– Не очень, – пожимает плечами Ноа. – Есть еще Бетани, Мелоди, Мэри и Стефан. Надеюсь, ты с ними подружишься.

Я смущенно киваю. У меня нет ни малейшего желания заводить дружбу ни с Бетани, ни с Мелоди, ни с Мэри, ни со Стефаном. Я хочу как можно скорее вернуться во Флоксвилл и приняться за написание сценария. Если я умру, Мисс Смузи можно будет похоронить вместе со мной (вряд ли в мире найдется человек, одержимый ее славой и благополучием больше меня), а мои дети будут вынуждены общаться с Нэнси, тетя Мэй будет вне себя от горя, а Аманде придется справляться со своим несчастьем в одиночку.

– А ты как тут оказался? – спрашиваю я Ноа.

Он отводит взгляд и наливает себе чай. Я вижу, что он не хочет рассказывать о себе. Но мне сейчас очень нужна поддержка. Возможно, его история придаст мне сил.

– Это долгая история, – отвечает Ноа, отпивая чай. – Как-нибудь расскажу.

– А вы тоже не чувствуете вкусов? – интересуясь я, внимательно наблюдая за тем, как меняется лицо Ноа в момент, когда он делает глоток чая.

– Чувствую, – отвечает мне Ноа. – Я здесь уже десять лет.

– Десять лет? – изумленно восклицаю я.

Ноа печально кивает мне в ответ.

Вот уже десять лет он живет вдали от дома, в странных краях, осененных зефирными облаками. И как только он умудряется сохранять бодрость духа? И почему там, наверху, так долго не могут принять решение по его делу? Разве может быть человек одновременно добрым и злым? Впрочем, он утверждает, что и мой моральный облик далеко не однозначен. Неужели я тоже могу задержаться здесь на десять лет? Боюсь, для меня это будет чересчур. Но я уверена, есть способ быстро реабилитироваться в глазах небесной комиссии и вернуться к обычной жизни. Точнее, просто к жизни. Интересно, кто-нибудь уже посещал меня в больнице? Мне нужно срочно связаться с тетей Мэй.

Внезапно меня осеняет: у меня нет телефона. Это значит, что все то время, пока я буду выполнять административную работу, я буду лишена связи с внешним миром. Впрочем, даже если бы у меня был телефон и я бы позвонила Аманде или тете Мэй, что бы я сказала? Привет. Звоню с того света. У меня все хорошо. Не волнуйтесь обо мне. Надеюсь, к ужину буду дома.

– Ты должна будешь поступить к работе завтра утром, – говорит Ноа, по-прежнему не желая рассказывать мне о себе. – Точнее, когда там, внизу, будет утро, – исправляется он.

Что это значит? Что здесь нет ни дней недели, ни времени суток? В таком случае как я пойму, что на Земле наступило утро?

На меня накатывает чувство тревоги: страшное, непередаваемое, поглощающее меня изнутри, совсем не похожее на то, что я испытывала, пока была жива. Странно. Я не чувствую вкус чая, но испытываю страх, ненависть, боль, обиду и негодование. Может, здесь мне суждено впервые за долгое время испытать и чувство радости? А то, что я не чувствую вкус чая, так это даже к лучшему. Я ведь терпеть не могу чай. И даже смерть не заставит меня его полюбить.

Чувство тревоги, зародившееся на потайных уровнях моего подсознания, постепенно обретает размеры кухни. Боюсь, мне не помогут ни дыхательные упражнения, ни медитация, ни клубничный чизкейк, ни бокал каберне. Впрочем, наверно, мне не стоит рассчитывать на изысканную еду. Все-таки я нахожусь совсем недалеко от того света, здесь, наверно, даже ресторанов нет.

Я думаю о детях. Представляю, как Барни играет с Мистером Арчибальдом, Дороти раскачивается на качелях, а тетя Мэй готовит им утренние блинчики и читает мои книги.

Я думаю о Мисс Смузи. Мне жаль, что я пока не успела дать ей всю любовь, которая вот уже три года зреет в моем сердце. Интересно, пока я лежу в больничной палате, подключенная к аппаратам, лишенная воли, энергии и жизненной силы, кто-нибудь будет читать мои книги? В любом случае, даже если мои маленькие читатели останутся преданы Мисс Смузи, мне бесконечно обидно, что ее жизнь оборвалась так несправедливо рано. Впрочем, я еще ей займусь. Как только вернусь в свое тело и продолжу свой жизненный путь. Ведь я не успела пройти его до конца. А значит, непременно уйду отсюда.

