– И-и-и! – яростно завизжал Ангел. – И никакой у меня не глуповатый вид!

И со всей силы захлопнул за собой дверь.

В этот же день Головастиков ударился в салонный загул. Следующую неделю он провёл в сладком забытьи. Маски, массажи, пилинги. Ангел в буквально смысле сбросил старую кожу. Весь он стал теперь свеженький и блестящий, начиная с отполированных розовых ноготков на ногах и заканчивая модно подстриженными и покрашенными волосами. Головастиков был готов к новой жизни – без "Всемогущего".

Вот только что это будет за жизнь без "Всемогущего"? – лениво размышлял Ангел, лёжа в мягком кресле косметолога. Умелые пальцы мастера втирали в лоб экс-телеведущего апельсиново-кофейный скраб (кофе Головастиков признавал только в качестве наружного омолаживающего средства; в тридцать четыре пора уже задумываться о таких вещах). Куда же податься такому красавцу? В рекламу? В модельный бизнес? В голове, затуманенной расслабляющими процедурами, мысли крутились медленно-медленно.

Деньги Ангел копить не умел, немаленькую свою зарплату тратил на поддержание шикарного образа жизни, включающего в себя двух домработников и одну домработницу, а последний салонный кутёж окончательно подорвал его финансовое благополучие. Нужно было искать подходящую работу. И как можно быстрее.

Решив для начала отправиться на черноморское побережье и поучаствовать в актёрском кастинге Шепсинской киностудии, Головастиков кивнул на прощание косметологу и не спеша вышел в холл. Взгляд его тут же наткнулся на необычного посетителя возле стойки администратора. Нечасто увидишь в салоне красоты священника. Чёрная ряса контрастировала с ярко-жёлтой фантазийной мебелью производства "Хохломы" (серия "Солнечный удар") и облачно-белыми стенами.

Церковник стоял к Ангелу спиной и препирался с девушкой-администраторшой.

– Не навязывай мне услуги, в которых я не нуждаюсь, дочь моя.

– У нас как раз есть сейчас свободный мастер, который мог бы укоротить вам бороду, сударь, – профессионально-приветливым тоном предлагала администраторша.

– Не сударь, а святой отец, – сердито отвечал священник, угощаясь приветственной конфетой из стеклянной миски, гостеприимно установленной на стойке. – И борода у меня в полном порядке. Говорю же – ничего мне от вас не нужно, я человека жду.

– Также в нашем салоне проходит рекламная акция по наращиванию ресниц, сударь, – не унималась администраторша, игнорируя "святого отца". – Выразительный взор всего за полцены.

– Ещё не хватало – фальшивые ресницы наращивать! – воскликнул священник. – Не для того я сюда явился, дочь моя. Не трать на меня своё время и не соблазняй рекламными акциями. Я все ваши уловки наперед знаю. Вы торгуете красотой тела, а я – красотой души. Второе требует большего профессионализма. И тебе, дочь моя, соревноваться в искусстве продаж со мной бесполезно.

– Выразительный взор – и всего за полцены, сударь, заметьте! – поможет вам резко увеличить продажи в вашей сфере, – предположила умненькая администраторша. – Многие предприниматели, работающие с людьми, заказывают эту услугу. Мужчины в том числе.

– Я не мужчина, я святой отец, – утомлённо поправил церковник.

– Кстати о святости: даже знаменитый Ангел Головастиков нарастил у нас ресницы, а не это ли лучшая гарантия качества? О, а вот и он сам! – заметила экс-телеведущего администраторша.

– Где? Где он? – священник повернул к Ангелу оживлённое бородатое лицо. – Тебя-то я и ожидаю, сын мой! Побеседуем?

Ангел, растерявшись, кивнул и позволил увлечь себя к фантазийным креслам. Головастиков не верил своим глазам: в священнике он узнал самого патриарха.

