Тимофей проникся мрачным настроением своего двуногого друга и отложил свои планы пошататься (на что был большой мастер) и весь вечер провел дома, стараясь развлекать Петра, и даже снизошел до ловли бантика на веревочке. Взрослые коты обычно этим не занимаются. Но ради друга можно отбросить принципы вида.

На следующий день Петр Андреевич отправился в тюремный замок. Вначале он попросил вызвать Никиту, следователя искренне мучило любопытство, почему молодой человек так рьяно рвался защищать Азаматова? Сообщники?

Но эту версию задержанный отмел сразу:

– Я к делам Азаматова не причастен, может он там и обокрал кого, только мне до этого дела нет. Я ни при чем.

– А что тогда на меня с розочкой кинулся?

– Да испугался, что на меня хозяин заявил.

– За что?

Никита немного помялся и признался, что имел привычку иногда выносить с завода кирпичи и сбывать их налево. Обычное дело для российского обывателя.

– А что, кто-то покупал по два-три кирпича? – удивился Петр.

Парень развел руками. Мол, если бы не было желающих, то не воровал бы. Петр не стал погружаться в криминальные дела на кирпичном заводе (все равно заявлений от владельца завода не было, а ущерб незначительный), его интересовали другие вопросы:

– А может ты не только кирпичи с завода тягал? А может ты уже судим был за более серьезные дела? Может живешь по поддельной бирке⁹? – решил провести более глубокую проверку следователь.

– Чего? – не понял допрашиваемый. Реагирует вроде искренне. Железманов специально заговорил на воровском жаргоне: если допрашиваемый поймет его без перевода – значит криминальный опыт имеется, это сейчас слова из криминального арго¹⁰ широко хлынули в народные массы и даже вполне законопослушные люди используют словечки из фени в повседневной речи. А тогда обычный обыватель воровскую музы́ку не понимал.

Пока Петр ездил на вызов в деревню разбираться с жертвой зеленого змия, в тюрьме с Никитой провели процедуру бертильонажа¹¹, но она не дала пока положительного результата. Конечно, данные были отправлены в столицу, в Центральное бюро, но Железманов был склонен думать, что пока у задержанного, кроме кражи кирпичей, конфликтов с законом не было. Жидковат он, что ли, для более крупных дел. Петр Андреевич начал задавать вполне рабочие вопросы: знал ли про кражу в доме Гиреева? Что рассказывал Азаматов? Где сам был во время событий в доме татарского предпринимателя? Никита хоть и ругался на проклятых ментов¹², но показания давал достаточно четко: в день ограбления он был целый день в цеху (вы бы посмотрели, в каких условиях люди работают на этом кирпичном заводе!), словом инакобытие у него, то есть алиби. Петру даже не пришлось вспоминать и употреблять на практике правило, известное со времен Каролины¹³, то есть объяснять значение алиби. Правовые знания задержанного были чуть больше нуля, и они как раз были затрачены на усвоение понятия алиби. Поэтому он довольно быстро перечислил людей, которые подтвердят его непричастность к событиям в доме Гиреева в ту самую пятницу.

– А это ты вовлек Азаматова в карточные игры в доме Липы?

– Ну, привел туда я, но его силой никто за стол не сажал. Да что тут такого? Куда нам еще податься в свой законный выходной? По Соборной променад устраивать рожей не вышли, вот и остается одно. Кто же знал, что так увлечется?

– Он много проигрывал?

– Да как все, чуток выиграет, еще больше проиграет, но многие, кто сильно проиграются, потом и носа не кажут, но есть некоторые, кого неудача еще больше распаляет и они готовы все нести. Последнею рубашку притащат. Вот Азаматов из таких.

Никита, да и более образованный Петр Андреевич еще были не в курсе существования самой серьезной зависимости-болезни: игромании, которую психиатры считают еще более трудно излечимой, чем наркомания или алкоголизм. Впрочем, Петра интересовали более конкретные детали:

– А откуда у Тимира деньги, чтобы играть?

