Вопреки общепринятому представлению, будто общественное движение носит обязательно протестный характер, направлено против существующего общественно-политического режима и задействует такие формы коллективного действия, как забастовки и демонстрации, социологи предлагают более широкое определение этого явления. Вслед за французским исследователем Эриком Невё под общественным движением здесь понимается «определенная форма согласованного коллективного действия, направленного на достижение общей цели»15. Так, кооперативное движение выступает за улучшение условий жизни его участников, а не против существующего политического режима. Тем не менее всякое общественное движение нуждается в фигуре противника, по отношению к которому строится самоопределение его участников. В случае с кооперативным движением в этой роли выступает отрицательный образ спекулянта (частного торговца, посредника, скупщика, ростовщика и т.д.). Более того, общественные движения не обязательно формируются в среде бедных и подавленных – доминирующие слои общества также могут создавать сообщества, защищающие их интересы16. В рядах «деятелей кооперации» можно встретить представителей зажиточных слоев населения, уже наделенных определенной властью.
Одним из необходимых условий для успеха общественного движения служит наличие организации, координирующей действия, собирающей ресурсы и отстаивающей общее дело. Социолог Ханспетер Кризи предложил различать четыре типа организаций, связанных с общественным движением на основании двух переменных: степень вовлеченности участников и ориентированность действий либо на государственную власть, либо на рядовых членов17. Так, членство в кружках, кооперативах и в кассах взаимопомощи (организациях, ориентированных на рядовых членов), так же как и участие в центральных и региональных кооперативных союзах (чья деятельность направлена на то, чтобы повлиять на органы власти) подразумевает активную вовлеченность участников движения. Политические партии и группы влияния, чья деятельность тоже адресована властям, напротив, не рассчитаны на активное участие рядовых членов18.
Таким образом, если следовать строгому определению общественного движения Эрика Невё, лишь непосредственно центральные и региональные кооперативные союзы являются организациями кооперативного движения. К ним относятся, например, Московский союз потребительских обществ (МСПО), учрежденный в 1898 году и переоформленный летом 1917 года во Всероссийский центральный союз потребительских обществ (Центросоюз). Местные кооперативы (кредитные товарищества, промысловые артели и потребительские общества) взаимодействовали с центральными организациями кооперативного движения в том числе благодаря посредничеству пропагандистов кооперации, которые распространяли кооперативный дискурс и идеологию. Однако участие рядовых членов кооперативов часто заключалось в простой уплате взносов или посещении собраний, поэтому они были в строгом смысле не активистами движения, но скорее его бенефициарами.
Данное разделение между кооперативным движением и кооперативами позволяет лучше понять, почему различные рядовые члены кооперативов, с одной стороны, и видные фигуры кооперативного движения, с другой, не только защищали разные интересы, но и прибегали к разным стратегиям адаптации в ходе революции, Гражданской войны и после установления советской власти. Это разграничение позволяет также понять, почему кооперативы продолжили существовать, тогда как кооперативное движение было расколото сначала войной и революцией, а затем отдельные его течения были подчинены власти большевиков.
Наконец, здесь мы подходим к четвертой линии разделения кооперативов и похожих на них организаций. Эта последняя граница проводится между формами объединений, которые были признаны кооперативами участниками одноименного общественного движения, сформированного на рубеже веков, с одной стороны, и новыми организационными формами, появившимися в первое десятилетие после прихода большевиков к власти, не имевшими аналогичной формы до 1917 года, с другой. Следуя этому критерию, из данного исследования исключены жилищно-строительные и жилищно-арендные товарищества, объединившие совладельцев или жильцов дома с целью совместного управления общими расходами по строительству нового жилья или содержанию уже существующего. Несмотря на то что незадолго до 1917 года в России стали появляться жилищно-строительные товарищества (около пятнадцати накануне Первой мировой войны в Санкт-Петербурге), эта форма объединения не была включена участниками кооперативного движения в качестве нового течения19. Причиной тому может быть не только их незначительное количество, но также и относительная близость к муниципальным властям, выделявшим субсидии на жилищно-строительные товарищества наряду с другими формами городского планирования20. Жилищно-арендные товарищества получили развитие уже в 1920-х годах, став скорее инструментом контроля над тем, кто и на каких основаниях имеет доступ к жилью, нежели объединением жильцов, совместно управляющих домом21. По своему функционированию они были больше похожи на административные единицы власти в масштабе здания, чем на кооперативные предприятия.
