Известный собиратель и исследователь русской сказки М. К. Азадовский так описывал в дневнике сказочника, которого он встретил во время экспедиции в Бурятии в 1927 г.: «Там мне удалось познакомиться с великолепнейшим мастером-сказочником Д. В. Асламовым, который по богатству репертуара и уменью рассказывать, несомненно, войдет впоследствии в ряды наших лучших сказителей. Мне приходилось слышать от него сказки и один-на-один, и в небольшой тесной группе, и в большой аудитории. Как мастер-исполнитель, он особенно развертывается, когда перед ним много слушателей. Рассказчик он превосходный. Он то повышает, то понижает голос, делает паузы, играет и жестикулирует. Он рассказывал Фомку-вора: когда Фомка-вор появляется перед слугами, переодетый губернатором, он кричит, топает ногами, хмурит брови. Когда выясняется безнадежная глупость губернатора и окружающие разъясняют ему ее, сказочник придает своему голосу увещательные и внушительные интонации. Отдельные подвиги и похождения он отмечает восклицаниями и вопросами: “Ага! Хорошо! Ловко! Вот как! Ловко сделано!” и т. д. Или наоборот замечаниями: “Вот дурак-то!”, “Ну чо же, смекалки-то не хватает”. Рассказывая, он все время находится в движении: оборачивается то в одну, то в другую сторону, иногда привстает с места, руками обозначает размеры, если приходится, например, говорить о величине, росте, вообще, размерах чего-нибудь или кого-нибудь. Настроение и восторг слушателей передаются и ему и, особенно, когда аудитория не может сдержать смеха, он увлекательно и заразительно хохочет вместе с ними, прерывая рассказ. Необычайно подвижно и его лицо. Морщины его то собираются, то разглаживаются, брови насупливаются, когда речь идет о суровых и печальных фактах; с появлением же в рассказе сентиментальных и идеалистических сцен на его лице появляется улыбка. В торжественных и патетических местах он приподнимается, лицо становится суровым, поднимает руку и грозит пальцем»³⁴.

Азадовский же описывает и другой тип сказителя – Сороковикова Егора Ивановича: «Как рассказчик Асламов – полная противоположность Егору Ивановичу. Тот рассказывает спокойно, плавно, в несколько приподнято торжественном тоне, но в общем эпически спокойно. Он спокойно сидит на месте, спокойно его лицо, и только голос модулирует, подчеркивая различный характер развертывающихся событий. Особенно резко различие между ними и Асламовым в комических пассажах. Асламов весь живет, увлекается сам, поддается заражающему хохоту аудитории и в свою очередь сам увлекательно хохочет, Егор Иванович остается спокойным и только слегка улыбается в ответ на восторг аудитории». Такого же типа енисейский сказочник Зыков, изученный молодым сибирским собирателем И. Г. Ростовцевым: «Многолетняя практика выработала у него опытность и спокойную уверенность. Он не волнуется, не заминается и не останавливается, подыскивая слова. Не вскакивает с места и не бегает по избе, как народные актеры. Рассказывая, он неподвижно сидит на лавке, сочно сплевывая и перебирая кисет с табаком. Только в патетических местах делает несколько энергичных жестов»³⁵.

Среди сказочников-мастеров чаще встречаются мужчины. Но были и женщины, в их изложении сказки приобретали несколько иной характер. Они отличались особой мягкостью, задушевностью. Все грубые или слишком жестокие места в них сглаживались. Изменялся даже сюжет. Так, в некоторых сказках, хотя и довольно редко, встречается «неверная мать», которая ради своего любовника хочет извести сына. Такие истории заканчиваются суровым наказанием матери. В «женских» же вариантах наказание гораздо мягче, иногда сын прощает мать. Известная сибирская сказительница Винокурова даже давала пояснения этому: «Нет прав#о́в таких, чтоб мать казнить»³⁶.

Интересна судьба традиционной сказки в советское время. После революции сказка попала в категорию вещей устаревших, связанных со старым режимом. Сомнительной казались ее идеи, слабо отражала она классовую борьбу, слишком много было в ней царств и королевств, а каждый приличный герой не только получал в конце жену, но и сам становился царевичем или королевичем. Один из «защитников» художественного значения сказки писал в самом начале 1930-х гг.: «Иногда раздаются голоса: да нужен ли, вообще, современному читателю этот мир сказочных образов и сказочной фантастики. Нужны ли и интересны все эти рассказы об Иванах-царевичах и Василиях – купеческих сыновьях – их подвигах и удачах, кончающихся неизменной женитьбой и добыванием царства»³⁷.