– Ну, это может у господ нужны серьезные деньги, а у нас-то ставка всего копейка, а уж ее найти завсегда можно. Ставь ее и играй, – развел руками Никита.

– А если копейка проиграна? – Железманову заодно нужно было получить доказательства, что существовал настоящий игровой притон.

– Ну, можно заложить что-то из вещей… На кон поставить или этой Липе отдать, она денюжку даст, но если отыграешься, то потом вернут обязательно… – клялся за Липу задержанный.

– А Тимир из вещей что-то приносил? – наконец подошел к главному следователь.

– Приносил, – уверенно кивнул головой Никита.

– Что именно?

– Картуз один раз свой заложил. Увы, потом проиграл. Причем много проиграл. У нас и в долг можно, если регулярно ходишь…

– И Тимир остался хорошо должным Липе? – догадался Петр.

– Ага, – буднично согласился задержанный. – Потом примерно недели через две он ложки принес. Вот он пару и заложил.

– Выиграл?

– Ага, выиграл, только потом снова проиграл.

– И снова поставил на кон ложки?

– Ага, он как раз меня попросил сходить и принести, – кивнул головой парень. С него уже несколько сошла враждебность по отношению к ментам, поэтому он давал показания достаточно свободно.

– Он что у тебя тогда жил?

– Ага. Он мне так и сказал, что ему заныкаться куда-то надо.

– А тебе не приходило в голову, что ты преступника покрываешь?

– Так какое же это преступление? Они с нас три шкуры дерут, сами небось в казино играют, они и тысячу проиграют, и все равно у них сколько остается, а нас Липка обдирает как липку… Последнею копейку берет.

– А ты не думал, что в первую очередь надо на себя обижаться, а не на Липу, – не удержался в очередной раз Петр от проповедования прописных истин.

– Не понял? – Никита и в самом деле не понимал.

– Ну, никто вас к этой Липе и не гнал, сам же говорил. Можно было ту же копейку на сытинские¹⁴ книжки потратить, – предложил следователь. Потом он вернулся к главному предмету следствия:

– Вспомни, а кроме ложек и шапки он ничего не закладывал?

– А что он еще должен был закладывать?

– Ну, если говорить про категорию «должен», то он работать был должен, а не вещи закладывать. Но все же может он закладывал что-то еще?

– Нет, больше ничего у него не было.

– Ну, может украшения какие-нибудь? – уже совсем откровенно сказал следователь.

– Нет, откуда у него украшения? У него даже жинки нет.

Петр Андреевич сделал несколько заходов, пытаясь выйти на украшения, но Никита про женские штучки ничего путного сказать не мог. Не видел, не знаю, не упоминал. И выглядело это достаточно искренне. По крайней мере сомневаться в его словах у следователя оснований не было. Последнее, что удалось выяснить у Никиты, что Азаматов пришел к нему в ту самую пятницу, когда убили управляющего в доме Гиреева, попросился переночевать. Тот не возражал, так как хотелось выпить, а у гостя вроде как копейка была. Потом Азаматов на следующий день пошел с Никитой к Липе и там заложил ложку, а потом еще одну. Никита, увидев серебро, не стал возражать, чтобы обеспеченный гость остался еще, тем более что жизнь обещалась сытой и пьяной, что собственно и было. «Это, наверное, одна из причин, по которой он на меня так набросился», – подумал Петр Андреевич.

Допрос Никиты не дал каких-либо особых улик против Азаматова, кроме кражи ложек, но это и так уже было очевидным: изделия из серебра говорили сами за себя. Поэтому допрос слуги-татарина приходилось начинать с тем, что было. Азаматов немного пришел в себя и был способен отвечать на вопросы. Петр Андреевич решил действовать напролом:

– Давай, друг ситный, рассказывай, и подробно рассказывай, – потребовал он.

