя скандальные любовные связи, погромы, кутежи и патологическую любовь к роскоши, не затмили былой славы рейхсмаршала и не помешали ему стать народным любимцем.

Стремительно шагая к кабинету Гитлера, рейхсмаршал на ходу сбросил шинель, дорожную сумку и фуражку, всучил их подоспевшему Егору и тут же направился дальше.

Как только Геринг скрылся в кабинете фюрера, Егор отнес его вещи в гардероб. В кармане шинели рейхсмаршала лежало что-то тяжелое. Положив вещи на столик перед вешалкой, Егор заметил слегка торчащую из кармана рукоятку пистолета. Он вытянул пистолет – это был огромный револьвер марки «кольт» с шестизарядным барабаном. Егор тихонько присвистнул. Внушительное оружие. Не то что его нынешний «вальтер-ПП», выглядевший на фоне огромного револьвера детской игрушкой.

Повесив шинель, сумку и фуражку на крючки, Егор бесшумно прошел к кабинету и навострил слух. Он услышал раздраженный голос Гитлера и негромкий, спокойный – Геринга. Речь шла о недавних бомбежках немецких городов. Фюрер нападал, а рейхсмаршал защищался, пытаясь прикрыть действия своих подчиненных и найти всему объективные объяснения. Гитлер нервничал и давал выход своему гневу. Он говорил громко, раздраженно:

– Почему не дошла информация? Как такое вообще возможно? Информация есть, но она не доходит! Зачем отдавать приказы, если никто о них не знает! То, что произошло, – провал, и в ответе за это я! А потери? Вдовы и сироты – им будет за что меня ненавидеть!

– Мой фюрер…

Дальше Геринг понизил голос, словно сообщал шефу секретную информацию, но Гитлер прервал его:

– Ты разочаровываешь меня, Герман! И пророк из тебя никудышный. Не ты ли говорил, что ни одна вражеская бомба не упадет на города Германии? Кто объявил об этом нации? Кто уверял в этом нашу партию? Я читал в книгах об азартных карточных играх – мне знакомо понятие блефа. Германия – не зеленое сукно ломберного стола, на котором можно играть в азартные игры.

– Мой фюрер, ваши обвинения не совсем справедливы. Я никогда…

– Вы погрязли в довольстве и роскоши, Геринг! – снова оборвал Гитлер. – Вы живете в дни войны, словно император или еврейский плутократ! Вы стреляете из лука оленей, а мою нацию расстреливают из пушек самолеты врага! Призвание вождя – это величие нации! Удел вождя – скромность! Профессия вождя – точное соотнесение обещаний с их выполнением!

– Шеф, я не…

– Не надо больше слов. Отправляйся в свою ставку, Герман, я должен все тщательно обдумать.

Геринг зашагал к двери. Егор быстро отпрянул и отошел на пару шагов.

Рейхсмаршал вышел из кабинета и неплотно притворил за собой дверь.

– Дьявол… – тихо выругался он. Потом взглянул на Егора и грубо спросил: – Куда вы уволокли мои вещи, гауптштурмфюрер?

– Они в гардеробе, господин рейхсмаршал. Прикажете принести?

– Сам пройду.

И Геринг – тяжелый, мощный, как медведь, двинулся к гардеробу. Егор последовал за ним.

Набросив шинель и надев на голову фуражку, Геринг нахмурился и вдруг разразился тихой, но весьма отборной бранью, помянув в своей «отповеди» русских, англичан и американцев и пообещав отправить их всех туда, куда ни один человек в здравом уме не отправился бы.

Егор спокойно выслушал нецензурный монолог Геринга, затем достал из кармана брюк алюминиевую фляжку и протянул ее рейхсмаршалу. Геринг на мгновение замолчал, потом взял фляжку и спросил без всякого удивления:

– Что там? Шнапс?

– Бренди, – ответил Егор.

