– Не вполне человек?

– Так и есть. Не вполне человек. Я объясню на пальцах, пока алкоголь делает тебя достаточно лояльным к новым идеям. Ты ведь у нас тот еще консерватор, да?

Сэншу вскочил со своего места и чинно прошел за стойку. Джа все не возвращался. Сэншу достал из-под стойки тетрадь и перелистнул на последнюю страницу.

– Гляди. Вот это, – он нарисовал прямоугольник, – человек. Он живет свою обычную человеческую жизнь. Ходит на работу, гуляет с собакой каждый вечер, выпивает по пятницам, играет в дартс и всегда выигрывает. А вот это…

Он прервался, чтобы нарисовать квадрат.

– …это его любимая зажигалка. Он носит ее с собой, всегда проверяет, на месте ли она, целует на удачу перед тем, как бросить дротик. Каждое утро кладет ее на тумбочку возле кровати, а наутро возвращает в карман. Она для него что-то вроде талисмана. Всегда с ним, куда бы он ни пошел, занимает особое место в его голове и сердце.

Кёичиро внимательно наблюдал, как Сэншу рисует ровные стрелочки. Настолько ровные, что это даже раздражало.

– В норме они проживают свои жизни вместе – человек и его «дорогая вещь», особенный, избранный им предмет. Затем он уходит, а вещь растворяется в мире, исчезает как единица – поскольку та частичка души, что была вложена в эту зажигалку, не может существовать отдельно. И вот тут у нас происходит поломка.

Сэншу поднял взгляд на Кёичиро. Тот терпеливо слушал.

– Боюсь, что человек, которого ты видел и которого я ищу, и не человек вовсе. Он зажигалка.

– Зажигалка? Ожившая зажигалка?

– Не совсем. Я ведь говорил, что в предмете заключена частичка души владельца, верно?

Кёичиро потер виски. Прижал ладонь ко рту. Сэншу не беспокоил его, буднично наблюдая, как тот ерзает на стуле и то и дело хватает себя то за волосы, то за подбородок.

– Это… – наконец проговорил Кёичиро, – звучит действительно немного безумно, не находишь? Хотя, конечно, сочетается с этим странным местом.

Сэншу удивленно оглядел бар, снаружи выглядящий как крошечный храм, и пожал плечами.

– Грубо. Но наверное, тебя можно понять. Ты живешь своей самой обычной жизнью, ходишь на работу, возвращаешься домой, часами лежишь среди банок пива, бесцельно переключая телевизор с канала на канал, затем засыпаешь, сжимая в руке мобильный телефон, пока кошмарные сны не заставят тебя подняться на пару часов раньше и потерянно шататься по городу. Затем ты снова идешь на работу, и так день за днем, будто заколдованный. И в этом для тебя, разумеется, нет ничего «странного» или «безумного».

Кёичиро замер, раскрыв рот. Его мертвенно-бледное лицо порозовело, а глаза заблестели. Он быстро вытер нос рукавом.

Сэншу лишь неопределенно хмыкнул:

– Думаю, тебе нужно принять тот факт, что в данный момент я знаю больше тебя. Просто дружеский совет. Но если тебе так сложно с этим смириться, у меня есть для тебя один хороший пример.

Сэншу отступил от барной стойки, легко лавируя в узком пространстве, и заглянул в темнеющий дверной прием:

– Джа! Можно тебя на минутку?

Кёичиро, посеревший и хмурый, затравленно глядел на Сэншу. Тот, пританцовывая, то и дело опускал взгляд на запястье, будто сверялся с невидимыми часами. Кёичиро стало жутко. Когда Джа, пригнувшись, чтобы пройти в дверной проем, появился, Кёичиро выдохнул с облегчением.

– Иди сюда, – с улыбкой позвал Сэншу.

Он отодвинул один из столиков, чтобы Джа мог пройти в зал.

– Теперь смотри. Наш дорогой Джа тоже «особый предмет». Конечно, с виду он кажется просто импозантным мужчиной с легким налетом мрачности, но если ты приглядишься, то заметишь некоторые черты, обычным людям не присущие.

