Любые разговоры казались мне ребячеством или глупостями. Привычка многих девушек подробно рассказывать о своей повседневной жизни была мне невыносима. Однажды утром в библиотеке ко мне подсела девушка из Монпелье, с которой мы вместе ходили на лекции по филологии. Она в деталях описала мне свою новую квартиру на улице Сен-Мор, домовладелицу, как в вестибюле сушат белье, как она работает в частной школе на улице Бовуазин, и так далее. Этот дотошный рассказ, полный довольства своей жизнью, показался мне безумным и неприличным. Но я, кажется, запомнила абсолютно всё, что говорила эта девушка с южным акцентом. Сама незначительность этих слов имела для меня ужасный смысл: я была исключена из нормального мира.