3 о ктября

Просыпаюсь медленно, будто поднимаюсь из-под воды. Сил слишком мало, чтобы испугаться. Кажется, уже утро – иначе почему я проснулся сам и не чувствую себя разбитым, как обычно? Шарю под подушкой, не находя телефон. Сколько времени, почему меня никто не разбудил?

Планшет на тумбочке, к счастью, никуда не исчез, показывает час ночи и ноль оповещений. Минус один повод для беспокойства. Все-таки проверяю седьмой этаж. В комнате отдыха пьют чай, Лекс и Винни – на полу за спинкой дивана, обнявшись и читая одну книгу на двоих, Бемби и Бет – прилипнув к телевизору. В боксе Элли дремлет, свернувшись калачиком, крепко вцепилась в здоровую руку Эла. Их же должно бить током! Пусть не сильно, я сделал наручники достаточно милосердными, но все же. Как они умудряются так спать?

Эл, впрочем, и не спит. Смотрит в потолок, хмурясь, локоть крепко прижат к боку, пальцы перебирают нитку бус на шее.

Как давно ты так лежишь? Эхом думается – теперь гости спят так же плохо, как я. Удивляюсь этой мысли. Возвращаюсь к поиску телефона. Куда я его запихнул?

Перетряхиваю одеяло, заглядываю под кровать, ищу в карманах, на столе, в ванной и на кухне. Замечаю неряшливо свесившийся угол обычно аккуратно заправленной простыни. Ага. То есть я умудрился, не просыпаясь, запихнуть телефон под матрас, чтобы он меня не разбудил. Но тогда какое-то оповещение было, просто я его смахнул? Надо пересмотреть запись, понять, что пропустил.

Только ключевое слово, даже не обращение, а упоминание. Лекс рассказывала, как они с Бемби пережили бокс-наказание, полицейской пришлось присоединиться в конце. А еще – сколько раз они пытались пройти второй бокс. И как Лекс сидела с Винни целый день. Все сводится к тому, что «он не убивает, мы же здесь». Бет улыбается едва заметно.

– Да, я думала об этом.

Звук из бокса, я поспешно переключаюсь. Похоже, Элли перевернулась на другой бок и проснулась от боли. Закатать штанину она не может, но даже через ткань видно, как распухло колено.

Эл оборачивается, спрашивает:

– Ты как?

– Паршиво, но сойдет, – со смешком отзывается Элли. – А ты?

Он оттягивает горловину майки, присвистывает. На плече огромный опухший синяк.

Гугл подсказывает, что перелом ключицы заживает два месяца. Прикидываю, получится ли пройти тесты в гипсе, и с удивлением понимаю, что это возможно. Тяжело, конечно, кое-что надо подогнать, но реально. Однако сначала нужно достать оттуда. Оба уже прикусывают щеки, надеясь притупить жажду слюной, а ведь есть еще голод. Продержатся ли? Как быстро пара наверху сможет дойти до седьмого?

Стоп. Проверяю противопожарную систему – удачно, до ближайшего венчика нужно проползти меньше метра. Осталось суметь включить его, не затопив весь бокс.

– Опа! – Элли первая замечает тонкую струйку. – Дождь решил включить нам дождь.

Ползти им сложней, чем ковылять, Эл здоровой рукой держит Элли за талию, она, попробовав наступить на больную ногу, взвыла.

– Не, – смеется, отдышавшись, – лучше я допрыгаю.

Они делят струйку, ловят ее ртами, помогают друг другу устоять на ногах. Первым напивается Эл, смотрит в камеру долгим взглядом.

Не хочу его слушать. Не хочу, но должен. Миротворец я или кто?

Впрочем, Эл обращается не ко мне. Поворачивается к Элли, фыркает:

– Не буду его благодарить.

– Да и не за что. – Она пожимает плечами, подставив под холодную воду ногу и жмурясь. – Сам создал проблему, сам теперь ее решает.

Ах вот как?

Когда текущий с потолка ручеек обрывается, Элли только улыбается:

– Ой, какой обидчивый! А скажешь, не так? Тебе от нас прохождение тестов нужно или что?

– Спасибо, Дождь.

Я не отключал трансляцию из комнаты отдыха, и седьмой этаж говорит со мной голосом Бет.