– Что рассказывать? – поднял голову задержанный.

– Как Бекира Мармудова убивал, куда украшения дел, словом, все подробности.

Задержанный затрясся всем телом и залепетал:

– Я не убивал! Клянусь, не убивал.

– А кто убил?

– Не знаю, когда я в кабинет вошел, он уже мертвый лежал.

– А зачем ты в кабинет пошел, вроде бы тебе это не дозволялось? – изобразил удивление следователь.

– Я думал, может там какую денежку забыли на столе, там полтинник или ассигнацию.

– Вроде не похоже на твоего хозяина деньгами разбрасываться.

– Не похоже, – согласился татарин. – Шайтан меня попутал, пришли с намаза, знаю, что хозяин кофе пошел пить, а управляющий вроде к врачу собирался, вот ноги сами и понесли к кабинету. Уж больно мне надо было.

– Сильно проигрался? Сколько Липе должен?

– Три с полтиной, – чуть слышно произнес задержанный. Три с полтиной и в самом деле сумма немалая. Просто так не займешь и заработать трудно. Тем более, что к друзьям и родным с этим не пойдешь: обязательно спросят для чего? А разве возможно признать, что в карты проигрался? Отец за такое по головке не погладит, вернее погладит, только не по головке, а значительно ниже и вожжами. Несколько дней потом будешь есть стоя.

– То есть ты пришел домой, решил, что дома хозяина и управляющего нет, пошел к нему в кабинет с целью совершить кражу, но увидел там уже убитого Мармудова?

– Да, но я его не убивал, Аллах свидетель, – взмолился Азаматов.

– К сожаленью, я не могу допросить Аллаха в качестве свидетеля, пока все говорит на тебя. Дальше что было?

– Я испугался и решил бежать, подумал, что могут обвинить меня.

– Так тебя и так обвиняют, причем именно потому, что ты убежал. Если бы не убежал, то вряд ли оказался бы под подозрением, – обратил внимание следователь на нелогичность действий задержанного. Тот только опустил голову ниже, а Петр Андреевич припечатал еще сильнее:

– А ложки и солонку взял для особой убедительности?

– Шайтан попутал, – оправдывался Тимир.

– Как кто что натворит, так не они виноваты, а бес или шайтан. Самому надо за свои поступки отвечать, – вступился за нечистую силу Железманов. – Может к ложкам ты и украшения прихватил?

– Какие украшения? Я на женскую половину даже не заходил!

– Я говорю об украшениях, которые хранились в сейфе в кабинете у хозяина. Ты когда в кабинет зашел, сейф был открыт?

– Не знаю, я не смотрел в ту сторону. Увидел только, что Бекир лежит лицом вниз, а в спине нож торчит, испугался до ужаса. А сейф или стол даже не осмотрел. Аллах свидетель.

– Увы, плохой он свидетель: не может дать официальные показания. Где был в ночь с понедельника на вторник?

– У Никитки! Я все эти дни у него хоронился.

– Что делали? Водку пили?

– Нет, вернее, Никитка, он пил, а почти не пью, нам Аллах запрещает.

– А когда я у Никиты тебя застал, так ты изрядно выпивши был.

– Так первый раз только, и немного выпил, а так не пью я, нам нельзя…

«Хоть один харам ты стремишься избегать», – подумал Петр Андреевич, а вслух приказал:

– Снимай рубаху.

– Пороть будешь?

– Это тебя пусть батька выпорет, если сочтет нужным, а мне закон этого делать не дозволяет. Мне для осмотра твоя рубаха нужна.

– Это зачем? Мне же холодно будет?

– Не волнуйся, я тебя без одежды не оставлю, принесут тебе одеться, – с этими словами следователь вышел из кабинета для допросов и приказал тюремному служащему решить этот вопрос. Тот через пять минут вернулся, неся какую дерюжку, не самый шик, но носить можно. В тюремной жизни все бывает, порой и оставались вещички от разных сидельцев, которые не спешили выбрасывать – иногда доставляют людей полураздетыми или в порванной окровавленной одежде.