Джа с самым пресным видом приблизился к Кёичиро и угрожающе навис над ним. В темном, глубоком взгляде, широких плечах и плотно сомкнутых неподвижных губах Кёичиро невольно читал агрессию, и она заставила его с шумом отодвинуться на стуле назад. Спина, въехавшая в стойку, отозвалась болью.

Джа взглянул на Сэншу:

– Ты мог бы просто показать ему.

– Нет, пусть найдет их сам, – упрямо ответил Сэншу, и Джа вздохнул.

Он больше не двигался. Кёичиро, поначалу тонущий в своих опасениях, постепенно расслабился; увы, побороть смущение ему не удавалось. Взгляд бегло прошелся по прямым волосам Джа, скользнул на стойку, затем вновь остановился на Джа – плечах и смуглой шее, руках. Кёичиро заерзал на стуле. Джа выглядел как самый обычный человек, разве что действительно очень мрачный. Должно быть, в его жизни было много боли, и…

Кёичиро вдруг заметил что-то. Внезапная находка заставила его сжаться, точно перед прыжком. Он прищурился и подвинулся чуть ближе к бармену. В глубоких мешках под глазами и линии острых скул Джа наблюдалось какое-то движение. По коже медленно и ровно плыли едва заметные серые полоски узоров. Нет! Это были слоги и цифры, они собирались в целые строчки и ползли каждая в своем направлении, превращаясь в предложения и целые абзацы текста. Кёичиро ошарашенно откинулся на стойку.

Сэншу едва улыбался, но его глаза лучились ликованием.

– Наш неразговорчивый друг – то, что родилось из предмета, который вы называете конторской книгой. Невероятное превращение, которое никак не связано со мной, но вызывает во мне прямо-таки отеческую гордость.

Джа закатил глаза, но Сэншу проигнорировал этот жест:

– Его человеку в прошлом десятилетии принадлежала сеть баров и гостиниц. Здорово, правда? Он обожал свое дело. Души в нем не чаял. И сколько бы книг впоследствии ни заводил, самая первая была для него особенной. Верно, Джа?

Джа фыркнул в ответ. В его руках вновь оказался бокал.

– Но… если Джа здесь, – чуть дрожа, начал Кёичиро, – то где его человек?

– О, это грустная история. Поговорим об этом позже, хорошо? У нас есть насущные проблемы, которые, увы, не оставляют нам времени на сожаления.

– «Зажигалка», верно?

– Мы зовем его Якко. – Сэншу вернулся на свое место.

– Мы – это ты и Джа? Или кто-то еще?

– Позже, позже, – отмахнулся Сэншу и потянулся к бутылке, но Джа ловко убрал ее прямо из-под его ладони.

Кёичиро чуть улыбнулся, видя, как лицо Сэншу вытягивается, а взгляд становится жалобным, как у щенка. Ну и у кого тут проблемы с алкоголем?

– Значит, Якко не человек. Но как он связан с происшествием у магазина и этим? – Кёичиро дотронулся до уголка газеты.

Сэншу отвлекся от попрошайничества и вернул на лицо дежурную улыбку.

– Я бы мог рассказать тебе все и сразу, но боюсь, что в твоей голове сломается пара шестеренок. Знаешь что? Я хочу, чтобы ты немного отдохнул, – сказал он вместо ответа. – А затем сам все увидишь.

– Сам увижу… Якко?

– Что? Нет, не думаю! У меня есть идеи, куда этот негодник мог направиться, но все зависит от того, какие у него цели, а их нам еще предстоит разгадать. В любом случае, где бы он ни был, за ним останется его неизменный след: сажи и… – Сэншу вдруг осекся.

Тяжелый взгляд Джа был прикован к его лицу.

– Мы поговорим об этом позже.

– О чем? Хватит сыпать загадками, ты сам притащил меня сюда, теперь пудришь мне мозги и путаешь, чтобы… Я не знаю, чтобы что. С меня достаточно! – Кёичиро вдруг понял, что он на взводе.

– Кё-кун…

– Нет! Хватит уверток. Немедленно объяснись!

– Кё-кун.

Голос Сэншу вдруг потеплел, его интонации стали такими мягкими, что Кёичиро невольно замер, точно удав перед укротителем.