Боишься за брата, доктор? Боишься за Элли? Правильно делаешь. Я держу себя как в тисках, не позволяя прорваться клокочущей в горле ярости. Я ведь правда не хочу их убивать. Но нарываются они слишком старательно. Предупреждаю:

– Ты права в одном, Элли, тебе ничего не грозит. Я никогда не убью тебя. Но это не касается остальных. – Она пытается перебить, я повышаю голос, договаривая: – Поэтому не выводи меня из себя, если не хочешь оказаться прикованной к трупу.

Захлопываю ноутбук, не рискуя слушать, что она ответит. Нужно лечь и поспать еще. Будет куда полезней, чем бодрствовать всю ночь, а днем оказаться вымотанным и снова принимать из-за этого неверные решения. Не могу. Сна ни в одном глазу.

Что-то впивается в ногу, я подскакиваю от неожиданности. Черно-белый пушистый комок, пискнув, повисает на штанине. Котенок. Точно, я же подобрал его одновременно с Эрикой. Оглядываюсь, вода еще осталась, а вот корма ни крошки. Аккуратно отцепляю котенка от одежды, он крутится у ног, трется и мурчит, как старый блок питания. Сует морду в миску раньше, чем я успеваю насыпать корм, получает коричневыми сухариками по макушке, но не расстраивается, тут же начинает ими хрустеть. Запах кажется потрясающе вкусным, рот наполняется слюной. Понимаю – я же не ел, как минимум, со вчерашнего дня.

Приходит оповещение, вместо голосов – сухой отчет микрочипа. Ухудшение состояния Элли, ситуация еще не критическая, но «рекомендовано медицинское вмешательство». Сажусь, прижав сплетенные пальцы к губам, в голове какие-то ошметки вместо внятных мыслей. Котенок запрыгивает на колени, топчется, усердно вонзая коготки в плотную ткань, я рассеянно чешу его за ухом.

На самом деле у меня два варианта действий, если ситуация станет критической. Во-первых, открыть дверь между боксом и седьмым этажом, во-вторых, пойти и забрать Элли самому. Отнести ее наверх, дать воду и еду, вправить ногу. Зря я, что ли, анатомию штудировал.

И в любом случае то, что я тут не ем, ничем им не поможет. Отрываюсь от показателей Элли, едва не за шкирку тащу себя на кухню. Под ногами пискляво мяукает котенок, я сажаю его на стол, и мелюзга тут же принимается исследовать новую территорию, задрав хвост локатором. Спрыгивает на пол, нюхает миску из-под корма, лакает воду.

Смотрю на него, как на гостей, бездумно прихлебывая чай. После первого же глотка начинает тошнить, но я заталкиваю в себя бутерброд.

Точно помню, что вчера не ел, а до того? Тоже? Идиот. Если ты тут умрешь, кто поможет гостям выжить после их глупостей? Криво ухмыляюсь, допивая чай. Зато и наказаний не будет. Играть строго против системы может быть проще, чем против Миротворца.

Проходит час или два. Бет заснула перед экраном, кто-то набросил ей на плечи плед. Бемби сидит рядом, закидывает в рот орешки из шуршащего пакета, в полутьме блестят ее глаза. Лекс и Винни выбрали спальню, залезли под одеяло, не раздеваясь. Обнимаются так, словно надеются навечно влипнуть друг в друга.

Тру глаза. Я должен лечь, перестать бездумно переключаться с одного этажа на другой, каждый раз замирая перед изображением лежащей на полу Элли. Не могу. Хочется разбудить Эрику на крыше, заставить присоединиться к кузену прямо сейчас, пройти сразу оба бокса против всех моих правил, просто скорее, пожалуйста, скорее.

Сжимаю виски. Спокойно, Эдриан. Если что, чипы предупредят, будет время вытащить ее. Ты следишь за ней, ты не позволишь ей умереть.

А если чипы забажат? Ногти впиваются в кожу, заставляю себя разжать кулаки, положить ладони на колени. Я предусмотрел все, что мог. Теперь остается выпить чашку сладкого чая, налить котенку свежей воды и насыпать корма. Лечь в кровать. Закрыть глаза. И считать овечек, прыгающих через забор. Когда они превращаются в гостей, шагающих с крыши, я наконец засыпаю.

В больницу Крейтона мы добираемся уже глубокой ночью. Зато все за день объехали, завтра можно будет разбирать это изобилие, а не рыскать в поисках новой информации. Шон откровенно клюет носом, пока я расспрашиваю милосердно дождавшуюся нас медсестру.

