Она очутилась рядом со столом настолько бесшумно, что двое здоровых мужчин испуганно переглянулись.

– Приветствую тебя, дорогой. Ты меня звал, и вот – Салана здесь

Перед ним стояла сухонькая старушка в цветастой застиранной юбке, на плечах поверх выгоревшей тусклой блузы была накинута теплая шаль, несмотря на пекло на улице. Лицо проедено множеством борозд-морщин. Левый глаз смотрел отталкивающим бельмом, но правый был глубокого темного цвета. На дряблой шее побрякивали многочисленные мониста.

– Садись, старуха! – повелительно произнес Хуан, хотя внутри чувствовал волнение.

– Спасибо, дорогой! И за приглашение, и за старуху. Меня зовут Салана, – ответила цыганка, кинув небрежно на стол свою торбу. Звук множества тусклых колокольчиков, пришитых к ее дну, немного разрядил напряженную обстановку.

Хуан стал покачиваться на стуле, тем самым показывая старой, что он здесь главный. Деревянные ножки стула предательски скрипели, еще немного и они надломятся под ним.

Салана запустила морщинистую руку в недра торбы и вытащила перевязанную красной банковской резинкой пачку новеньких купюр. Хуан перестал качаться, ножки стула стукнулись об пол. Он замер. Снова рука старухи нырнула в торбу. На зеленом сукне появились шкатулка из пожелтевшей кости и колода новых карт.

– Ну что, дорогой, ты готов? Начнем? Ты принес то, что будет твоей ставкой? Ты видишь, у Саланы все по-честному, а у тебя, красавчик, как? – спросила, прищурив глаза, старуха.

Хуан с неохотой оторвал взгляд от пачки денег на столе, проглотил слюну. И тут его накрыла волна гнева.

– На что ты намекаешь, старая? Конечно, принес. Я человек честный и порядочный, не то, что твои цыгане, сброд один. И перестань называть меня «дорогой», а то блевать хочется. Ты забыла сколько лет тебе, а сколько мне?

– Ну, дорогой, я же цыганка. У моего народа это слово означает, что мы уважаем тебя. А то, что принес свою ставку – значит, ты человек порядочный, с такими я люблю играть. Давай, покажи Салане, что у тебя? – тихо, почти с материнской нежностью шептала ведьма.

Потной рукой из заднего кармана брюк Хуан достал тоненький серебряный браслет Карины. Единственный видящий глаз Саланы сильнее потемнел. Она почувствовала вещь молодой женщины.

Салана перевела взгляд на костяную шкатулку. Тут же сама по себе открылась крышка. Кивком головы старуха показала, что он может положить браслет.

Хуан небрежно кинул вещицу Карины в шкатулку. Крышка шкатулки так же захлопнулась.

Салана улыбнулась, медленно достала из упаковки новую колоду. Скрюченные временем пальцы знали свое дело. Зашелестели карты, резво перелетали из одной руки в другую, этот звук наполнил все вокруг, масти смешивались друг с другом. Даже Маркус перестал натирать свои стаканы, и завороженно следил за творящимся действом.

Спустя несколько минут тщательной тасовки перед Хуаном легла его лента карт. Он аккуратно поднял их, раскрыл веером и стал изучать.

Вот оно! Наконец-то! Ему свезло, причем крупно. Все козыри были его. «Вот же старая дура – надумала она на старости лет играть, совсем из ума выжила!» – ликовал про себя Хуан.

Его разбирало нетерпение, правая рука резко выбрасывала одну карту за другой, глянцевые карты щелкали по столу. В ответ ведьма наиграно грустно предъявляла свой карточный неликвид. Удача шла к нему с каждой новой партией. Он пришел в возбуждение, ощутил вожделенный прилив в паху.

Больше не было бара, старухи, противного запаха дешёвой текилы. Он перенесся в предстоящую ночь – и там уже было расставлено все, как он мечтал многие, многие недели: кабриолет с сиденьями из красной кожи, красногубая Маргарита, ее развивающиеся на ветру волосы, пузырьки шампанского в тонких бокалах.