Мое исследование стало возможным благодаря широкому перечню трудов исследователей, разработавших на рубеже 1990–2000-х годов поле истории кооперативов в России с 1860 по 1930 год. За редким исключением22, работы российских исследователей отличаются фрагментарностью анализа, когда кооперативное движение изучается только в одной отрасли (кредитные кооперативы23, производительные кооперативы24 или потребительские кооперативы25), в одном регионе26 и в короткий период времени27. Работы зарубежных исследователей тоже следуют этой тенденции, при том что большинство исследований посвящено сельскохозяйственным кооперативам28, тогда как потребительские кооперативы упоминаются лишь мельком в общих работах и не являются основным объектом изучения29. Несмотря на обилие работ, общего четкого определения, которое подошло бы ко всем типам предприятий, называемых кооперативом в данный период, так и не было выработано. Опираясь на уже существующие достижения историографии, данная книга прибегает к новым методам исследования и приходит к новым выводам.
Во-первых, мое исследование уходит от преобладающего подхода, при котором кооперативное движение идеализируется и рассматривается в ключе антагонистического противостояния общества с государством. Хотя неконфликтные формы взаимодействия кооперативов с разными инстанциями местной или центральной власти и упоминаются в существующих работах, их описание не ставит под вопрос тезис о непреодолимой границе между обществом, представленным в лице кооперативного движения, и репрессивной государственной властью30.
Идеализация, характерная для многих исследований как российских, так и зарубежных кооперативов, уходит своими корнями в первые работы, составленные на рубеже XIX–XX веков непосредственными участниками кооперативного движения, как в России31, так и во Франции32. Созданный 1895 году Международный кооперативный союз, в который входили том числе представители российского кооперативного движения, провозгласил ряд априорных свойств, присущих «настоящим» кооперативам, таких как добровольное членство, демократическое самоуправление, политическая нейтральность и независимость от местных властей33. Набор «кооперативных принципов», называемых в литературе также рочдейльскими (вслед за Обществом потребителей в Рочдейле, пригороде Манчестера, созданном в 1844 году и ставшем примером для подражания следующих поколений кооперативных деятелей благодаря работе Д. Я. Холиока), создает нормативный образ кооператива, но не описывает действительных практик реальных кооперативов. Этот набор критериев соответствует теоретическим постулатам сторонников кооперативного движения и их чаяниям относительно функционирования кооперативов, а не наблюдениям, основанным на реальной практике34. Это лишь желаемый идеал, от которого, как мы увидим в этой книге, функционирование кооперативов оставалось далеким.
Постсоветские работы о российских кооперативах во многом воспроизводят официальный дискурс кооперативного движения, идеализирующий кооперативы, которым проникнуты работы, написанные его непосредственными участниками: «Кооперативное движение в России. Его теория и практика» С. Н. Прокоповича (1903) и «История кооперации в России» М. Л. Хейсина (1926). Их общий тон, восхваляющий кооперативы и людей, их пропагандирующих, а также взгляд из центральных организаций и из среды городской интеллигенции – сформировали устойчивую канву, по которой пишутся последующие работы о кооперативном движении: история головных организаций и биография ее видных руководителей35. В итоге читателю представляется идиллическая картина деятельности кооперативных организаций дореволюционного периода, успешно противостоявших давлению царской власти, но беспощадно разгромленных большевиками или лишенных всякого смысла.
В русле последних работ по истории предпринимательства кооперативы рассматриваются в данной книге не как антагонисты государственной власти, а как одни из активных участников, влиявших на экономическую политику и на законодательную деятельность государства наряду с другими торговыми и промышленными предприятиями36. Кооперативы анализируются как особая разновидность предприятий и им не присваивается никаких априорных характеристик (ни как средству подавления общества в руках властей, ни как инструменту гражданской мобилизации), так что внимание уделяется тому, как разные кооперативы, адаптируясь к разным условиям в отдельных контекстах, встраивались в сложные и динамические взаимоотношения между обществом и властью, не сводимые к простому антагонизму.
Во-вторых, в отличие от большинства существующих работ, уделяющих внимание кооперативам одного типа и преимущественно на центральном уровне, данная книга рассматривает российское кооперативное движение во всем его многообразии, сочетая разные уровни анализа, от рядового кооператива с его пайщиками до международного кооперативного движения. Этим она отличается от других работ, вписавших аграрное течение кооперативного движения в более широкий контекст модернизации российского и раннесоветского общества, но ограничивших при этом определение кооперативного движения рамками сельскохозяйственных кооперативов37.