– Прошу прощения, миссис Роуз, мы говорили, что будем раньше. Спасибо, что подождали нас.

Грузная женщина отмахивается неожиданно грациозно:

– Ой, да ничего страшного! Я часто задерживаюсь после смен, вот и замечаю все. И мальчиков ваших видела, обоих.

Она говорит безостановочно, остается только направлять поток.

– Джерри вы видели три года назад? А не помните, к кому он приходил?

Увы, ни имени, ни фамилии врача миссис Роуз не помнит, только номер кабинета, а обитатель его с тех пор дважды смениться успел. С безымянным парнем еще интересней – медсестра утверждает, что видела его десять лет назад, и хоть верь, хоть нет, все равно не проверишь.

– Конечно, я уверена! Он в коме лежал, такой симпатичный подросток, бедняжка. Потом очнулся, его родители забрали. Очень, очень милые люди.

Родители. Милые. У бездомного парня, которого несколько лет назад привел на благотворительную кухню старик Джон. Информация выглядит деталью другой головоломки, так что я, записав на всякий случай, возвращаюсь к Джерри. Кто знает. Про второго пропавшего миссис Роуз может помнить правильно.

После беседы со словоохотливой миссис спать нам с Шоном остается часов пять, и то на двоих, так что я, забросив напарника в Оквуд, сразу отправляюсь в участок. Подремать можно днем на стуле, если приспичит, зато в такую зверскую рань меня точно никто не отвлечет. Успею просмотреть все, что мне скинули дежурные, и отдать Винс фотографию. Если дела пойдут хорошо, к вечеру мы про Джерри будем знать если не все, то многое.

Конечно, меня будит сообщение о том, что на крыше зафиксировано движение. Тру глаза, на часах – шесть утра. Странно, что я после такого рваного сна вполне бодр.

– Доброе утро, Эрика.

Она встает, отряхиваясь. Присвистывает, оглядевшись.

– Ни хрена себе! Эй, чувак, ты кто и как слезть с этого насеста?

– Можешь звать меня Миротворцем, – улыбаюсь, с планшетом перебираясь к ноутбуку. – А спуститься легко. Тебе нужно просто спрыгнуть вниз.

Пауза. Всем нужно время на осмысление, Эрике – рекордно короткое.

– В моем районе отличные высотки, зачем сюда тащить? – несколько истерически хохочет она. – Какая разница, где от меня останется пятно на асфальте? Или тебе здесь вид больше нравится? – Взлетает на парапет, принимает наигранно красивую позу, обернувшись к дрону: – Ну как, хороший кадр? А так?

Вертится, болтает без умолку. Я жду, собираясь продолжить объяснение, когда Эрика вдруг резко останавливается. Говорит с широкой, болезненной улыбкой:

– Вот и отлично.

Падает спиной с крыши. В самом деле, красивое зрелище, тем более что она выбрала восточную сторону и кривлялась на фоне рассвета.

Дрон ныряет следом, давая мне картинку. Эрика задумчиво лежит на сетке. Выдает:

– А. Вот в чем разница.

Подскакивает, словно игрушка-неваляшка, вертит головой, щурится на толстую проволоку, к которой прикреплена сетка. Инструктирую:

– Подойди к стене дома, заверни за правый угол и открой окно.

– А я так надеялась быстро добраться до первого этажа, – острит она, прыгая по сетке, словно горная коза.

Заранее переключаюсь на камеры внутри. Эмори уже проснулся, умылся и теперь одевается в помятый костюм. Стоит последовать его примеру. Я оказываюсь быстрей – к тому моменту, когда Эрика спрыгивает на пол, я уже в приличной рубашке, даже волосы не напоминают воронье гнездо. А Эмори еще только аккуратно застегивает манжеты. Увеличиваю его лицо, чтобы увидеть, как на миг выражение становится почти умоляющим. Догадываюсь, что это было нечто вроде: «Господи, пусть я еще сплю».

Эрика вместо приветствия фыркает:

– О, и ты здесь. Мир офигенно тесен, пять лет не виделись, и на тебе!

Эмори только чуть пожимает плечами, тихо здоровается. Не удерживаюсь от комментария:

– Верней было бы сказать, что пять лет его не видела ты.

Эрика удивленно смотрит в объектив, переводит взгляд на кузена. Тот спрашивает таким тоном, словно я его предал:

– И зачем?