Спустя два часа их партия завершилась, старуха молча собирала разбросанные по сукну карты. Костяная шкатулка уже покоилась в торбе. Залог она никогда не возвращала. Хуан сверлил глазам пачку денег. Салана медленно, подталкивая парой скрюченных пальцев направила перетянутые купюры в сторону Хуана. Тот завороженно смотрел, как пачка ползет к нему змеей.

– Дорогой, возьми, они твои. Поверь, мне было очень интересно играть с тобой, – тихо прошипела Салана.

– Да мне плевать, старуха – интересно тебе было или нет. Запомни, что со мной тебе лучше больше не играть, а то и без торбы останешься, – надменно ответил Хуан, распихивая по карманам свой выигрыш.

Салана улыбнулась. На Хуана она уже не смотрела, дело было сделано. Она поправила на плечах шаль, одернула смявшиеся юбки.

Хуан не унимался. Сделав очередной глоток текилы, он брезгливо сморщился, и тут же выплюнул все на пол.

– Что за дьявольское пойло у тебя, Маркус? Ты всех тут травишь этой кислятиной?

Маркус ухмыльнулся одним уголком рта, кивнул.

Для Маркуса самодовольные идиоты были похожи друг на друга как близнецы. Сперва приходят в бар с поджатым хвостом и просящим видом. После выигрыша из каждого лезет спесь.

– Прощай, Хуан. Мы с тобой больше не увидимся, теперь тебя поить будут в других местах, – подколол Маркус, подмигнув при этом Салане.

Салана подошла к стойке, протянула Маркусу маленький черный мешочек. Это была ее плата за приглашение в бар. В мешочке лежало золотое кольцо с жемчужной каплей.

Маркус присвистнул: «Дорогая вещь. Интересно, с кого она сняла это кольцо?». Но он не был брезглив и считал, что мертвым лишнее не нужно.

Он представил, как довольно расплывется лицо его пухлой жены и ему будет обеспечено спокойствие на несколько дней. Пилить за выпивку она его не станет. Маркус кивнул в знак благодарности, но Саланы уже перед ним не было.

Тут и Хуан как угорелый вылетел на улицу. Он стал нервно вертеть головой по сторонам, пытаясь вычислить, где дом его царицы Марго.

Наконец в синем мареве он разглядел очертания крыш ее квартала и побежал. Жара усилилась, на улице не было ни души, исчезли звуки, но это его не насторожило. Изо всех сил он торопился, по спине лился пот, кололо в правом боку. В нос лез запах мусорных баков и мочи из подворотен и закутков.

Свернув направо в узкий проход между домами, он еще раз оглянулся. Там оставалась залитая солнцем улица. Он шагнул в темноту.

Бедные кварталы всегда испещрены узкими закоулками, подчас настолько малыми, что двое прохожих едва разойдутся.

По пути Хуан перешагивал через пустые пивные ящики. Его брючины предательски цеплялись за торчащие ржавые гвозди, ткань трещала. «Да черт с ними, куплю дюжину новых!» – успокаивал себя Хуан, вжав голову в плечи и протискиваясь вперед.

Проход становился все уже и уже, и ему пришлось пробираться боком. В голове сверлила одна мысль: «Вперед, быстрее, туда…»

Но тут он остановился, когда понял, что застрял между двумя облупленными стенами. Не было ни малейшей возможности продвинуться дальше. Хуан решил сдать назад, но ничего не вышло. С трудом он повернул голову в одну и другую сторону и увидел, что стены были абсолютно глухими. У них не было ни одного дверного или оконного проема. Стены тянулись бесконечно далеко. Посмотреть вверх он тоже не смог: стена подперла затылок.

Он открыл рот, чтобы позвать на помощь. Но сделать глубокий вдох не получилось. Из горла Хуана вылетел булькающий звук. Стены как типографский пресс начали давить на грудь, живот, ляжки. Лицо расплющилось, губы съехали на бок. Как будто его сжимал проказник фокусник, который на забаву детишкам вертит смешных лошадок или осликов из воздушного шарика, вспучивая голову и ноги.

Этим фокусником была Салана. Она уселась в тени под широколапым фикусом, ее глаза были закрыты. Салана поднесла ко рту шарик и принялась его надувать. Затем она обхватила ладонями шарик посередине и надавила.