Я не знаю, что делать с чувством тревоги. Пожалуй, чтобы оно оставило меня в покое, мне стоит увидеть детей. Я должна знать, что с ними все в порядке.

– Скажи, – снова обращаюсь я к Ноа, – я могу увидеть детей? Может, есть способ выйти с ними на связь?

Ноа усмехается. Видимо, моя идея выйти на связь с детьми, пока я нахожусь между жизнью и смертью, показалась ему смешной.

Я смотрю на него умоляющим взглядом. Мне очень нужна его помощь. И он это знает. Его усталый взгляд говорит о том, что через него уже успели пройти десятки таких, как я. Наверное, он бы хотел мне помочь. Но десять лет маргинальной жизни напрочь лишили его нежности, трепета и сочувствия. Я для него лишь одна из многих потерянных душ.

– Ты сможешь наблюдать за своими близкими не более пяти минут в день, – равнодушно произносит Ноа. – По ноутбуку.

От удивления я слегка поднимаю брови. Как я смогу наблюдать за близкими по ноутбуку? Он что, подключен к земному миру?

– Сцены выбираются рандомным способом, – продолжает Ноа.

Я киваю головой. Мой взгляд рассеянно блуждает по кухне. Я пытаюсь собраться с мыслями и сосредоточить свое внимание на экране ноутбука. Тщетно. В моих глазах все плывет: словно дом, в котором я оказалась, размыло водой. Когда мне, наконец, удается зафиксировать взгляд на экране, я вижу, что он абсолютно пуст. На нем нет ни папок, ни файлов, ни логотипов – ничего того, что напомнило бы мне о моей земной жизни.

– Как такое возможно? – спрашиваю я Ноа.

Он пожимает плечами. Видимо, мне не стоит этого знать. Главное, я смогу наблюдать за детьми.

– А мои книги? – вдруг осеняет меня. – Я хочу знать, что их покупают. Кроме того, я бы хотела продолжать писать рассказы о Мисс Смузи. Когда я не пишу, мне плохо. Понимаешь?

Я смотрю на Ноа, и мой взгляд призывает его проникнуться ко мне пониманием и сочувствием. Каждый день я должна писать хотя бы пару страниц. Я пишу всегда и при любых обстоятельствах: когда в мире творится полная неразбериха, зимой, летом, в часы отчаяния и даже в отпуске.

– Ты можешь писать на ноутбуке, – спокойно отвечает мне Ноа. – Все твои файлы будут сохраняться в облако. Если ты вернешься к жизни, то сможешь найти их на своем земном ноутбуке.

Если я вернусь к жизни? Значит, есть вероятность, что этого не случится? Интересно, что плохого я сделала? И почему застряла между Небом и Землей? Я никогда не вела чересчур праведный образ жизни, но и грешницей меня назвать нельзя. Я не курила, пила только вино, максимум два-три бокала и те по праздникам, не ругалась матом, заботилась о детях, старалась побороть ненависть к матери, одно время, когда наша с Илаем жизнь была полной чашей, даже занималась благотворительностью! Не думаю, что с моим моральным обликом все так сложно, что меня нужно держать здесь десять лет – как несчастного Ноа. Я бы не хотела стать похожей на него. Судя по его равнодушному взгляду, у него совсем на осталось эмоций. А может, он просто вынужден сохранять спокойствие рядом со мной? Все-таки я здесь впервые. Если он будет нервничать, его состояние передастся мне и я, наверняка, натворю глупостей.

– Знаешь, я думаю, на сегодня достаточно новой информации, – говорю я и мой взгляд снова начинает блуждать по кухне.

Интересно, где здесь ближайший магазин? Впрочем, зачем мне питаться, если я все равно не чувствую вкусов?

– Ты можешь брать еду на центральном рынке, – вдруг говорит Ноа, словно прочитав мои мысли, и его лицо расплывается в блаженной улыбке. – Там есть все, – продолжает он, – от молока и хлеба до морепродуктов и сладостей. Я хожу туда каждый день. Кстати, мой тебе совет: есть как можно больше изысканной еды – такой, которую ты не пробовала, живя на Земле. Так ты быстрее снова научишься воспринимать еду на вкус.