Рейхсмаршал кивнул, свинтил крышку и хорошенько приложился к фляжке.

– Хорошее пойло, – похвалил он. Затем вернул фляжку Егору, оглядел его с головы до ног и сухо осведомился: – Фамилия?

– Гауптштурмфюрер Георг Грофт.

Геринг еще несколько секунд сверлил Волчка своими холодными, светлыми глазами, потом вдруг хмыкнул и одобрительно проговорил:

– Ты хороший парень, Грофт. И я это запомню. Поверь, я умею быть благодарным.

Геринг запахнул пальто, поправил на плече дорожную сумку и двинулся к выходу. Однако на полпути вдруг обернулся и спросил:

– В карты играешь?

– Так точно, господин рейхсмаршал.

– Приезжай ко мне в ставку. Завтра, часов в семь вечера. Я выпишу на тебя пропуск.

Геринг повернулся и вышел из блокгауза.

Егор снова подошел к кабинету. Брови его удивленно приподнялись. Из рабочего кабинета Гитлера доносилась тихая прекрасная музыка. Заглянув в щель, Егор увидел, что фюрер сидит в кресле с закрытыми глазами, полностью поглощенный мелодией и словами песни, льющейся из патефона.

Вид у Гитлера был измученный, почти несчастный. Контраст с только что закончившимся шумным спором – поразительный.

– Войдите в кабинет, гауптштурмфюрер, – сказал вдруг фюрер, не открывая глаз. – Хватит там топтаться.

Егор послушно вошел в кабинет, напустив на себя самый смиренный вид, на какой только был способен. Гитлер открыл глаза, посмотрел на него и спросил:

– Вы знаете, кто это поет?

– Нет, мой фюрер, – ответил Егор.

– Это Йозеф Шмидт. Великий оперный тенор.

– «Маленький человек с большим голосом». Да, мой фюрер, я слышал о нем.

Фюрер сидел в расслабленной позе, расстегнув китель. Егор не к месту заметил, что у Гитлера наметилось брюшко и что на плечах его кителя серебрится перхоть.

– Шмидт бежал из Германии, когда мы пришли к власти, – снова заговорил Гитлер. – И умер в пересыльном лагере. Насыщенная биография, не правда ли? Биография поэта, а не певца.

Гитлер, ощутив на себе взгляд Волчка, повернул голову и пристально посмотрел ему в глаза. Егор почувствовал, как взмокла его спина под рубашкой. Нет, все же этот человек был не таким, как все. Глаза его, внезапно посветлевшие, холодные, властные, проникали Егору в душу, и не просто в душу, а в самые тайные и непроницаемые ее глубины.

– У вас есть невеста? – спросил он вдруг, без всякого перехода.

– Да, мой фюрер, – ответил Егор, припомнив, что Георга Грота действительно ждет в Берлине девушка, которой он месяц назад сделал предложение.

– Замечательно. – Гитлер усмехнулся. – И что вы собираетесь ей подарить?

– Подарить?

– Ну да. Девушкам ведь делают подарки.

– Да, мой фюрер. Я… я хочу подарить ей браслет.

– Браслет? – Фюрер прищурился. – Золотой, я полагаю? Может быть, даже с бриллиантами?

– Так точно.

Уголки губ Гитлера приподнялись:

– Это хороший подарок, Георг. Но не все то золото, что блестит. Вы что-нибудь знаете про алхимиков?

Егор был сбит с толку. Он снова не к месту отметил, что у Гитлера на указательном пальце черный ноготь.

– Бог щедро одарил нас дарами, но мы не всегда знаем, как их использовать. – Фюрер сдержанно усмехнулся. – Мы даже не всегда их видим, хотя они лежат у нас под самым носом. Свойства металлов до сих пор не раскрыты. Бывает, что простой медный браслет способен принести своему владельцу больше благ, чем все золото мира.