Одновременно с ее действиями на другом конце квартала Хуан превращался в кровавый шар. С треском лопнул жирный живот. Раздался треск ребер. Грудина своим сломанным краем пропорола кожу. Послышался свист воздуха из продырявленной плевры. Глаза Хуана в болевом шоке вращались из стороны в сторону, по ногам потекла теплая струя мочи.

Хуан отчетливо чувствовал, как старческие пальцы этой проклятой ведьмы перебирали ребро за ребром, ломая по одному.

«Чертова старуха, оставь меня в покое, иначе сверну тебе шею, Богом клянусь. Отстань, тварь!» – кричал в пустоту Хуан. Спустя несколько секунд иссякли все проклятия. Горло заполнилось вкусом отвратной жижи.

Салана сжала шарик еще сильнее. Раздался громкий хлопок, шарик лопнул, сквозь пальцы потекла теплая кровь.

Хуан был мертв.

Стены начали свой обратный ход. Его грузное тело мешком свалилось на грязную мостовую. Он лежал лицом вниз, комично вывернув правую руку поверх корпуса. Фигура напоминала толстого тряпичного клоуна, мягкого и податливого.

Некоторое время Салана смотрела, как кровь капает с ее пальцев на землю, впитывается в пыль. Она с трудом поднялась на ноги, стряхивая пыль с колен. Достала из торбы стеклянную колбу с притертой пробковой крышкой. Зубами выдернула крышку, из горлышка колбы стал поступать дымок, послышался свист. Она указала пальцем в сторону, где лежал Хуан. Ветерок понес этот черный дым туда, куда указала Салана.

Она опустила указательный палец вниз и стала совершать круговые движения. Достигнув тела Хуана, плотность дымового облака усилилась, появилась воронка, закрутилась вдоль тела. Из глаз, ушей, рта, лопнувшего живота потекла черная жижа, пополз смрадный запах. Салана брезгливо сморщила нос от того, какой оказалась душа этого идиота Хуана. Торнадо всасывало в себя душу, тело трясло, как при судорожном припадке. Еще миг – тело Хуана снова упало на землю, торнадо превратилось в черное облачко и устремилось назад, к колбе, которую держала в вытянутой руке Салана. Ладонью она его подсобрала и направила назад в горлышко колбы. После с довольным лицом, по-хозяйски заткнула пробку.

Раздался первый звук. Птица чирикнула в ветвях пальмы, открылась скрипучая дверь. Из подворотни выбежала всклокоченная дворняга. Резко остановилась, повела носом в сторону тела, поджала хвост, и припустила прочь.

Спустя время возле Хуана остановились двое грязных мужиков с огромными торбами алюминиевых банок за плечами. Некоторое время они молча рассматривали его, один даже ткнул его палкой в бок. Когда никакого движения в ответ не последовало, и труп оказался трупом, мужики бросились чистить карманы Хуана, дружно стащили с его ног кожаные сапоги. К их сожалению, денег у мертвого не было, только перетянутая банковской резинкой пачка купонов на скидку в магазине дешевой косметики.

Так и пролежал он без сапог, в жиже собственной мочи и крови, до наступления ночи. Ветер кружил разбросанные мародерами купоны. Вечерний полицейский патруль при обходе Богом забытого района наткнулся на мертвеца Хуана, затрещали рации. Приехали люди в обшарпанном пикапе, сфотографировали тело. Несколько крепких мужиков поднатужились, враскачку закинули беднягу в багажник. На большой палец ноги прицепили клеенчатую бирку с номером «320». Нужно соблюдать порядок. Через несколько дней на тесно захороненном кладбище, заваленном истлевшими венками, старыми носилками и пожухлыми цветами появился маленький невзрачный столбик с номером 320, но и его вскоре сбили могильщики, когда копали новую могилу.

***

А что же Салана? Она была в большой прибыли, и самое вкусное ее ожидало впереди. В резной шкатулке ведьмы Кьяры, что досталась после их битвы, лежал серебряный браслет. Для ведьмы позарез нужно получить душу хозяйки браслета. Если охота не завершалась удачей, она стремительно дряхлела, дух смерти скреб когтями ступени ее дома. Она все отчетливо слышала, она боялась. Таким было проклятье Машимона за убийство ведьмы Кьяры. «Не поешь – не проживешь» – кхыкал тогда Машимон.