Доброжир был избран главой Русской православной церкви около года назад и стал самым молодым патриархом в истории, чуть старше самого Ангела. Отчаянный шаг со стороны церковников – так ведь и времена для них настали отчаянные. Православный пыл жителей империи начал угасать ещё в годы правления Алексея Николаевича, объявившего себя буддистом после поездки в Китай. К двадцать первому веку популярность РПЦ в народе опустилась до немыслимого минимума – приходы стояли пустыми. На капищах Перуна собиралось и то больше людей. От былых богатств у церкви остался только усеянный бриллиантами патриарший крест, который и вручили энергичному Доброжиру со словами "спаси и сохрани православие на Руси".

Пока что дела у Доброжира шли не очень. За весь год он даже ни разу не сумел попасть на личный приём к императору. На "Всемогущий" его тоже не пускали. Патриарх на последние деньги организовал собственный телеканал для общения с верующими. Но рейтинги "Елея" восторгов не вызывали.

– Сын мой, – начал патриарх, поглаживая чёрную, почти без седины бороду (которую действительно не мешало бы привести в порядок, подумал Ангел). – Сын мой, беседу нашу я хочу начать с важного вопроса. Правду ли прокрякала сегодня "Жёлтенькая утка"?

Ангел тяжело вздохнул. "Жёлтенькая утка" была еженедельным изданием "Всемогущего" и раскрывала именно те секреты звёзд шоу-бизнеса, которые звёзды шоу-бизнеса больше всего хотели бы утаить. Аудитория "Желтушки", как ласково называли её сами сотрудники, была в сотни раз больше аудитории унылого "Елея". В последнем выпуске целый разворот издания посвятили позорному увольнению Ангела.

– Правду, ваше святейшество, – признал Головастиков, опустив голову.

– Ты поссорился с Левинсоном, сын мой? – доброжелательно поинтересовался патриарх, пытаясь поудобнее устроиться в кресле, предназначенным для любования, а не комфорта.

– Ох, да, ваше святейшество, – снова вздохнул Ангел. – Сам не знаю, что на меня нашло. По понедельникам я такой капризный! Теперь вот жалею, что поссорился. Звоню ему, он трубку не берёт.

– И хорошо, что не берёт, – неожиданно сказал Доброжир. – Потому как этот Левинсон не осознаёт твоего величия, сын мой. Не достоин он тебя. Не стоит с ним больше связываться.

– Что? – поднял голову Ангел.

– Ты же даришь людям свет, Ангел! – воскликнул патриарх на весь холл. Посетители салона начали оборачиваться на странную парочку. Патриарх вместе с креслом подвинулся поближе к собеседнику. Ряса слегка задралась, под ней обнаружились потрёпанные серые брюки и серые летние сандалии. В феврале месяце! Под сандалиями виднелись толстые шерстяные носки. – Ты же даришь людям свет, – повторил он потише.

Ангел взволнованно слушал. Он больше не смотрел в пол. Нет, плечи экс-телеведущего расправились. Он впитывал речь патриарха – слово за словом. Отец-священник категорически не одобрял легкомысленную профессию сына, и потому похвала Доброжира казалась особенно приятной. Эффект усиливался из-за того, что Доброжир очень походил на папу Ангела в молодости – те же натренированные плечи, глубокий голос, кудлатая борода. Ну и ряса, конечно же.

– Люди нуждаются в тебе, – почти шептал Доброжир, наклонившись к Головастикову. – Люди любят тебя.

– Да, да, ваше святейшество! – горячо соглашался Ангел. – Я их лучший друг, видит Бог!

– Ты просто обязан быть в эфире, сын мой. Это твой долг перед обществом! Ты будешь в эфире, и никакой Левинсон не сможет этому помешать!

– Но как, ваше святейшество?

Доброжир поправил на груди бриллиантовый крест.

– У меня есть для тебя предложение, сын мой.

К этому моменту Ангел был готов на всё.

– У меня есть для тебя работа.