– Мэри, – тянет Эрика, – это вы о чем вообще?

Он упрямо молчит, не реагируя даже на прозвище. Я усмехаюсь:

– Скажем так, Эмори очень упростил мне сбор твоего досье.

Лицо Эрики на миг становится совершенно обалдевшим, но она быстро берет себя в руки. Изображает балетное па, указывая сразу на камеру и на своего кузена:

– Маньяки окружили меня и сжимают кольцо!

– Я беспокоился о тебе. – Эмори краснеет. – Ты просила оставить тебя в покое, я оставил. Ни разу не напомнил о себе.

Хмыкаю. Судя по той части досье, которую собирал я, у Эрики не получилось не вспоминать о кузене. Во всяком случае, одна папка, лежащая в ее облачном хранилище, забита информацией о нем.

Эрика взрывается потоком слов, как на крыше:

– Да какому здоровому человеку придет в голову шпионить за кем-то?! Ладно, допустим, я не очень здоровая, но ты? Оплот благоразумия!

– Я им и остался, – немного обиженно вклинивается Мори.

Я фыркаю, Эрика возмущается:

– Это ты мне в сложившихся обстоятельствах говоришь?! Ну давай, давай, скажи еще, что ты переехал в мой штат! – Он виновато молчит, Эрика поднимает брови, уточняет: – В мой округ? В мой город? – Всплескивает руками, кажется, скорее восторженно, чем негодующе. – Нет, ну в своем доме я бы тебя заметила!

Она, кажется, оббегала всю комнату, не умолкая ни на секунду.

– Ладно, дальше что? Ты же не ради семейных сцен нас сюда притащил? Мне надоело быть клоуном для двух зрителей!

Даже не пытаюсь ответить, вижу, что ее несет. Вместо этого отхожу закинуть в духовку положенную им на завтрак пиццу. Эрика тем временем оборачивается к кузену:

– Мори, ну хоть слово?

– Что ты хочешь от меня услышать? – Он, видимо, успел отвыкнуть от непрерывной болтовни.

– Какого хрена?

– Ты думала, – холодно перебивает Мори, – я отпущу тебя одну в никуда? Зная, что тебя, в конце концов, придется вытаскивать из проблем?

Смеюсь, потирая виски. Это все забавно, но Миротворца уже утомляет. Эдриана, если он вспомнит, как быстро этой паре надо добраться до седьмого этажа, тоже вот-вот утомит.

– Девочки, брейк. Вы собираетесь выбираться отсюда или нет?

– А есть варианты? – поворачивается к камере Эрика.

– Лестница вниз.

– Более подробные инструкции? – спокойно уточняет Мори.

– Думаешь, он тебе все на блюдечке с голубой каемочкой выдаст? – фыркает Рика, роясь в книжном шкафу.

Похоже, пока я не расскажу им правила, они с места не сдвинутся.

– Вы на десятом этаже. Вниз ведет лестница, каждый пролет отделен дверью. Ключ к дверям – небольшие татуировки, которые можно получить…

– Хоть блокнот дай, изверг! – взывает Рика. – Или я на книжных полях статью должна писать?

– Он, – мягко напоминает Мори, – вообще-то маньяк.

– Вот именно, такой материал!

– Чтобы опубликовать этот материал, тебе нужно пройти девять тестов. Вы пока даже первый не начали.

Это срабатывает, Рика срывается к дверям, Мори идет следом, останавливается перед боксом. Его кузина уже опытным путем разобралась, как правильно вкладывать предплечье в нишу. Скобы становятся для нее неприятной неожиданностью.

– Эй, мне руку не отпилит? – опасливо смеется она, с подозрением наблюдая за спускающейся иглой. Кривится, когда на коже появляется ее имя. – И как мне потом сводить эту татуировку, если я не хочу представляться всем встречным?

Хмыкаю, не включая микрофон. Эмори тоже молчит, смотрит на запястье кузины, повторяет ее действия. Нанесение рисунка – не самое приятное ощущение, но он даже не моргает, не то что не морщится. Высокий болевой порог. Я учитывал это в тестах.

Читаю им инструкцию. Эрика изгибает бровь в потрясающей гримасе, спрашивает с наигранной заинтересованностью:

– Ты больной садист, да? Или тебя маленьким много били? Птичек, рыбок, зверьков в детстве не мучил, нет?

