ПРОЛОГ

Аля Куликова стояла у дверей ЗАГСа, не зная, о чем говорить с человеком, которого еще вчера могла называть мужем, а сегодня грубая тетка вдруг объявила их брак расторгнутым.

Просто так, без всякой подготовки, ее выдернули из привычной жизни, даже не удостоверившись толком: а готова ли она? Ее будто окунули в ледяную прорубь с головой: холодно, мокро и противно. Отсутствие детей и совместно нажитого имущества назвали смягчающими обстоятельствами, хотя у Али на этот счет имелись совершенно иные мысли.

– Альк, ты, это самое, не реви только. Лады? Я как бы не тот, кто тебе был нужен и все такое. – Она вдруг подумала, что казенная тетка украдкой укусила стоящего перед ней молодого человека. Иначе с чего бы он заговорил такими странными фразами?

Он смотрел на нее: тощий, сутулый, но все такой же родной. Ведь печать в паспорте, перевернув все вверх тормашками ничего, не поменяла в ее голове.

– Леша… – Аля всхлипнула, но больше ничего не смогла выговорить, подготовленные слова камнем упали на дно желудка.

– Не реви, слышишь. – Он пошарил в кармане облегченной дубленки и протянул Але носовой платок. – На вот, утрись.

Дубленку эту она купила ровно год назад, в кредит. Зарплаты на подобную роскошь не хватило бы точно, а в осенней куртке по морозу не разгуляешься.

Аля посмотрела на протянутый платок, перевела взгляд на смущающегося отчего-то Лешку. Слез не было совсем, а поплакать надо. Неудобно как-то, все же развод – повод, да и он вон старается. Она вязала платок, приложила к одному глазу, потом к другому и, подумав немного, на всякий случай высморкалась в него. После чего машинально сунула платок в карман, не заметив протянутой руки, теперь уже бывшего, мужа.

Слово «бывший» казалось Але не то чтобы оскорбительным, но уж точно нецензурным. И примерять его относительно себя ей и в голову никогда не пришло бы. Но ее согласия никто и не спрашивал.

Грубая тетка спрашивала, но ответить ей отрицательно Аля не решилась.

– Я тогда пойду. – Лешка не спрашивал, скорее утверждал, но она все равно кивнула. – На неделе за вещами заеду, сам, или Пашку пришлю. Позвоню предварительно. Договорились?

Аля снова кивнула и потянулась застегнуть верхнюю пуговицу на его дубленке. Лешка дернулся, отступил на шаг. Пуговица осталась у Али в руке, и она мысленно отругала себя за то, что плохо ухаживала за мужем, вон даже пуговицу нормально пришить не смогла.

Может он и правильно поступил, когда решил уйти от нее? Ведь хороших жен мужья не бросают. Хорошим дарят цветы и носят на руках, читают лирические стихи, поют серенады под балконом…

Лешка принес ей цветы всего однажды. Правда, вручить так и не успел, оказавшись в отделении полиции, откуда Але его пришлось выручать.

– Алька, я так рад тебя видеть. – Пьяный Лешка тогда улыбался, протягивая ей чахлый букетик подвядших тюльпанов. – Я мчался к тебе на крыльях любви, а эти меня схватили и посадили в клетку. У, коршуны!

Он щурился, крутил головой, но так и не смог сфокусироваться на обозначенных «коршунах».

– Гражданочка, ваш муж? – Монотонно спрашивал сидевший за столом полицейский. Все его внимание было приковано к монитору компьютера. На Алю он посмотрел лишь дважды и, как ей показалось, с осуждением.

Она быстро закивала, робко поинтересовавшись за какой проступок ее муж здесь оказался.

– Рвал цветы на клумбе возле здания администрации. – Кивок на тюльпаны. – Кроме того, в грубой форме выражался в адрес органов городской власти. В протоколе все зафиксировано. Если хотите оставим его у себя суток на пятнадцать, чтобы в следующий раз неповадно было совершать хулиганские действия.

Аля поняла, что оставить собираются не протокол, а поникшего подобно сорванным тюльпанам, Лешку. Разумеется, она не хотела, о чем сразу сообщила полицейскому и клятвенно пообещала присмотреть за мужем. Вот здесь и был второй взгляд в ее сторону. Тяжелый, колючий, не просто осуждающий, а приговаривающий к исполнению обещания.

Помимо обещания, пришлось заплатить штраф, а цветы вообще изъяли как вещественное доказательство. Зато Лешка с того самого дня бросил пить и даже про пиво по выходным забыл.

Однако и попыток что-то подарить не предпринимал.

Говорят, к хорошему быстро привыкают. Аля привыкнуть не успела, потому согласиться или поспорить с таким утверждением не могла. Она вообще не успела очень много: не успела разлюбить, не успела возненавидеть и самое главное – не успела поймать тот момент, когда из милой и нежной вдруг превратилась в надоевшую вещь, которую можно взять и выбросить. Однажды Лешка вернулся домой позже обычного и сказал, что хочет получить развод. Свое желание он преподнес буднично, даже не потрудившись окрасить эмоционально, будто собирался рассказать, как прошел его день.

Именно тогда прозвучало как приговор: «Ты, Алька, всю жизнь мне испортила»

Они и прожили-то вместе всего два года. Разве два года – это вся жизнь?