Свою первую работу на телевидении Головастиков получил четырнадцать лет назад. На Чапыгина шесть он пришёл в качестве участника убогого песенного конкурса. Голоса у него не было, зато самомнения – с избытком. А посему, не выйдя во второй тур, Ангел устроил такой скандал, так наорал на жюри в целом и конферансье конкурса в частности, что его заметил креативный директор "Всемогущего" и пригласил на самый престижный канал империи, уже в качестве ведущего. Гавриил Левинсон любил неординарность в людях – даже если это было неординарное хамство.

– Не кажется ли тебе, сын мой, – продолжал Доброжир, – что жизнь в нашей стране стала слишком пресной и незрелищной? Особенно после твоего ухода с телевидения?

– Кажется, ваше святейшество, ещё как кажется!

– А не кажется ли тебе, сын мой, что у людей отняли сказку? Государи нынче ничем не отличаются от инженеров и других скучных офисных работников. Никаких тебе традиций, никакой роскоши, никакой помпезности.

– Истинно так, клянусь всеми святыми! – Ангел кивал, как китайский болванчик. – Я был в шоке от императорской свадьбы! Даже колокольного перезвона не было. А где, простите, белое платье?!

– Вот, вот об этом я и говорю! – Патриарх вместе с жёлтым креслом подполз ещё ближе. – Впереди коронация императрицы, а меня даже не позвали. Значит, и коронацию Романовы проведут не по-божески.

– Нам остаётся только смириться, – полувопросительно отозвался Ангел, пока не понимая, к чему ведёт Доброжир.

– Отнюдь, сын мой, отнюдь! Мы – ты и я – покажем всей стране, как нужно проводить церемонии высшего уровня!

– А? – открыл рот Головастиков.

– Наш телеканал "Елей" запустит новую программу "Венчание на царство". На глазах у всей страны возродим православные традиции! Ты будешь не просто ведущим программы, а главным её героем. Мы разыграем всю церемонию коронации шаг за шагом. Чтобы народ вспомнил, какой это красивый обычай – восхождение на российский трон! Вернём людям сказку.

– То есть… погодите, ваше святейшество… Меня коронуют? В эфире?

– А кого же ещё? Ведь ты и так медийный император Всея Руси!

Ангела захлестнули разные чувства. В принципе, он неплохо относился к Романовым. Не хотелось обижать их своей показательной коронацией. С другой стороны, уж слишком они были скромными. Чересчур непритязательными. Растеряли весь имперский авторитет! Монархия в России стала в наше время какой-то игрушечной. Следовало указать им путь к истинной славе. А кто, как не Ангел Головастиков, мог это сделать? Телеведущий быстро убедил себя, что должен согласиться на предложение патриарха.

– В конце концов, ведь это же будет не всамделишная коронация! – вслух подвёл он итог своим размышлениям. – А значит, ничего предосудительного в ней нет. Просто телепроект. Игра такая.

Доброжир снова поправил бриллиантовый крест.

– Конечно, сын мой. Игра. Всё понарошку.

– Тогда я согласен, – и Ангел невольно бросил взгляд на своё отражение в оконном стекле, представляя, как будет смотреться на его свежеподстриженной голове корона Российской Империи. Точнее, дубликат короны.

– Большую зарплату, сын мой, предложить не можем. Видишь, денег нет даже на зимние ботинки, – Доброжир покрутил в воздухе сандалией. Чело Ангела в отражении слегка омрачилось. Похоже, как минимум от одного домработника придётся отказаться. – Но величие гарантируем. Сможешь приступить через неделю?

Ангел самоуверенно одёрнул лиловые манжеты своей узкой рубашки.

– Да хоть завтра.

– Благослови тебя Бог, сын мой! – Доброжир поднялся. – Начинается новая эпоха в истории Русской православной церкви! Сколько зрителей, а значит, и прихожан у нас прибавится! А теперь, с твоего позволения, я, пожалуй, пойду и наращу себе ресницы в преддверии такого важного события. В кредит, разумеется.