– Почти, – несколько уклончиво ответил Старицкий и явно о чём-то задумался. Но уже через несколько секунд встрепенулся и договорил: – У меня нет никаких возражений насчёт поиска жилья и лавки. Раз уж тебе так хочется самостоятельности, пожалуйста. Ты уже доказал, что способен выжить даже в экстремальных условиях, думаю, и жизнь в столице будет тебе по плечу. А вот по поводу школы… предлагаю обсудить этот вопрос чуть позже, и с участием моей жены. Лада является попечителем некоторых учебных заведений столицы и очень хорошо разбирается в вопросах, касающихся образования. Думаю, она сможет дать тебе несколько советов по этому поводу. Что скажешь?

– Я буду весьма благодарен за такую помощь, – я искренне улыбнулся в ответ.

– Замечательно. Мне остаётся только надеяться, что ты не сорвёшься завтра же на поиски квартиры, – произнёс Виталий Родионович. – Лада расстроится, если ты уедешь от нас слишком быстро. Да и… внуки-правнуки будут недовольны.

– У вас их много? – спросил я.

– Ребятишек? Восемнадцать, – моментально ответил князь. – Девять внуков, и пока ещё девять правнуков. А если считать всех детей, в смысле наших с Ладой потомков, находящихся в детском возрасте, то двадцать.

– Э-э? – не понял я.

– Мы с женой, слава богу, ещё находимся в репродуктивном возрасте, – ухмыльнулся Старицкий. – Что и доказали десять лет назад. Близнецы получились… реактивные.

Я аж икнул. Князю за сто пятьдесят, княгиня не намного младше, а их младшим детям по десять лет! Ох-ре-неть!

– Боюсь спросить… – проговорил я, кое-как справившись с изумлением. Князь кивнул, словно подбадривая, и я всё же решился: – А это считается нормаль… то есть обычным? В смысле, здесь все такие долгожители?

– Совсем нет, Ерофей, – как мне показалось, с печалью в голосе ответил Виталий Родионович. – Видишь ли, для того, чтобы жить долго, нужно активно заниматься естествознанием. Нет, не обязательно что-то исследовать, достаточно практики. Ежедневной и разнообразной. Чем обширнее практика, тем дольше тело сохраняет молодость и силу. Если такой возможности нет… или просто отсутствует желание, можно время от времени проходить соответствующие процедуры у целителей. Раз в пять-шесть лет. Правда, стоят они совсем недешёво. Но даже средний обыватель вполне может скопить нужную сумму, не особо напрягая свой кошелёк и не отказываясь от маленьких радостей жизни.

– И при этом долгожителей мало? – удивился я.

– Не мало. Немного, – поправил меня Старицкий.

– Всё равно! Если вы говорите, что для долгой жизни достаточно лишь ежедневно широко использовать ментальные конструкты… неужели это так сложно? Или это секрет?

– Не просто «ежедневно и широко», Ерофей. Практика должна быть разнообразной. И нет в этом никакого секрета, – пожав плечами, уточнил князь. – Вот уже сто лет прошло с тех пор, как этот факт был научно доказан. И подавляющее большинство прекрасно об этом знает, но… вспомни, в нашем мире все знают, что курение укорачивает срок жизни, а зарядка по утрам его увеличивает. И что? По логике, курение должно было уйти в прошлое, как страшный сон, а все люди поголовно должны начинать утро с зарядки. Но в моём две тысячи двенадцатом, знаешь ли, количество «паровозов» ничуть не стремилось к нулю, а утром не было пробок на беговых дорожках. Или что-то изменилось за прошедшие… кстати, ты из какого года?

– Из две тысячи семнадцатого, – ответил я и понимающе кивнул. – И да, я тоже не встречал в парках бегающих за здоровьем толп… как и дефицита гантелей в спортмагазинах.

– Вот видишь, – развёл руками князь. – И здесь та же история. Все знают, но лишь немногие предпринимают реальные шаги для продления собственной жизни.

– Всё равно это странно, – заметил я. – Ладно, курение, зарядка… при разнице в пять-десять лет, да ещё и при большом разбросе в сроках жизни вообще, нежелание людей избавляться от дурной привычки или тратить время на «бессмысленные телодвижения» вполне понятно. Лень, она любую логику ногами запинает, просто, чтоб та спокойно спать не мешала. Но здесь же речь идёт как минимум о семидесяти-восьмидесяти годах! Причём, как я понимаю, не старости с её болезнями, слабостью и медленным угасанием, а вполне активной, полноценной жизни! Так почему?

