Цитаты из книги «Дело Зили-султана»

Какая может быть последовательность, если на улице жара, а дома тебя ждет кальян и гарем?

и отправят сизым голубем на родину, в имение, яровые да озимые взращивать.

Разозленный Насер ад-Дин обозвал их педерсеками и педерсухтами, то есть прохвостами и собачьими детьми, и сказал, что ответ за состояние армии будет держать военный министр, мой добрый знакомец Наиб-э Султан.

– Ах, если бы я знал, кто ему помог, я бы усек мерзавцу все его члены, а потом посадил бы на кол! – сокрушенно сказал Насер ад-Дин.

Когда вечером я пересказал наш разговор с полковником Элен, она заявила, что я гений и она мной гордится. – Да, у меня много достоинств, – отвечал я, заключая ее в объятия. – Ах, – засмеялась она, отстраняясь, – ты, может быть, думаешь, что ты лучший на свете любовник? Я сделал оскорбленное лицо: а разве не так? – Не знаю, – отвечала она лукаво, – я еще не разобралась. Не приходится удивляться, что добрая половина ночи ушла у нас на то, чтобы прояснить этот деликатный вопрос.

– Ну, хорошо, даже если выйдет по-твоему, а дальше что? – спрашивала она. – Дальше видно будет – говорил я. – Как говорил Наполеон, главное – ввязаться в битву. – У Наполеона была армия, а у тебя? Этот вопрос меня мало беспокоил. Я как раз сколачивал эту самую армию. Конечно, кто-то скажет, что проще всего было сместить Кузьмина-Караваева, встать во главе Персидской казачьей бригады, сбросить Насер ад-Дина, объявить себя шахиншахом вместо него – и освободить Ганцзалина на совершенно законных основаниях. Но тогда пришлось бы растить усы, как у шахиншаха, спать не с любимой женщиной, а с целым гаремом, проводить идиотские реформы и вообще вести бессмысленное и унылое существование. Нет-нет, на такое я был не готов. Зато мой собственный план чем дальше, тем больше казался мне не только вполне выполнимым, но и единственно возможным.

Домой я не пошел, отправился сразу к Элен. Мне нужно было выговориться, рассказать о своих бедах хоть кому-то.

Я оглядел ружье и сразу увидел, что это модифицированная копия того, что я дарил шаху. Конечно, жулик Монтефорте не нашел моего ружья, но он поступил иначе – написал во Францию. – И сколько же вы заплатили Маре за этот экземпляр? – спросил я чуть слышно, не раскрывая рта. – Наверное, целое состояние? – Умоляю, не губите, – так же еле слышно проговорил Монтефорте.

После обеда мы пошли гулять, а потом как-то сам собой настал вечер, я пошел проводить Элен до дома и снова остался у нее. Это вышло так естественно, что я даже почти не мучился совестью.

Шах кричал и жаловался, как ребенок. Украли не только его любимое ружье, украли и некоторые созданные при его помощи шедевры: летящего журавля, бегущую лошадь, танцующую наложницу и самый любимый – идущего верблюда. – Мой верблюд, – кричал шахиншах, – мой дорогой верблюд! Да отсохнут у них члены, которыми они совершили это преступление, да вылезут у них глаза из глазниц, да поразит их чума и холера!