Я неуверенно киваю. Надо будет попробовать. В конце концов, здесь у меня будет полно свободного времени. Мне не нужно будет отвозить детей в школу, убираться, стирать, ездить по магазинам, спорить с Илаем, выходить на связь с Полом, когда его в очередной раз осенит новая гениальная идея. Я смогу посвятить себя писательству, готовке и расслаблению. И хотя мне безумно жаль, что я оказалась вдали от дома и детей, в каком-то смысле отдых между двумя мирами может пойти мне на пользу.

– А могу ли я посмотреть сцену из жизни моих близких прямо сейчас? – спрашиваю я Ноа и смущенно отвожу взгляд.

Наверное, просмотр жизни на земле происходит по строгому расписанию. Но я понимаю, что если не увижу кого-то из близких прямо сейчас, то просто сойду с ума.

Ноа пожимает плечами. Затем взмахивает рукой, и на экране ноутбука появляются десятки видеофайлов. Ноа нажимает на тот, что находится в верхнем левом углу. Начинается воспроизведение. Я вижу Дороти и Барни, сидящих в неизвестной мне комнате, Илая и… проклятую Нэнси. Черт. За ней наблюдать я вовсе не планировала. Мне плевать, что происходит в ее жизни – даже если она находится рядом с моими детьми, что само по себе недопустимо. Дороти и Барни выглядят напуганными. Если бы я только могла сказать им, что со мной все хорошо и что совсем скоро я планирую вернуться домой. Илай смотрит на них с беспокойством в глазах. Видимо, он не знает, как сообщить им, что я нахожусь в коме. Проклятая Нэнси делает вид, будто расстроена. Но в глубине души она безумно рада, что я временно исчезла из ее жизни, я уверена. Такие, как Нэнси, неспособны ни на сочувствие, ни на настоящую любовь. Наверняка, она готова танцевать от счастья, но боится, что если даст волю своим истинным эмоциям, Илай ее не поймет. Все же он немного расстроен. Я это вижу.

– Ваша мама…, – рассеянно произносит Илай, и тут же запинается, начиная мысленно подбирать подходящие слова, – она…, – продолжает он, стараясь не показывать детям своего страха, – немного устала. Ей нужно поспать.

В этот момент проклятая Нэнси берет его за руку. Если бы я только я могла оказаться рядом с ней и вывести ее на чистую воду. Она ведь даже не думает поддерживать Илая – она лишь рисуется перед детьми, надеется заменить им временно отсутствующую маму, хотя и совершенно не подходит на эту роль.

Барни прижимается к Дороти. Он всегда ищет у неё поддержку. Он знает, что несмотря на все ее подколы и скверный характер, она ни за что не даст его в обиду.

– И долго она будет спать? – подозрительно спрашивает Дороти.

Илай молчит. Наверно, врачи сказали ему, что я могу и не очнуться. Он не знает, как ответить на вопрос Дороти. И я его понимаю. Будь я на его месте, я бы тоже не знала, что сказать.

– Мы пока не знаем, – говорит Илай после паузы. – Но я уверен, что с ней все будет в порядке и вы не успеете оглянуться, как она придет за вами.

Дороти пожимает плечами. Я впервые вижу страх в ее глазах. Моя девочка ничего не боится и верит в лучшее. Но мой внезапный уход вселил в нее страх. Как бы я хотела снова увидеть ее такой, какая она есть на самом деле: сильной, отважной, бесстрашной. Надеюсь, небесная администрация предоставит мне такую возможность.

– Если вам что-то нужно, – встревает проклятая Нэнси, – вы всегда можете обратиться ко мне.

Она улыбается отвратительной, неестественной улыбкой. Неужели она, в самом деле, думает, что мои дети проникнуться к ней теплыми чувствами? Я вижу, как они на нее смотрят. Она не вызывает у них ничего, кроме отвращения. И хотя я немного злюсь на них за то, что они ничего мне о ней не рассказывали, сейчас я готова расцеловать их за их стойкость. Они не поддаются на ее нарочитую улыбку и приторный тон. Они прекрасно понимают, что она – пустышка и в глубине души до безумия сочувствуют Илаю. Я это вижу.

Дороти мотает головой. С каждой секундой Барни все крепче прижимается к ее плечу. Так он чувствует себя спокойнее. Уж она-то защитит его от проклятой Нэнси.

Внезапно видео прерывается.

– Нет! – кричу я от неожиданности и начинаю судорожно водить рукой по тачпаду. – Мои дети! – восклицаю я и чувствую, как меня охватывает дрожь. – Я должна увидеть что-то еще, – отчаянно произношу я.