Гитлер поднялся со стула, повернулся к Егору спиной и неторопливо прошел к камину. Рука Егора сама потянулась к «вальтеру», и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рвануть пистолет из кобуры и не разрядить обойму в затылок величайшему злодею человечества.

Гитлер между тем взял бронзовую кочергу и поворошил ею в камине, поправляя тлеющие поленья. Некоторое время от стоял перед камином молча, а когда обернулся, посмотрел на Волчка так, будто забыл о его присутствии или не сразу вспомнил, кто перед ним стоит. Потом кивнул и пробормотал:

– Ах да, браслет… Хороший подарок. Женщины, как сороки, любят все блестящее. В том числе и браслеты. Когда вам понадобится отпуск, чтобы повидаться с невестой, скажите прямо мне. А уж я как-нибудь договорюсь со стариной Геше. А теперь ступайте.

5

Егор отлично помнил слова профессора Терехова: «Браслет сам тебя найдет». Квантовый навигатор, изобретенный профессором, начинал работать на полную мощность только в момент перемещения Егора во времени, используя его сознание, как надежную антенну. Навигатор вычислял точку наибольшего пространственного и временного сближения Егора с искомым предметом и, словно умелый стрелок, отправлял его сознание в точку, немного предшествующую встрече, чтобы исключить «перелет» и дать Егору время подготовиться. Так было в предыдущие два раза, когда Машина времени забросила Волчка сперва в Средневековье, а затем в недалекое будущее.

Исходя из этих соображений, Егор предположил, что фюрер неспроста завел речь о невесте и подарке. Последние три дня в блокгаузе Гитлера гостила его подруга – довольно хорошенькая блондинка по имени Ева Браун.

Она была в бункере не в первый раз, и охранники фюрера были ей хорошо знакомы. Все, кроме новичка Георга Грофта. С ним она виделась всего пару раз, и они вежливо кивали друг другу в знак приветствия.

Егору показалось, что Ева, являясь подругой великого вождя, прекрасно осознает всю двусмысленность и неопределенность своего статуса. Это было заметно по поведению девушки. По ее обыкновению скромно и как-то по-звериному покорно опускать глаза в присутствии высокопоставленных гостей Гитлера. В легком румянце, появляющемся на ее щеках, когда офицеры при ее внезапном появлении замолкали, из чего она, будучи девушкой мнительной, конечно же, делала вывод, что офицеры обсуждали ее отношения с фюрером.

Проницательность и наблюдательность, присущие бывшему агенту разведки Георгу Грофту, сослужили Егору добрую службу. Он с первого же взгляда понял, что Еве очень одиноко в ставке. Жизнерадостная натура девушки сочеталась с природной застенчивостью, граничащей с закомплексованностью. Она считала себя недалекой и даже глуповатой и сильно робела в присутствии «великих мужчин», окружавших фюрера.

И вместе с тем девушка жаждала общения и готова была открыть душу любому, кто сгодится на роль ее друга. На роль того, кто не будет рассматривать ее оценивающим взглядом, а примет и будет уважать ее такой, какая она есть.

Между тем офицеры из «бегляйткоммандо», интуитивно чувствуя комплексы девушки, вели себя с ней запросто и даже бесцеремонно. Случалось, что стопки писем, телеграмм и деловых бумаг заносили прямо в комнату Евы Браун: так Гитлеру было проще добраться до почты, поскольку спальня его напрямую сообщалась с ее комнатой.

На следующее утро после разговора с Гитлером, зная, что сам фюрер отправился на прогулку в сопровождении трех белокурых охранников, Егор прихватил из пункта связи парочку не очень срочных телеграмм, поднялся по ступенькам, ведущим в апартаменты фюрера и его подруги, на секунду остановился перед дверью в спальню Евы Браун, пригладил ладонью волосы, а затем взялся за ручку и открыл дверь.

Ева Браун была еще в постели, практически нагая, в одной коротенькой ночной рубашке. Егор замер у порога, изобразив смущение.

