– От закруток у Вари изжога, – отвечает Руслан. – А у меня несварение от дичи. Прошлого раза хватило, спасибо. Будем кушать нормальную здоровую пищу. – И с этими словами он выставляет на стол пятнадцать упаковок с роллами.

– И это ты называешь здоровой едой? – Егор подходит к столу. – Мы тебя что вчера заказать просили? Огурчики, помидорчики… Варя!

– Ну и на кой я вам там? Без меня коробки с палками не откроете?

– Ой, детки, – качает головой Кикимора. – А может, вы лучше вернётесь в лес, а?

– Нет! – в один голос восклицают трое.

***

Тем временем Хилл пробирается по лесу, насвистывая под нос новую песню Кошки Сашки:

– Я иду среди странных теней, я на запах учусь обнаруживать след, уголёк между рёбер храня! Я иду, через люди – к тебе! На молитву, на свет, на тепло, на рассвет, я иду на маяк!

Она точно знает, где лежит мать. И даже ещё более точно знает, что это именно мать, а не отец, хотя в уйме книжек, которые она читала, говорилось, что Лихо – дух бесполый. Собственно, неудивительно, ведь по внешнему виду и голосу определить это было сложно. И всё же Хилл давно для себя решила, что раз Лихо смогло её родить, значит, оно точно мать.

– Ма-а-ам. – Хилл находит в низине холмик между деревьев, обильно укрытый листвой, и стряхивает её. – Мам, проснись! Год прошёл, и я снова приехала тебя увидеть!

Холм начинает ходить ходуном, потом что-то бурчит и хрипит. Всё это для Хилл привычно, как центр города, в котором она живёт.

– Хто здесь?! – ворчит холм, и Хилл замечает среди листьев приоткрытый глаз. – Кто посмел меня потревожить?!

– Это я, – Хилл довольно ложится на землю напротив матери. – В гости приехала!

Глаз скучающе обводит местность. Хилл терпеливо ждёт. Матери нужно время, чтобы сообразить, что к чему, и лучше дать ей его столько, сколько нужно.

– Ты! – наконец вспоминает Лихо. Глаз расширяется, но тут же прищуривается. – Одна тут, что ли?

– Нет, с друзьями.

– Ну, так и иди к ним. Они уже небось соскучились…

И снова не понимает Хилл, женский голос у матери или она всё-таки папа.

– Так и ты ведь соскучилась! – Она пытается подлезть под ветки. – Целый год ведь не виделись!

Лихо горько вздыхает, но Хилл считывает жест за согласие и лезет к матери под бок.

– Рассказывай, как поживаешь? Как здоровье?

– Моё или тех, кто на мои сны покушается? – огрызается Лихо.

Хилл смеётся и подбирается ближе, ложится рядом.

– Я так соскучилась, что готова слушать даже о твоих жертвах! Так что рассказывай всё!

– Вот же багник⁴ болотный, – шипит Лихо. – Ладно, чёрт с тобой, слушай. На прошлой неделе я сожрало трёх, нет, четырёх забулдыг. Потом мне ведь день снилось, как я сожрало четырёх забулдыг. А вчера…

– Так, ладно, кажется, я всё же не настолько соскучилась, – делает вывод Хилл. – Но зато теперь я знаю, что с аппетитом у тебя полный порядок. Пусть и выбор пищи довольно сомнительный. Вот если бы ты приезжала ко мне почаще, – говорит она так, будто мать хоть раз была у неё в гостях, – я бы тебя в такие места сводила! Ты даже не представляешь, насколько прекрасен наш город! А сколько там мест, где можно вкусно покушать! А ещё там фонтаны, парки, скверы, и везде чистенько-чистенько. А какие праздники летом проходят! В этом году каждые выходные «Белгородское лето» устраивали.

– Какое лето? – бурчит Лихо. – Весна на дворе!

– Вообще-то, осень, – поправляет Хилл. – А фестиваль летом устраивали…

– Как осень?! – восклицает Лихо. – Ты что, меня ещё и раньше весны разбудила?!