В своем исследовании, впервые опубликованном в 1999 году, Янни Коцонис, рассматривая более короткий период, проанализировал дискурс, с помощью которого аристократические землевладельцы оправдывали создание сельскохозяйственных кредитных кооперативов по западной модели в царской России после отмены крепостного права38. В книге «Как крестьян делали отсталыми. Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1961–1914» автор приходит к пессимистичному заключению, что сельскохозяйственные кооперативы, задуманные 1870-х годах по либеральной модели, основанной на индивидуальной ответственности, не смогли прижиться в царской России, где крестьянскому сословию была недоступна частная собственность. Только в 1890–1910-х годах новая модель более коллективистских кооперативов, опиравшихся на сельские общины и поддерживаемых государством, получила свое развитие.
Другие исследователи сельскохозяйственных кооперативов, также ограничившие анализ кооперативного движения одним аграрным течением, как и Я. Коцонис, задавались вопросом о степени преемственности между дореволюционными кооперативами и советскими колхозами. Работы К. Бруиш, И. В. Герасимова и А. Станциани рассматривают не столько сельскохозяйственные кооперативы, сколько агрономов с ними связанных, их профессиональную деятельность и распространяемые ими дискурсы в период с 1905 по 1930 год39. Они посвящены аграрным экономистам, писавшим о кооперативах, в частности, самому видному их представителю А. В. Чаянову, в то время как действительное функционирование кооперативов остается за рамками исследований.
Данная книга, напротив, рассматривает российское кооперативное движение в царский период в более широком контексте социального реформизма. Для этого здесь используется аналитическая категория «социальный реформатор», которая позволяет понять, что объединяет либеральных агрономов и аграрных экономистов из работ Бруиш, Герасимова, Коцониса и Станциани с симпатизировавшими социал-демократии экономистами, пропагандировавшими потребительские кооперативы, а также с социалистами, которые ратовали за кооперативы производительные. Термином «социальный реформатор», вслед за французским социологом К. Топаловым, я обозначаю сформировавшийся в промышленных странах в период с 1890 по 1914 год социально-политический тип акторов, обладавших рядом общих характеристик, несмотря на их разнообразие в политическом и профессиональном плане (среди них встречаются ученые, государственные чиновники, землевладельцы, промышленники, общественные деятели). Социальных реформаторов объединяет недоверие к свободному рынку в сочетании с неприязнью к революционному социализму и к стратегии классовой борьбы, а также готовность сотрудничать с местными или центральными властями. Кроме этого, их объединяет убежденность, что научная экспертиза способна найти решение общественным проблемам40.
В ответ на пролетаризацию и пауперизацию сельского и городского рабочего населения социально-политические группы предлагали разные меры. В то время как социал-демократы способствовали созданию рабочего движения, а социалистические партии боролись за принятие законов, защищающих промышленных рабочих, более умеренно настроенные группы социальных реформаторов искали компромиссные решения, удовлетворившие бы одновременно и рабочих, и заводовладельцев, и крестьян, и крупных землевладельцев.
Итак, кооперативы рассматриваются в этой книге как многофункциональные инструменты модернизации, которая в свою очередь определяется как совокупность практик и дискурсов конкретной социальной группы (агентов модернизации), направленных на то, чтобы преобразовать общество в соответствии с представлениями этой группы о том, каким должно быть современное общество41. Агентами модернизации в разных контекстах выступают агрономы дореволюционного периода, социальные реформаторы, а также большевики и кураторы кооперации на местном уровне. Различные агенты модернизации стремятся провести через кооперативы разные преобразования. Следовательно, за одним императивом о «модерности» скрываются различные проекты будущего общества. При этом дискурс, оправдывающий преобразования, настаивает на их срочности и неизбежности, а в случае отказа от них или промедления предрекает упадок и закостенелую отсталость. Так, сельскохозяйственные кооперативы призваны решить аграрный вопрос благодаря модернизации деревни, а потребительские кооперативы – улучшить уровень жизни рабочих, обреченных иначе на бедственное положение.
В то время как существующие работы перенимают из кооперативного дискурса категорию «кооператор», относящуюся в равной степени как к лидерам кооперативного движения, так и к обывателям, пользовавшимся услугами кооперативов, данная книга предлагает разделять людей, так или иначе связанных с кооперативами, на разные группы42. Самыми многочисленными и при этом самыми труднодоступными для исследователя являются
О проекте
О подписке