Азаматов покорно снял с себя рубаху и передал в руки следователю. Тот принялся изучать добычу.

– Ты в этой одежде был все это время?

– Да, как сбежал, и другую мне взять неоткуда было.

– Но может друг твой Никитка одолжил?

– Так что ему одалживать? У него у самого гардероб беднее моего.

Петр отправил задержанного в камеру, еще раз вызвал Никиту, задав ему еще пару вопросов, а потом поехал в дом, где три дня назад его чуть не лишили жизни. К хозяевам, сдававшим угол, у него тоже были вопросы. И только потом вернулся домой.

После обеда Петр опять устроился на диване, чтобы обдумать результаты. Тимофей еще с утра собирался удрать по своим кошачьим делам, которые, кстати, были им отложены из-за необходимости восстанавливать душевное равновесие двуногого. Однако перед ответственной работой будет правильным немного отдохнуть, поэтому зверь прикорнул на спинке дивана, планируя часик подремать. Но сам не заметил, как царство Морфея увлекло его на полдня. Проспал он до возвращения двуногого и когда увидел, что тот устроился на диване, то изменил планы и решительно спрыгнул к нему на колени. Во-первых, с него причитается, его накануне развлекали и успокаивали по полной программе. Пусть сейчас гладит с усиленной ответственность. Во-вторых, может подсказать что? Наверняка дело думать будет.

Петр и в самом деле собирался обдумать результаты следствия. И начал он с вывода:

– Мне вначале думалось, что надо просто найти Азаматова и тогда все станет ясным, а получается, что все стало еще более запутанным и скорее всего Азаматов не тот, которого я ищу.

У кота от удивления резко встали уши. Как не тот? А ради чего тогда надо было рисковать своей шкурой?

– Я когда вчера домой ехал и над этим делом думал, то начал сомневаться, что Азаматов убийца, а сейчас уже почти уверен, что это не он.

Большие зеленые кошачьи глаза стали от удивления еще больше. Сердитое муяканье означало требование аргументов.

– Вот смотри. Как ты думаешь, зачем мне нужна была рубаха Азаматова?

Кот повел ухом, словно говоря, что гадать не настроен, пусть двуногий сам даст объяснение.

– Все очень просто. Когда я осматривал во вторник кабинет Гиреева, точнее дерево под окном кабинета, то снял с дерева небольшой кусочек ткани. Это неизвестный порвал одежду, когда забирался через окно в дом. Так вот дело даже не том, что рубаха Азаматова целая, это я увидел только сейчас. Самое главное, что это кусочек не из самой дешевой ткани. Из такой ткани одежду шьют люди более-менее обеспеченные, а не слуги. А рубаха Азаматова, она и в самом деле целая. Плюс на ней нет следов крови.

Кот начал чесать задней лапой за ухом, словно говоря, что у него свои аргументы: рубаху можно было и поменять.

– Можно, но, во-первых, все равно кусочек ткани не по чину Азаматову, я это уже говорил. Я когда его с дерева снял, то меня начало мучить беспокойство, что что-то не так, но не мог понять, что именно. А сегодня, когда задержанного допрашивал, то сообразил. А во-вторых, я тогда как следователь должен найти эту другую рубаху и доказать ее принадлежность Азаматову. А хозяйка дома, где жил Никита, утверждает, что Азаматов пришел к ней в той же рубашке и другой на нем не видела. И в доме никакой одежды из такого полотна не нашли.

Тимофей стал сворачиваться спиралькой, показывая, что аргументов должно быть больше.