Она тогда растерялась и не знала, как реагировать. Робкое блеяние не произвело нужного эффекта, муж так не смог толком разобрать ее контраргументов. Ей бы закричать, разозлиться, разбить пару тарелок. Не смогла. Или просто не умела?

Лешкина мама всегда говорила, что источник бед в самой Але. Возможно, еще и поэтому, придя в себя от первого шока, она не стала скандалить и выяснять отношения, а просто постелила мужу на диване.

Она верила, что утром все окажется лишь дурным сном. А может Лешка скажет, что все было не всерьез и он просто пошутил.

Утром ничего не изменилось.

А теперь он ушел окончательно.

Аля долго смотрела вслед удаляющейся фигуре силясь понять, что происходит у нее внутри. Было немного грустно от того, что придется встречать Новый год в одиночестве. И не будет уже ощущения приближающегося чуда, которое она помнила с раннего детства.

Наверное, она просто перестала в него верить, поэтому и чудо больше не верило в нее.

А еще было очень холодно. Но это не тот холод, о котором пишут в женских романах, мол, душа покрылась льдом, а сердце сковали морозные узоры. Вовсе нет. Она продрогла до самых костей из-за тоненького пальто, которое совсем не согревало. Можно, конечно, купить новое, но тогда снова придется влезать долги.

Еще вспомнилось, что она не покормила кота и тот теперь, наверняка, навел в квартире свои порядки, как поступал всякий раз, когда его кошачьи права жестоко ущемлялись.

Покопавшись в себе, Аля попыталась отыскать плюсы своего дальнейшего существования. Их оказалось немного. Теперь можно сэкономить на новогоднем подарке и даже лечь спать сразу после боя курантов. А еще не придется строгать обожаемый Лешкой оливье, который сама Аля терпеть не могла. И без нового пальто вполне можно обойтись – перед кем ей теперь красоваться? До работы всего пара остановок на автобусе, супермаркет на первом этаже ее дома, да и Лешка вот ушел…

Пришлось признать – круг замкнулся. Плюсы у нее получились совсем нежизнеспособные, сплошные кресты, а не плюсы.

Улица вдруг поплыла у Али перед глазами, в носу защекотало, а щеки залило жаром. Плакала Аля редко, для нее это было почти роскошью. Она даже завидовала другим девушкам, которые могли разрыдаться только для того, чтобы выпросить у любимого новую шмотку или просто лишний раз напомнить о своей слабости и потребности в защите.

Папа беспрестанно твердил, что дочь военного – почти сын, и она не имеет права распускать нюни по пустякам. При этом список пустяков был внушительным и не оставлял ни малейшего шанса на отступление. Папы давно не было в ее жизни, а слова его засели в памяти основательно. Аля честно старалась измениться, но все ее попытки до сих пор оказывались тщетными.

Даже сейчас она почти смогла уйти от навязанных убеждений и расплакаться прямо здесь на глазах у прохожих. У нее и причина имелась веская: развод. Да и вообще на душе гадко.

Как она не старалась, ничего у нее не вышло, только рот кривился как у грустного клоуна. На стеклянной двери отразилась жуткая физиономия.

Поддавшись порыву, Аля показала отражению язык. Отражение в ответ покрутило пальцем у виска.

Аля зажмурилась, а когда открыла глаза, отражение больше не издевалось над ней и не корчило рожи, а смотрело печальными глазами. Она решила, что отражение ее понимает, как никто другой, ведь от него тоже ушло отражение Лешки. Значит, будут теперь грустить вместе.

– Как бы в психушку не загреметь с такими мыслями, – произнесла она вслух. Отражение послушно шевелило губами, повторяя за ней реплику. – И почему я такой уродилась? Была бы хотя бы красивой, не так обидно.

Аля никогда не считала себя привлекательной, а окружающие как-то не спешили переубеждать ее в обратном. Осознание собственной серости пришло к ней очень рано и висело персональной грозовой тучей, которая время от времени швырялась в темечко молниями самобичевания и сожаления.

Тело Али перестало расти и хоть как-то округляться в шестнадцать лет, навсегда оставив ее в образе субтильного подростка. Подходя к зеркалу, она всякий раз видела одно и тоже: тоненькая девчушка с глазами уставшей лошадки, которую кормить уже накладно, а пристрелить все еще жалко. И всю свою сознательную жизнь боялась, что на этакую красотку никто не позарится, а упрямые факты каждый день доказывали, что она не слишком далека от истины.

Справедливости ради стоит заметить, что ухажеры у нее были. И даже несколько. Правда, не один из троих не задержался в ее судьбе надолго, пока не появился Лешка.

Неизвестно какие струны он задел в ее душе, но сердце Али затанцевало румбу, и она поняла, что дождалась своего счастья.

Пародию на принца она рассмотрела в Лешке многим позже, а предательские мысли о том, что страх остаться в старых девах был принят за чистую любовь, нещадно вытеснялись из подсознания. К тому же, Лешка сделал то, чего не смог никто до него, он позвал Алю замуж.

Точнее, был еще один мужчина который повторил Лешкин подвиг, но она и по сей день думала, что он ей просто приснился.

В кошмарном сне.

И вот спустя два года она стояла на пронизывающем до костей ветру, сжимала в озябшей руке пуговицу, понимая, что это все, что осталось от разбитого личного счастья.

Аля укуталась в пальто, надеясь хоть немного согреться, и побрела прочь.

А из-за стеклянной двери вслед ей смотрела удивленная девушка, которой она только-что показывала язык.