– Так я же не просто так, а чтобы с Днём матери поздравить, – Хилл виновато улыбается.

– В таком случае я отец, – бурчит Лихо.

– А я тебя и с Днём отца тоже поздравлю, – приходит Хилл гениальная идея. – Точно! Как же я раньше не додумалась! Теперь мы будем видеться в два раза чаще!

– Типун-Карачун, – ругается Лихо. – Вот же свалилась кажённая мне на голову. Ладно, раз припёрлась, говори, что хотела.

– Тут не говорить, тут показывать надо! – радуется Хилл. – У меня место в телефоне почти закончилось, столько фото и видео я для тебя наснимала! Устраивайся поудобней, сейчас покажу всё-всё, что произошло за этот год!

Таня. Июль 2022 года

Хилл

По реке плавали утки, заставляя ровную гладь волноваться. Таня завидовала реке, ведь внутри неё не бурлило озеро, нагретое до предела июньским солнцем. Не смея оставаться внутри, оно силилось вытечь из глаз, но Таня старательно сдерживалась. Не хотела реветь на виду у всех. Пусть даже до неё в этом парке никому не было дела.

Она бросила взгляд на мост через реку. Красивый, пусть и довольно старый, расписанный птицами, с красными сводами и дорожкой из материала, которым устилают стадионы и детские площадки. Он слегка пружинил, так что по нему было удобно бегать. Таня с Виталиком пробовали, это правда удобно.

При мысли о Виталике на глаза всё же навернулись слёзы. Таня натянула капюшон толстовки, чтобы никто не заметил. И почему всё так несправедливо? Почему его родители затеяли переезд именно сейчас, когда впереди целое лето и можно бегать на пляж, загорать, купаться, гулять по парку и кормить друг друга мороженым? Как она вообще теперь без него будет? Он успокаивал, что будет писать и звонить каждый день, но как она без его объятий и совместных пробежек? Он говорил, что после окончания школы подаст документы в БелГУ. Но ведь не факт, что пройдёт на бюджет, это ведь самый престижный вуз в городе! А платить родители не потянут, она точно знала, они сто раз это обсуждали! Обратно его просто не пустят. Таня не тупая, знает, что не пустят. И он сам тоже не захочет, пригреется на новом месте, найдёт новых друзей, и всё. Да и с девушками в Челябинске наверняка никаких проблем нет.

Слёзы уже рекой текли по щекам, и Таня начала шмыгать носом. Почему этот кошмар происходит именно с ней? Это всё из-за двоек. Таня ненавидела эту цифру, она ей всю жизнь одни беды приносила! Стоило ли ждать пощады от 2022-го, если даже предыдущие два не принесли ничего хорошего?

Ещё и мать нет чтобы поддержать, накинулась как пантера. «Будет ещё этих мальчиков, что ты в него вцепилась, пусть уезжают, раз так боятся». Ничего она не понимает. Вот закончит Таня школу и сама уедет в Челябинск, посмотрит тогда, что она скажет.

– А здесь протекает наша местная Везёлка, в ней вечно полно уток, их люди подкармливают. И даже не только хлебом! Зря ты говоришь, что интернет – это ерунда, он людей просвещает! – раздался по левую руку девичий голос. Сначала будто издалека, но быстро приблизился, и Таня покосилась на прервавшую её уединение, опасаясь, что та не одна, а с компанией.