– Хорошо, еще один важный момент. Кто залез в дом в ночь с понедельника на вторник? Не Азаматов, это точно. Его алиби подтверждает не только Никита, а хозяева дома. Зачем я Никиту второй раз допрашивал и опять к ним ездил? Вот они как раз и подтвердили, что наш подозреваемый из дома не отлучался. Самое главное – украшений у Тимира мы так и не нашли. Запонок не нашли. Ничего из содержимого сейфа не нашли.

Вывод был, скорее всего, правильный, но достаточно грустный: розыск надо начинать заново! Но не зря говорят, что день вечера мудрее. Петр решил, что самым правильным будет пока отложить все мысли по делу и просто поспать, тем более, что день был хлопотным, а здоровье, оно и в самом деле не казенное, надо себя немного поберечь. Тимофей, правда, петь колыбельную отказался, он решительно направился к окну: надо в конце концов и про свои кошачьи обязанности помнить.

 
                                 * * *
 

Однако пока Петр Андреевич отдыхал, а Тимофей патрулировал территорию, жизнь не останавливалась, в том числе и в криминальном мире. Именно в этот самый момент друга Железманова, следователя Рязанского окружного суда по особо важным делам Ивана Васильевича Зазнаева вызвали на место происшествия. Ехать предстояло за город: в Рюминой роще¹⁵ в кустах обнаружили тело мужчины.

– Его под ветками спрятали, несколько дней уже лежал, – пояснил сотрудник сыскного отделения Егор Иванович Анисимов.

– Нашли по запаху? – спросил Зазнаев, прикидывая каким амбре пропитается его костюм.

– Да и это тоже, а так прохожие с собачкой проходили, она завыла.

– Хорошо, что в июне день длинный, осмотр получится провести до наступления темноты, – нашел хоть что-то хорошее в данной ситуации Иван Васильевич.

Обычно место происшествия привлекает много зевак и праздношатающихся, которые норовят затоптать все следы, а то и улику прихватить с собой, просто так, на память. Сегодня публики практически не было. И за городом, и дело к вечеру. Самое главное, запах, мягко говоря, специфический.

Погибший – крепкий и рослый мужчина – лежал на спине рядом с кустами, где его нашли (все же обстановка нарушена), лицо его было прикрыто носовым платком. Рядом суетился полицейский врач. После дежурных приветствий он констатировал:

– Убит два или три дня назад. Смерть наступила, скорее всего, от удара тяжелым тупым предметом по голове.

Врач приподнял платок и подтвердил свои слова. Картинка была отталкивающая: мало того, что тело уже подверглось процессам гниения, так еще часть черепа превращена в кровавую кашу.

– Камнем били? – спросил Зазнаев.

– Возможно.

– Но могу вас обрадовать, – произнес врач. Он уже с помощью одного из полицейских начал раздевать тело. Этот этап осмотра позволил обнаружить важную деталь: на теле обнаружилась особая примета, на груди была заметная родинка – темно-коричневое пятно округлой формы размером с пятак. Как знать, может пригодиться. А пока неплохо бы найти орудие преступления и зафиксировать следы обуви. Хорошо, что убийство произошло под кронами деревьев, а пару дней назад пролил неплохой дождик: на влажной почве удалось обнаружить несколько четких отпечатков.

– Смотрите, – показал рукой начальник сыскного отделения. – Явно видны две пары следов, и я сомневаюсь, что это оставили женские туфли. Скорее всего, мужские ботинки.

Потом он снова подошел к трупу, снял с его ноги ботинок и подошел к следу:

– Точно, это его след, а рядом – его спутника.

Причем именно в такой формулировке, именно спутника, а не спутницы – женская обувь имела несколько иную форму. Конечно, изучение следов не могло полностью восстановить всю картину происшествия, но можно было точно сказать, что они пришли вдвоем, вместе стояли, а потом это место под высокими деревьями покинул только один человек. Криминалистика к тому времени уже умела фиксировать следы, и поэтому по распоряжению Зазнаева был приготовлен гипсовый раствор и изготовлен слепок следов попутчика убитого. Теперь можно было искать и орудие убийства.