– Я не могу объяснить тебе всего. По крайней мере, не могу сейчас. Ты ведь взрослый мальчик и знаешь, что время невозможно обогнать, все необходимое приходит строго по часам. Эта секундная стрелочка… – он кивнул на пустующее запястье, отчего Кёичиро бросило в дрожь, – руководит всей нашей жизнью – и моей, и твоей. Я просто не могу ее ослушаться. Прошу, поверь мне, твоя тревога совершенно безосновательна. Здесь тебе ничего не угрожает.

Мыски ботинок Кёичиро коснулись пола. Он сам не заметил, как сполз со стула, поддавшись ласке в голосе Сэншу. В нем, таком неторопливом, негромком, маячило совершенно другое лицо, и чьи-то огромные, невообразимо теплые ладони словно провели по его плечам, ненавязчиво дотронулись до локтей и накрыли его руки. Переплели с ним пальцы. Он вдруг дернулся в сторону и судорожно втянул носом воздух. Мушки разлетелись к уголкам глаз праздничным фейерверком.

– Я не…

– Кё-кун, – Сэншу глядел на него с беспокойством, – мы не хотим тебе навредить. Всего один раз доверься мне. Я чувствую, знаю, что это необходимо. Думаю, это чувствуешь и ты, мой друг.

Кёичиро покачал головой.

Сэншу вздохнул:

– Послушай. Я не могу рассеять твое беспокойство или заставить тебя увидеть все прямо здесь и безотлагательно – не сейчас, когда твои глаза закрыты. Не могу объяснить связи с этим делом, поскольку сам не до конца еще в нем разобрался. Не могу объяснить, почему Якко пришел к тебе, как не могу и пообещать, что он не опасен, пока мы не узнаем, что движет им. Но он, как и всякий преступник, в глубине души жаждет, чтобы его поймали.

Кёичиро вздрогнул. Джа медленно опустил стакан на стойку. Соколиные глаза официанта под строгими нахмуренными бровями неотрывно глядели в его лицо, будто на маленькую мышку, опрометчиво высунувшуюся из своей норки. Кёичиро не хотел никаких уговоров. Он хотел спрятаться в своей крохотной каморке, оказаться в плотно закупоренной бочке и сделать вид, что мира снаружи не существует, как не существует ни галлюцинаций о храме с баром вместо алтаря, ни этого металлического незнакомца, ни сгоревших тел у дверей магазина сети Дайго, ни всего остального, что мог бы родить его воспаленный, оставшийся без медикаментов разум. Вдох. Глаза Сэншу походили на холодные серые отсветы на стальной огранке, и левый его глаз отливал красным. Ресницы обрамляли их, точно два крошечных нимба. Он тоже смотрел. Ждал положительного ответа, потому что знал, что Кёичиро его даст.

Кёичиро разомкнул губы, обнажив мелкие зубы. Мамочка всегда смеялась над ними: «Боже, Кёичиро, ты так похож на крота! Ну что за крошечные глазки, ну что за малюсенькие зубки! Ха-ха, ну настоящий крот!» Кёичиро открыл глаза. Он не помнил, когда успел закрыть их. Эти двое глядели на него и сквозь веки. Чужие ладони гладили по плечам. Сэншу стоял так близко, что Кёичиро едва не закашлялся.

– Пожалуйста, Кёичиро, – повторял он снова и снова. И гипнотической песне, в которую превратился его голос, Кёичиро, пожалуй, уже ничего не мог противопоставить.

Сэншу обнял его одной рукой. Кёичиро послушно последовал за ним. Они обогнули один из столов, прошли мимо раскидистых листьев диффенбахии, подпирающей покосившийся торшер, протиснулись мимо пары кресел. Сэншу держал его осторожно, но цепко, а Кёичиро и не думал спорить. По указке он опустился на диван и подтянул к себе старенькую подушку.

– Отдохни немного, хорошо? Твоей голове нужно все это переварить.

Образ Сэншу расплывался. Кёичиро завалился на бок и поджал под себя ноги. Его веки потяжелели, ему хотелось закрыть глаза. Кёичиро подчинился этому порыву. Как и всегда.