Она всё же была одна. Странная, хоть в этом городе Таня встречала немало странных людей, и не только своего возраста. На Харьковской горе время от времени видела женщину, одетую и зимой и летом в шубу и какие-то пакеты. Она ни с кем не контактировала, просто ходила по дорогам и всё. В центре Таня периодически встречала мужчину, который вёл себя, как не очень здоровый с психической точки зрения, человек. Но он был добрым и безобидным, поэтому его старались не обижать, зато с радостью делали селфи, как с местной достопримечательностью. Эти были нейтральными, они просто были. Жили в их городе и странные люди со знаком «минус», которые отбирали у других телефоны и курили всякую дрянь. Хотя, возможно, таких хватало во всех городах и странах. Третьи же отличались странностями со знаком «плюс». Таня понимала их не больше, чем остальных, но всё-таки считала, что организовывать мероприятия, помогающие развиваться творческим людям – это большой плюс. Одни ребята, входящую в эту категорию, проводили аниме-фестивали, пока не грянул ковид, другие – дрались на лазерных мечах, воображая себя героями «Звёздных войн», третьи – в основном взрослые мужики – играли в Ваху⁵ – настольную игру, где требовалось собирать и красить фигурки. Они устраивали с ними целые баталии по каким-то там прописанным правилам. Таня бы и не знала, если бы ей Виталик не рассказал. Он и сам хотел к ним присоединиться, копил на стартовый набор по этой настолке.

При мысли о нём слёзы снова полились из глаз, и Таня отвернулась. Девчонка, внешность которой она успела запомнить с первого взгляда, вполне могла смотреть и аниме, и «Звёздные войны», и даже красить фигурки для Вахи. Таких называют неформалами. Розовая чёлка, подведённые глаза и накрашенные ресницы, чёрная толстовка с каким-то невнятным рисунком типа клякс и ногти, крашенные ей в тон. Кеды самые обычные, чёрные с белым, рваные джинсы и колготки в крупную сетку под ними. Наверняка на шее куча побрякушек с черепами, уши забиты серёжками и бровь проколота. Невольно Таня отодвинулась от неё. Неформалы всегда её пугали, казались стервозными истеричками и выпендрёжниками. Но голос у девушки был на удивление мелодичным и успокаивающим. Что-то в нём было странное. Или странное было в словах?

– Тут очень красиво, жаль, что ты не можешь увидеть лично! Пару лет назад здесь установили лавочки, а напротив, по другую сторону речки, экран. И теперь по вечерам в выходные здесь крутят фильмы. В основном старые, советские, всеми любимые. Я могу привезти показать, тебе точно понравятся! А ещё на этом берегу, прямо здесь, устраивают концерты с местными группами. Они играют рок-музыку и хиты нулевых. Это очень весело! А вот здесь рояль поставили. Настоящий! Иногда на нём кто-то играет. Здесь даже пункт обмена книгами есть. Любой может принести уже прочитанную и оставить, а взамен взять на время другую, что ему понравилась. Такое сейчас во многих городах практикуют, и наш – не исключение!

И тут Таня поняла, что именно её заворожило. Девчонка ни разу не ругнулась матом! Она говорила чисто и складно, при этом быстро. Таня почувствовала уважение. Виталик тоже так умел, а она – нет. Не матом ругаться, конечно, а складывать слова в предложения без запинок через каждые пару фраз. В бок несильно толкнули, и Таня пошатнулась, но до того, как успела оглянуться в недоумении, услышала:

– Ой, прости-прости! Я не специально!

Неформалка смотрела на Таню, а Таня на неё. Во всей красе с опухшим носом и воспалёнными глазами.

– Ничего страшного, – ответила она.

Толкнула девчонка её и правда несильно. Наверное, когда пыталась взобраться по ступеням, глядя в телефон, а не под ноги. Таня так в прошлом году запнулась и проехалась коленками по деревянному покрытию. Стесала кожу. И хоть крови почти не было, ночью коленки болели так сильно, что слёзы наворачивались! А казалось бы, пустяковая рана.

– Поможешь мне? – девчонка улыбнулась, когда Таня уже собиралась вернуться к созерцанию реки и своим мыслям. – Всего несколько фоток!

– Без проблем, – ответила та на автомате, даже не подумав.

Впрочем, ничего сложного в том, чтоб сфотографировать кого-то, Таня не видела. Может, она тоже встречается с парнем на расстоянии. От слова «тоже» вновь захотелось плакать.