– Говорю же, потому что недостаточно просто использовать три-четыре ментальных конструкта в день. Они должны быть разноплановыми, и их должно быть не меньше десятка, чтобы применение таковых оказало оздоравливающее влияние на тело оператора. Но человек должен знать эти самые конструкты. А откуда, если он не учился на факультете естествознания, а для работы и жизни ему хватает того же десятка конструктов, применяемых от случая к случаю, то есть даже не каждый день? Кстати, если заглянешь в Хольмский университет, то увидишь удивительную картину. Половина студентов прикладных факультетов – люди, что называется, «за сорок». Спохватившиеся, как их зовут преподаватели. Учатся эти господа на совесть, и, если говорить честно, то именно они со временем становятся настоящими специалистами в прикладном естествознании. Кузница кадров будущих мастеров, можно сказать.

– Виталий Родионович, а используя изученные конструкты, они молодеют? Или просто «замирают» в том возрасте, в котором начали работу над собой? – поинтересовался я. А что, интересно же! Тем более что о таких тонкостях я вообще ничего не знал. Не встречалась мне подобная информация в тех источниках, что довелось читать.

– Ну, откат до тридцатилетнего возраста можно получить уже через три-четыре года активной практики, – ответил князь. – Но потом… всё равно, чем дольше живёшь, тем больше конструктов ты должен применять, чтобы тело сохраняло молодость и силу. И то это действует лишь до третьего десятка конструктов, то есть в среднем лет до семидесяти реального возраста примерно. Потом процесс старения всё же берёт своё, хотя и растягивается очень сильно. Насколько, можешь оценить, глядя на нас с Ладой. Кстати, нам с женой, чтобы сохранять нынешние кондиции, нужно использовать не менее полусотни ментальных операций в сутки, – объяснил князь. – А тот же Остромиров, насколько я знаю, вообще «колдует» по нескольку часов в день без перерыва. Того и гляди, в отшельники намылится.

– Почему «в отшельники»? – не понял я.

– А как иначе? – развёл руками Старицкий. – Представь, каково приходится окружающим, когда рядом такой дедушка шалить начинает. Широко, многопланово и, самое главное, без остановки! Да от того шторма, что он устроит в ментале, даже святой рехнётся.

– То есть это, получается, стандартная процедура, да?

– Именно так. Среди обычных людей до такого уровня пока ещё никто не развивался. А вот волхвы да, им на определённом этапе приходится уходить из общества, просто чтобы не доставлять серьёзных неудобств окружающим людям.

– Интересно… а что потом? – пробормотал я.

– Потом? Смерть, я полагаю, – равнодушно заметил князь, но, заметив мой взгляд, нахмурился. – Что?

– Вы не интересовались этим вопросом, да? У тех же волхвов, например?

– Не видел смысла. А что, у тебя вдруг появились другие предположения? – осведомился Старицкий.

– Можно и так сказать, – протянул я, одновременно пытаясь сформулировать то, что вертелось в голове в виде неопределённых образов. – Во-первых, что произойдёт с человеком, дожившим до такого возраста, когда он вынужден будет постоянно выдавать какие-то ментальные воздействия без остановки и перерывов на отдых и сон?

– Полагаю, он просто должен перестать заниматься ерундой и позволить себе уснуть в последний раз, – довольно резко откликнулся князь, но почти тут же смягчил тон: – А во-вторых?

– А во-вторых, подобные действия противоречат логике. Если разнообразные воздействия в ментале позволяют продлить жизнь, значит, должен быть какой-то… финальный эффект, что ли? Ну, не знаю, как правильно объяснить.

– Переход количества в качество? – усмехнулся Старицкий.

– Ну да… что-то в этом роде. Я ведь правильно понимаю, что чем больше манипуляций совершает оператор, тем мощнее и объёмнее они становятся со временем? То есть навык ментального оперирования развивается, а не остаётся неизменным на протяжении всей жизни?

– Да, пределов развития дара нет. Или до него пока просто никто не дошёл. Хм, логичное предположение, вообще-то, – князь задумчиво покачал головой. – Но… всего лишь предположение. Мышцы человек тоже может «качать» всю жизнь, но и они когда-то сгниют в земле или сгорят в печи крематория. Без всякого «качественного скачка».

– Да, но ментальное оперирование не имеет ничего общего с материальным телом человека, у которого всё же есть свой предел развития, – не согласился я. – Так почему не предположить, что и итог в этом случае будет отличным?