– Прошу прощения, фройляйн Гитлер, – пробормотал он растерянным голосом, намеренно называя ее именем великого фюрера и прикрыв глаза ладонью. – Должно быть, я слишком тихо постучал. Я буду благодарен, если вы не расскажете об этом фюреру.

Волчок повернулся и сделал вид, что хочет уйти, но Ева вдруг окликнула его:

– Постойте, гауптштурмфюрер!

Егор замер, не оборачиваясь.

– Вам совершенно не о чем волноваться, – мягко проговорила она. – Ничего страшного не случилось. Скажите, гауптштурмфюрер, у вас есть сигарета?

– Конечно, фройляйн Гитлер.

Он достал из кармана пачку трофейного «Кэмэла» и положил ее на столик возле двери.

– Можете подать мне их? – спросила у Волчка за спиной Ева. – И не бойтесь обернуться.

Егор обернулся и взглянул на нее. Она сидела на кровати, выпрямившись и чуть прикрыв грудь легким покрывалом. Егор взял сигареты и приблизился к ней.

Вынув сигарету из пачки и вставив ее в пухлые словно у ребенка губы, девушка потянулась было за зажигалкой, но Егор ее опередил. Чиркнув спичкой, он поднес ее к сигарете, глядя на свежее, несмотря на недавнее пробуждение, лицо с живыми, обаятельными чертами.

Ева выпустила облачко дыма, посмотрела сквозь него на Волчка и вдруг улыбнулась:

– Вы новичок, правда?

– Правда, – ответил Егор и тоже улыбнулся.

– Вы уже успели с кем-нибудь подружиться?

Он покачал головой:

– Нет. Я все еще чувствую себя здесь немного чужим.

– Мне это знакомо, – сказала Ева.

Она повернулась к тумбочке, чтобы стряхнуть с сигареты пепел в фарфоровую пепельницу, и как бы невзначай выпростала из-под покрывала стройную правую ногу, обнаженную до самого бедра. Нога была великолепная, не хуже, чем у супермоделей с обложек «Harper’s Bazaar» и «Vogue».

Ева снова выпрямилась, посмотрела Егору в глаза и весело спросила:

– У вас все еще испуганный вид. Неужели я такая страшная?

Он улыбнулся в ответ – самой очаровательной, мягкой и обезоруживающей из своих улыбок (а их в загашнике у опытного разведчика Георга Грофта было великое множество).

– Вы прекрасны, фройляйн! – выдохнул он. И тут же покраснел, словно устыдился развязности своих слов.

Ева засмеялась, щечки ее тоже слегка порозовели:

– А вы ловелас, капитан! Но вы кажетесь мне простым и симпатичным парнем. Слушайте, вы сможете достать мне выпивку?

– Выпивку?

Она кивнула:

– Да. Я знаю, что вы, офицеры, в свободное время прикладываетесь к рюмочке. Как, впрочем, и все другие мужчины. А мне Адольф запрещает пить.

– Это очень мудро с его стороны, – мягко заметил Егор.

– Безусловно. Но иногда… иногда без выпивки совершенно невозможно расслабиться. А я так часто чувствую себя напряженной.

Последняя фраза Евы прозвучала неожиданно искренне и не без некоторой горечи. Егор кивнул в знак понимания и уточнил:

– Какие напитки предпочитает фройляйн?

Глаза девушки загорелись.

– Сможете принести шампанское? – негромко, словно боясь чужих ушей, спросила она.

Глядя на ее лицо, Егор окончательно удостоверился в своем подозрении, которое возникло у него, едва он переступил комнату: Ева Браун была пьяна.

Опьянение ее было едва заметным. Скорее всего, девушка выпила не больше пары бокалов вина (видимо, допила остатки из бутылки, которую тщательно прятала от фюрера).

Егор улыбнулся и сказал:

– Я готов попробовать.