Таня поднялась и приняла телефон в чёрном чехле, а девчонка принялась позировать рядом с роялем. Капюшон она не снимала, но Таня заметила, что волосы у неё тёмные, только чёлка, закрывающая один глаз, выделяется. Девчонка оказалась ниже неё, совсем мелкой, и не такой худышкой, как ей привиделось поначалу. Просто её одежда явно была на размер больше. Ощутив какое-то странное преимущество перед незнакомкой, Таня почувствовала себя немного уверенней. Сделала ещё несколько фото на фоне реки и моста и отдала телефон.

– Спасибо! – Неформалка быстро просмотрела фото и кивнула. – Я Хилл. А тебя как зовут?

– Кто? – Таня чуть не поперхнулась.

– Хилл, – чётче повторила та. – «Холм» на английском. Это мой никнейм.

– А-а-а, – Таня смутилась от собственной недогадливости. – Я… Таня.

От простоты и обычности собственного имени стало неловко. Но Хилл только повторно кивнула и предложила:

– Хочешь прогуляться? Сегодня фестиваль, и в парке очень красиво!

Она сказала это так, будто Таня не жила в этом городе и не знала, что уже которые выходные город наполняется праздником. И обычно ей очень нравилась его атмосфера, но сегодня не было в душе ни грамма предвкушения чуда и радости. Только Таня всё равно кивнула. Снова поспешно, не подумав. Может, оттого что сидеть на одном месте и жалеть себя стало казаться глупым занятием или просто захотелось отвлечься. А может, она просто доверилась этой неформалке, потому что та не стала лезть в душу, хотя наверняка и заметила красноту глаз и носа.

Они пошли вдоль речки в сторону «Диорамы». По парку гуляли люди с колясками и без, молодые и старые, громкие и молчаливые.

– Я в таком восторге от фестивалей! Это же надо было так здорово всё продумать! Вот раньше придёшь на подобное мероприятие и что видишь? Тут выставка старомодная, тут концерты советской эстрады – нет, я вовсе не против, но должно же быть хоть какое-то разнообразие, – тараторила Хилл на одном дыхании, не переставая фотографировать парк. – К примеру, локации для детей, для старичков и для молодёжи. Ведь в городе живут разные поколения и каждому нужно своё! Должны быть и игровые зоны, и театр кукол, и сцена для стендаперов, и дискотека пятидесятых, и рок-вечеринка под открытым небом. А ещё мастер-классы и лекции для любителей узнавать что-то новое.

– Так у нас вроде всё это есть, – тихо припомнила Таня.

– Так и я о чём! – восхитилась Хилл. – Впервые на фестивале не города-миллионника, на минуточку, а самого обычного, да ещё и в такое тяжёлое время, угодили абсолютно всем! Это же нонсенс! Ты так не считаешь?

– Почему не считаю?..

– Потому что сидишь здесь, когда весь город развлекается там! – не дала ей договорить Хилл.

Таня лишь пожала плечами и позволила дальше покрывать комплиментами всех причастных к празднику. Она слушала вполуха, продолжая думать о Виталике. Сейчас бы гулять с ним по парку, обсуждать последние серии нового сезона «Очень странных дел» и то, как съездят на ролёвку однажды. А вместо этого он собирает вещи и следит за младшей сестрой, пока родители занимаются продажей квартиры, договариваются с грузчиками и увольняются с работы. Тане с любимым и так осталось немного дней вместе, а приходится и их проводить в разлуке!

Поздно она заметила, как щёки снова намокли, и остервенело их вытерла, только слёзы уже было не остановить, они лились сплошным потоком, загораживая красоту парка. Таня замечала мимолётные взгляды идущих навстречу. Ей была невыносима их безмолвная жалость, их удивление напополам с недовольством. В каждом из них она видела мать с её извечным «Ой, мне бы твои проблемы!». Слёзы ярости пришли на смену слезам несправедливости, и Таня свернула к реке, ускоряясь. Ничего не сказала Хилл. Может, она не заметит и уйдёт? Ей ведь не компания нужна была, а свободные уши. Пусть найдёт кого-то другого, порадостней и повеселее.