– Думаю, этот вопрос стоит обсудить с Всеславом и Вышатой Любомиричем, им будет интересно. Весьма интересно! – после недолгого молчания неожиданно заключил Старицкий и, глянув на часы, хлопнул в ладоши: – Ерофей, мы опять скатились в «запредельщину», от которой ты хотел отдохнуть. Да и время вышло. Обед через пять минут, и если мы не появимся вовремя в столовой, нас с тобой схарчат вместо первого блюда. Идём.

– Надеюсь, там не все восемнадцать детишек сразу? – пробормотал я, выходя следом за князем из гостиной.

– Не волнуйся. Сегодня в гостях только четверо из них, да и те под присмотром моего внука Болха. Плюс твоя знакомая Злата, – бросил через плечо Виталий Родионович и, еле слышно рассмеявшись, договорил: – Маленькая защитница! Вчера она наотрез отказалась, цитирую: «Оставлять братика Еру одного в незнакомом месте». Так что имей в виду, прозвище у тебя уже есть и избавиться от него не выйдет. Детям оно слишком понравилось.

– Ера, значит? Ну… хорошо, что не Ять, – вздохнул я и встрепенулся. – Стоп. То есть Бийские не уехали?

– Бран Богданич остался с дочерью, а Бажена Вентовна отправилась домой, опасается, что Олег с Марой что-нибудь учудят без её пригляда, – всё так же на ходу пояснил Старицкий.

– Эти могут, – согласился я, поднимаясь по широкой лестнице следом за князем.

– Кстати, Грац и Остромиров тоже здесь, но они клятвенно пообещали Ладе, что до вечера тебя не побеспокоят.

– И это хорошо. После нашего разговора мне, пожалуй, действительно нужно немного отдохнуть, – откликнулся я.

– Погуляешь по парку, развеешься. Заодно и информация в голове уляжется, – ответил князь и кивнул, когда возникший перед нами Сварт распахнул двери в столовую.

Действительно, маленькая защитница. Стоило нам оказаться в просторной комнате со стоящим в её центре огромным овальным столом, уже сервированным к обеду, как на мне скрестился добрый десяток взглядов. Ожидающие, любопытствующие, равнодушные… в полной тишине мы с хозяином дома двинулись к столу, но почти тут же раздался скрежет отодвигаемого стула и быстрый уверенный топот. Исчезнувшая из-за стола Злата вихрем подлетела ко мне и, не обращая никакого внимания на окружающих, с довольным визгом повисла на моей шее. Как только допрыгнула, малявка?!

Левое ухо тут же оглохло от звонкого голоса девочки, безостановочно тараторящей и вываливающей на меня сразу тонны информации… обо всём. И как она за меня переживала, и какой этот дом огромный, и как ей понравился бальный зал. Имена детей, с лёгким изумлением взирающих на нас из-за стола, перемежались сведениями о количестве собак, живущих в имении, естественно, с упоминанием всех кличек; мнение о раннем завтраке и качестве апельсинового сока, поданного к нему, высказывалось одновременно с рассуждением о красоте цветов в верхнем зимнем саду… в общем, спустя максимум десять секунд я узнал о загородном поместье Старицких как бы не больше, чем смог бы узнать за год жизни здесь.

Но, наконец, Злата угомонилась и… повела меня знакомиться с уже еле сдерживающими смех присутствующими. По крайней мере, взрослые, сидящие за столом, явственно давили предательские улыбки. А вот дети… хм, если я не ошибаюсь, обаятельная непосредственность Златы просто ввела их в ступор. Ну, в принципе, чего-то подобного стоило ожидать, как я думаю. Всё же в комнате сейчас присутствуют не только «свои», родные и домашние, при которых вполне позволительно беситься и плевать на этикет, но и гости, при которых обычно детей учат вести себя «подобающе». Учитывая же, что и сама Злата числится здесь гостьей… подчеркну, «маленькой гостьей», такое пофигистичное отношение к вбиваемым правилам поведения не могло вызвать у юных княжат удивления и… зависти. Самой жгучей зависти, которую я легко ощутил. Общий же фон в столовой был скорее умилённо-насмешливый. И к кому из нас какое чувство относится, разобраться было несложно. Да и к чёрту! Смейтесь, сколько хотите, по сравнению с тем океаном радости, в который меня макнула маленькая егоза, ваши смешки – тьфу и растереть!

Правда, был и ещё один поток эмоций, изрядно выбивающийся из общего ряда. И на него я просто не мог не отреагировать. Каюсь, не удержался и, глянув на застывшего у дверей Сварта, с ехидной улыбкой подмигнул фонящему усталым недовольством дворецкому.

Четыре – два, господин Сварт!