Вздыхаю. Смотрю на Эмори, но тот не реагирует ни на инструкцию, ни на то, как выделывается его кузина. Не надоело ли мне изображать ангельское терпение? Указатель мыши тянется к настройке бокса, поднимает на мгновение напряжение пола. Эрика давится окончанием фразы, тут же снова растягивает губы в улыбке:

– Ой, какие мы нервные!

Это напоминает слова Элли, раздражение надвигается ледником. Ей я ничего не сделаю, но остальным все-таки придется поумерить пыл.

Пара секунд благословенной тишины, пока их мелко трясет током. Боль уже не похожа на легкий укол, как в первый раз, но и перетерпеть ее несложно. Она бьет скорее по чувству безопасности, заставляет понять – со мной лучше не спорить. Мори стискивает зубы, Рика – кулаки. Щурится в объектив скорее с удивлением, чем с ненавистью.

– Ну ты и…

Мори наконец хватает ее за запястье, сталкиваются взгляды.

– Не надо, Рика.

Тут же отступает, словно обжегшись. До Эрики, кажется, только сейчас доходит, что электрошоковую терапию получили оба.

– Какого хрена, псих?! Это я тебя достаю, братец у меня – воплощение спокойствия!

– Здесь все на двоих, – улыбаюсь. – А теперь, когда вы испытали пределы моего терпения, может быть, займетесь делом?

Конечно, она хочет сказать что-то еще, но Эмори успевает раньше:

– Да. Сейчас займемся.

– Мори, не порть мне интервью, – тянет Рика, но идет следом.

Легко хватается за рукоять, тянется к кузену, а тот медлит, словно подвисшая программа, прежде чем коснуться ее пальцев. Крепкое, спаянное током рукопожатие – всего на миг, Эмори отступает раньше, чем прозвучат последние такты победного марша. Как будто просто торопится открыть дверь и неуловимо меняется в лице, когда игла выводит на его коже имя «Эрика Уотс». Раньше единственной вольностью в его строгом образе была запятая собранных в короткий хвост волос. Для прокурора татуировка станет куда большей проблемой в повседневной жизни, чем для журналистки. Уберет ли он ее?

Нет. Ты никогда не сотрешь эту метку, Мори. Будешь краснеть, никому не сможешь ничего объяснить, но ты не сведешь это имя.

Упаковываю пиццу в коробку, планшет рядом, как всегда. Слышу, как Мори тихо говорит в спину кузины:

– Я понимаю, почему ты сбежала. Даже мне было тяжело справиться с ожиданиями своих родителей, а твои требовали еще большего.

Рика сбивается с шага, оборачивается, раскидывая руки по перилам: одна – вверх, другая – вниз. Мори стоит на две ступеньки ниже, чуть подняв голову. Такое спокойное лицо, такое точно рассчитанное расстояние – чтобы не коснуться. Рика, фыркнув, горько признается:

– Я бежала не от них. От тебя. Как оказалось, неудачно.

– Почему? Что я сделал не так? – Он искренне не понимает.

– Все, – усмехается она. – Для начала родился моим братом.

Мори кивает, соглашаясь с этим абсурдным обвинением, я удивлен. Ты ведь не смеешься, в отличие от кузины, которая спрятала правду за шуткой. Стремление к абсолютному контролю, Мори? Ожидаемая проблема для такого, как ты.

Вы с Рикой – сплошные контрасты, что по характеру, что по внешности. Высокий, худощавый прокурор в застегнутой на все пуговицы рубашке, при галстуке, всегда внешне идеальный. Рика на голову ниже. Растянутая домашняя футболка, заштопанная на боку, скрадывает фигуру, черные волосы ни в хвост не завязать, ни за уши не заправить. Сложно поверить, что вы родственники. Но такой гремучий коктейль из взаимопонимания и раздражения бывает только у членов одной семьи.

Оповещение в углу экрана: «Личное обращение от гостя Элджернон Литтл». Открываю трансляцию: Элли спит, положив голову на сложенные ладони, Эл сидит рядом, прижимает поврежденную руку к груди.

– У меня два вопроса, – тихо говорит, глядя в камеру. – Первый: представлял ли ты, что нам не только пить и есть, но и в туалет захочется? Второй: мы ж тут сдохнем, Дождь. Наверху пусто, снизу ты никого не пропустишь. Тупик получается.