Душ вокруг много, вон как расплодились. Но большая часть подпорчена и гнилая. Через одну разило затхлостью от алчности. Кислятиной воняли завистливые, а от жадных исходил тухлый запах. Салана не считала себя падальщицей и не желала питаться этой поганью. Зато они пришлись по вкусу ее трофейным духам, когда-то служившим Кьяре. Порченные души она им скармливала, выливала их, как помои свиньям.

Энергия молодых женщин наполняла ее силой, и если охота случалась чаще, то лицо Саланы разглаживалось, кожа принимала живой вид, становилось легче дышать и двигаться. Некоторое время после трапезы она смотрела на окружающий мир глазами своих женщин, в жестах появлялось что-то от них.

Но просто так сожрать душу очередной мало грешившей молодухи она не могла, только через договор с другим, кто отважится погубить невинного человека.

Такие клиенты водились везде: от дорогих вилл до замызганного бара Маркуса. Он с удовольствием брал на себя роль посредника, оповещал Салану и назначал день сделки. Бывали случаи, когда у редких идиотов просыпалась совесть. После игры они приходили в себя от ужаса сделанного, бежали в злополучный бар. Кидали Маркусу деньги, требовали встречи с ведьмой. Деньги уже не были деньгами: в разные стороны летели карточки – рекламки, купоны, обертки от конфет. Маркус с ложным сожалением разводил руки в стороны: Салана ничего назад не возвращала.

Такие, как Хуан, были ей по вкусу, ведь они точно знали, чего хотят. В итоге хлопот меньше и дело чище.

Вот и сейчас, когда она направлялась в метро навстречу Карине, в голову снова пришла мысль о том, что сила этого гадкого мира, в котором она застряла, намного больше, чем ее колдовство. Ну почему она должна жить здесь, перебирать день за днем людской мусор, выискивая продажную гнилую душонку.

Таков замысел Машимона, его кара. Он захлопнул дверь в страну ее магии.

Салана нетерпеливо прохаживалась по перрону, прокручивала воспоминания о другой, прежней жизни: ее любви, звездах, свободе, запахе полыни и костра. Прозорливый Машимон оставил ей на утешение ночи: пялься на свои звезды, когда скучно станет.

Поезд задерживался. Из шахты доносился гулкий звук колес, но свет фар не появлялся.

Внезапно в душу пришла тревога. Замерло время, пассажиры вокруг застыли. Было легкое движение газеты в руках мужчины, он вперился в одно слово – «мир».

Под ногами Саланы возникло легкое движение. Из-под подола ее юбок стали выползать мохнатые мокрицы. Они заползали на сандалии, ноги чувствовали прикосновение их лапок. Салана нервно пыталась сбросить хотя бы пару самых жирных, но те цепко держались за ее кожу. Мокрицы – первая свита Господина. За спиной послышалось жужжание роя мух, затем покряхтывание. Она закрыла глаза, и стала глубоко дышать.

– Открой глаза, дура. Вернее, правый, ведь левым ты все равно не видишь. Моя Кьяра тебе его так метко подправила, – проскрипел Он, незаметно оказавшись уже перед ней.

Салана выполнила приказ. Господин стоял как всегда в цветных галстуках, и черной шляпе. Он курил, дымок от сигареты закручивался в зигзаги и кольца. Машимон вперился в Салану, спустя долгую минуту он первым начал разговор: «Удачная охота у тебя сегодня была, девочка», – голос Машимона звучал как стук молоточка. – «Какого вкусного толстяка раздавила. Хлоп, и кишки по стенам. Как я хохотал. Ой, как мне это нравится, как нравится. Хвалю, дочка. Хлоп! А что мне подаришь? Я люблю подарки». Деревянный Бог начал раскачиваться из стороны в сторону, зазвучала музыка шарманки.

Страх обрушился на Салану, под его тяжестью она рухнула на колени. Она судорожно стала искать в торбе свою колбу, наконец рука нащупала холодное стекло: «Сейчас, сейчас, мой Господин. Я всегда ношу с собой подарки для тебя. Думаю, что тебе понравится. Я их откормила, они стали жирные, как поросятки».