Она села у самой реки на корточки, подавляя желание целиком спрятаться в толстовку, натянуть её на колени и спрятать в рукавах пальцы. Надо же, даже в таком состоянии её волновали жара и нежелательный запах, который обязательно появится, если сильно вспотеть. Хотя именно в этом случае все точно бы от неё отстали.

– Прости, Тань, – услышала она голос Хилл рядом.

Девушка всё же спустилась следом. И её слова так удивили Таню, что она даже забыла на миг, о чём плакала.

– За что? – спросила не глядя.

– За то, что не получилось тебя отвлечь, – Хилл села рядом, на траву, и вытянула ноги.

Таня взглянула на неё искоса. Телефона в руках больше не было. Девушка смотрела на другой берег, хотя казалось, что разглядывает собственные картинки в воображении.

– Ты и не обязана. – Голос дрогнул, и новые потоки слёз полились из глаз, только на этот раз Таня не видела им причины. – Мы же не лучшие подруги.

– А у тебя есть лучшая подруга? – с воодушевлением спросила Хилл, но Таня покачала головой.

В последние годы у неё был один Виталик, но ему сейчас звонить было бесполезно.

– Тогда сегодня ей побуду я, – улыбнулась новая знакомая. – Рассказывай.

Та лёгкость, с которой Хилл подбирала слова, без малейшего смущения, страха показаться навязчивой или обидеть, быть посланной, наконец, почему-то подкупали. Или что-то другое? В конце концов, почему бы не высказаться левой девчонке, своей ровеснице, которую, может, она больше никогда и не встретит? Говорят, от такого становится легче. Но Таня знала, что ей не станет. Слова ничего не вернут, ничего не изменят.

Она хотела отмахнуться, сказать, что всё хорошо, но заговорила о том, что болело. О Виталике, о том, что они уже три года вместе и за всё это время ни разу ни ссорились. О том, что он очень умный и добрый, ещё спортивный и творческий, и вообще самый лучший. Потом рассказала о переезде и предстоящей разлуке. О том, что её к нему в жизни не отпустят, а его – к ней. О том, что это конец и любви, и дружбе, потому что на расстоянии нет тепла и объятий, таких необходимых для двух влюблённых сердец. Таня так и говорила, и ей самой становилось тошно от слащавости своих слов. Но Хилл не перебивала, только угукала время от времени, давая понять, что слушает, а не зависает в своих мыслях.

– А мама так вообще, вместо того чтоб поддержать, только и говорит, что найду нового и забуду Виталика. Запретила делать тату на запястье. Мы хотели парные сделать, чтобы помнить друг друга, – взахлёб продолжала Таня. – Знаешь, половинки пазлов, мне на правой, а ему на левой.

– Ух ты! – восхитилась Хилл. – Это же такая память! На всю жизнь!

– Да, память, – Таня улыбнулась и сама удивилась тому, что на душе и впрямь становится легче, будто с неё лопатой сгребают горы щебня. – Но мама…

– Она боится, что ты пожалеешь, – выдохнула Хилл. – Потому что в твоём… то есть в нашем возрасте мало кто встречает любовь всей своей жизни.

У Тани даже слёзы перестали течь, настолько поразило её, как по-взрослому прозвучал голос девчонки. Таня напряглась всем телом, ожидая нотаций и заранее чувствуя, как формируется в груди ответная ярость.

– Но ты её встретила, – неожиданно продолжила Хилл. – Знаешь, это настоящее чудо! Стоит гордиться им, лелеять его. – Она положила руку ей на плечо, и Таня вздрогнула. – Лелеять, а не оплакивать. Может, вам договориться сделать тату в знаменательную дату через несколько лет? Тогда за вас это уже никто не решит. А пока пойдём, я тут один магазин видела, там продаются подвески-пазлы, как ты говорила. Подаришь ему, будете носить и думать друг о друге.

Слёзы, которых не должно было уже остаться, снова полились из глаз, но как-то лениво, будто в край задолбались. Хилл встала и подала Тане руку. Для невысокого роста она оказалась довольно сильной, Таня даже почувствовала себя меньше и младше.