В этот момент Ноа крепко сжимает мою руку. От него исходит приятное тепло. Оно проникает в каждую клеточку моего тела, и мне становится немного легче. Я вижу полупрозрачный розовый свет, который источают его глаза. Он похож на волшебника из сказки. Если бы я встретила его при жизни, то, наверняка, бы сделала прототипом какого-нибудь героя.

– Не больше пяти минут в день, – напоминает мне Ноа.

Я смущенно качаю головой. Ноа отпускает мою руку.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит он.

Это хорошая идея. Мне нужно побыть одной.

Интересно, я должна спать? Или в этом нет необходимости? В любом случае я бы хотела немного полежать. Наверняка, на втором этаже есть спальня.

– Скажи, а я должна спать? – спрашиваю я Ноа.

Он отрицательно мотает головой, встает из-за стола и направляется к выходу. Я смотрю ему вслед, пытаясь побороть страх, охвативший меня в тот момент, когда Ноа отпустил мою руку.

– Я зайду за тобой завтра утром, – говорит Ноа.

– Хорошо, – отвечаю ему.

– Что касается сна, – добавляет он, – ты, конечно, можешь продолжать спать по земному расписанию, но в этом нет необходимости. Лично я трачу время, которое раньше тратили на сон, на чтение книг, медитацию и занятия йогой.

Я закатываю глаза. Чем-чем, а йогой я точно заниматься не буду. С тех пор как я узнала, что мой муж спал с Нэнси, стоит кому-то произнести слово йога, как меня тут же бросает в дрожь.

– Спасибо, – благодарю я Ноа, решив,что знать о моих сложных отношениях с йогой ему знать совершенно ни к чему.

Я слышу, как Ноа закрывает входную дверь, и я остаюсь одна – наедине со страхом, который не отпускает меня ни на секунду, в маленьком домике, где нет ни телевизора, ни книг, ни интернета, в то время, как мое бездыханное тело лежит в больничной палате, подключенное к десяткам аппаратов. Не знаю, сколько мне суждено пробыть под сенью зефирных облаков, но знаю, что должна провести это время с пользой. Я допиваю чай, по-прежнему не чувствуя его вкуса, беру ноутбук, открываю Ворд и начинаю писать. Если бы здесь был интернет, я бы непременно установила специальную программу для написания сценариев. Но я отрешена от мира и напрочь лишена благ цивилизации, к которым так привыкла, и мне придется выравнивать текст вручную. Кажется, Адам сказал, что хронометраж серии не больше пяти минут. Думаю, при условии, что я оказалась между жизнью и смертью, и теперь у меня полно свободного времени, я вполне успею написать сценарий первой серии за два дня, хотя еще буквально несколько часов назад мне казалось это нереальным.

Я вспоминаю свой первый рассказ о Мисс Смузи. В нем она лишь начала осознавать себя как самодостаточную личность, обладающую чудесным характером и полезными свойствами. Действие происходит на пляже, в ресторане, в гольф-клубе и в доме прекрасной дружной семьи из Нью-Йорка. Пожалуй, стоит начать с детей и с первой же сцены дать понять зрителю, что именно они будут главными союзниками Мисс Смузи и распознают ее способность к саморегенерации. Она станет для них кем-то вроде хранителя очага. Она будет поддерживать микроклимат в семье, следить за тем, чтобы никто не страдал от хандры и депрессии.

Я погружаюсь в загадочный мир моей дорогой Мисс Смузи, и мою голову покидают мысли о земной жизни.

Когда я заканчиваю первую сцену, за окном раздается странный звук. Я выглядываю в окно и вижу, как с неба, до которого можно дотянуться рукой, падает свежая клубника. Видимо, здесь иногда идут клубничные дожди. Что ж. Пожалуй, мне не стоит удивляться – нужно лишь принять мою новую реальность и свыкнуться с мыслью о том, что я проведу под сенью зефирных облаков еще неизвестно сколько времени.

Мне все же стоит немного поспать. С завтрашнего дня я непременно начну вводить в свой обиход новое расписание и постараюсь полностью исключить из своей жизни такое бесполезное занятие, как сон, – тем более, здесь мне вряд ли будут сниться сны.

Я поднимаюсь на второй этаж. Здесь лишь одна комната. Наверное, это и есть спальня. Я открываю дверь и вижу огромную кровать, устланную шелковыми простынями и стоящую изголовьем к окну, из которого открывается вид на соседние коттеджи и цветочные инсталляции.

Моя голова касается подушки и я проваливаюсь в сон.