Не поднимая глаз, Салана протянула колбу Машимону. Через секунду она услышала, как откупорилась крышка, засвистели голоса. Машимон принялся всасывать содержимое, жевать, раздавливать между зубами, глотать с жадностью, захлебываясь. Сущности из колбы пищали, визжали, пытались выбраться из деревянной пасти. Но Машимон запихивал их пальцами назад и снова принимался жевать.

Прошло еще немного времени, чавканье прекратилось. Салана продолжала стоять посреди перрона на коленях. Рядом с ней покачивалась из стороны в сторону опустошенная колба. Машимона уже не было.

Он снова оставил ей жизнь. Голова трещала с такой силой, что Салана пропустила два состава. В мозгу загорелась тройка. Три, три, три курицы, три чашки. Это значит, что девчонка будет в третьем поезде, третьем вагоне.

***

Карина привычно расположилась в предпоследнем ряду, возле окна. Здесь можно было спокойно подремать. Она вытянула ноги вперед, натянула капюшон на голову, прикрыла глаза.

Салана вычислила ее сразу. Кинула мысленно веревку к тому месту, где сидела ее жертва, и стала подбираться к ней шаг за шагом. Она не отводила взгляда до того момента, пока не приблизилась почти вплотную. Старуха изучала Карину, наклоняла голову то в одну сторону, то в другую. Во рту появился вкус тающего зефира. Да, она не ошиблась, это именно то, что нужно. Неиспачканная душа. Ее силы ей хватит на несколько месяцев существования. «Вот это удача!» – улыбнулась Салана, глядя на спящую Карину.

Вагон качнуло в сторону, Салана не удержалась на ногах и упала на место рядом. Карина проснулась и даже успела немного испугаться, увидев перед собой лицо старухи с бельмом. Салана быстро накрыла костлявой кистью руку Карины.

Поезд въехал в тоннель, замедлил свой ход. В полупустом вагоне никто и не заметил, что стало мигать освещение, каждый был занят своим делом. Беспардонная парочка целовалась и наглаживала друг друга. Банковский клерк в сером костюме уставился в экран телефона. Толстуха со спящим на пышной груди ребенком без умолку что-то доказывала сутулому мужу.

Салана сняла свою руку. Дышать было легче, перестало болеть левое колено. В голове крутился какой-то рецепт на латыни, возник образ жирного Хуана. Значит, девка уже в ней. Салана улыбнулась. На том месте, где только что сидела Карина лежала фигурка из папье-маше.

Ведьма аккуратно подняла новое приобретение и с восхищением стала рассматривать. Куколка была изящным скелетом в медицинской форме. Лицо обтянуто тонкой светлой кожей, глазницы обведены черной краской. На шее висит крохотный фонендоскоп, а через правую руку перекинут саквояж.

Осталось только закрепить на изящном черепе белый чепчик с красным крестом.

– Вот так будет красиво! – довольно проговорила Салана. – Добро пожаловать в мой мир, девочка. Эх, знать бы тебе, что таких подонков как твой Хуан любить никак нельзя. Поздно, уже для тебя все поздно. Ты ошиблась, и поэтому умерла. Не возражай, ты сама виновата: прилипла к нему, как жвачка к брюкам. «Люблю, обожаю, единственный!» Открою тебе тайну: его уже тошнило от тебя, а ты все тянула и тянула. И что в результате? Он с радостью продал тебя ради проститутки. Глупая, глупая овечка, – продолжала ведьма свои увещевания. – Хочешь жить в новом доме? Вижу, что хочешь. А может, это и к лучшему. Вот купят тебя богатые люди, привезут в дом с большими комнатами. Будешь стоять на полочке, такая красивая, вот там тебя и будут любить. Ты же хотела быть каменной истуканшей, и что бы все тебя любили. Тебе и гипсовая подойдет. Целый мир не обещаю, а семейку подберу. Мои куколки всем нравятся и поэтому стоите вы недешево. Завтра отвезу тебя в магазин. Думаю, что тебя купят сразу. Медсестры всем нравятся! – хихикала Салана, заворачивая фигурку в грязный платок.

***