Работы по изучению и собиранию сказки после революции не прекращались, но в основном в рамках старых, дореволюционных еще, научных школ. Однако по мере того как укреплялась государственная система в стране, соответственно возрастала необходимость усиления идеологической работы, которую теперь было надо поднять на новый уровень, стал заметен возврат ко многим традиционным ценностям, без которых невозможно, наверное, было достичь стабильности в стране и спокойствия в народе. Одним из таких незыблемых начал стала русская сказка.

С конца 1930-х гг. начинается взлет интереса и внимания к русской сказке, хорошо продуманный и поддерживаемый правительством. Ее воспитательное значение в жизни народа было оценено по достоинству и широко использовано. Она начинает новую жизнь. Во-первых, массово обретает печатный вид, а значит, теряет свою гибкость и изменчивость. Русские сказки печатались в советское время огромными тиражами, их иллюстрировали лучшие художники страны, многие издания стали подлинными художественными шедеврами. Их «причесывают» и «приглаживают» – убирают разговорные, устаревшие и местные слова и фразы, язык сказок осовременивается и становится гладким и понятным всем. Убирают грубости, жесткости и «страшилки», мертвецов, черепов, костей и съеденных людей становится совсем немного. В сказки, изложенные для детей, вводится логика и связь между событиями, от чего сказка много теряет, именно в абсурдности и нелогичности часто скрывается подлинное очарование народной сказки.

Во-вторых, появляется новый вид искусства – самый массовый – кино. Сказку начинают экранизировать. Теперь уже не только сюжеты становятся статичными, но и персонажи приобретают конкретные формы. Баба-яга – лицо артиста Г. Милляра, богатырь – осанку С. Столярова, Иванушка-дурачок – повадки О. Даля, царь – веселость М. Пуговкина и т. д. Каждое время давало свои лица, но простора фантазии, которая столь важна в сказке, оставалось все меньше. Позже сказки стали рисовать для экрана, появились мультипликации.

При всех тех потерях, которые понесли сказки как жанр, обретя «официальное» лицо, надо отметить, что в целом в советское время сказки укрепили свои позиции в русском обществе. Книги, фильмы и мультипликации были неизбежны в новых исторических условиях, а главное, в новом информационном окружении. Сказка не только выжила, но и обрела новую, очень большую популярность. Она наглядно продемонстрировала свою живучесть и способность приспосабливаться к изменившимся условиям: стало понятно, как она смогла выжить и сохранить свое влияние на протяжении веков.

Так же как книги готовили лучшие мастера своего дела, так фильмы и мультипликации делались очень профессионально, на высоком уровне. Актерский состав подбирался сильный, самые известные актеры своего времени с уважением относились к такому благородному делу, как воспитание подрастающего поколения. В результате получались прекрасные художественные произведения на основе старых сказочных сюжетов, которые с удовольствием смотрели не только дети, но и их родители, бабушки и дедушки.

Конечно, цари в таких фильмах часто сильно оглуплялись и становились злыми, а бедность героя особо подчеркивалась, в сюжет вводились классовые конфликты, которые практически отсутствуют в традиционной сказке, но это все не слишком затемняло главное. Идеи и идеалы сохранялись вполне традиционные – не в деньгах счастье, помоги ближнему, и тебе помогут, любовь и верность вознаграждаются, семейное счастье важнее любого богатства и т. д. И на них продолжали воспитываться поколения советских детей. Таким образом, сказка продолжала оставаться связующим звеном не только между разными социальными группами, но и между совершенно разными историческими эпохами.

И в современное, сложное в идейном плане, время сказка выживает. Конечно, ее позиции сильно пошатнулись под воздействием иностранных фильмов и мультфильмов, из-за конкуренции с компьютерными играми, от снижения интереса к чтению вообще. Но все-таки мамы и бабушки еще помнят прекрасные книги и фильмы, на которых они выросли сами, да и воспитатели в детском саду ничего нового не придумали. Все еще трудно Тому и Джерри в воспитательном плане соперничать с царевной-лягушкой. Характерен диалог между продавцом в магазине видеофильмов и состоятельной дамой, подъехавшей на большом джипе к магазину: «У вас детские фильмы есть?» – «Вот, целая полка». После беглого взгляда: «Да нет, мне нужны старые, советские сказки». – «Что вы, их сразу разбирают!» Можно надеяться, что начинается возрождение интереса к традиционным сказкам и после очередного периода отрицания они займут свое место в жизни России.

Первые публикации сказок появились еще в XVIII в. Это были в основном случайные сборники отдельных сказок, часто «доработанные» автором-составителем. Печатали их для развлечения публики, на волне общего интереса к печатной светской книге, завоевывавшей книжный рынок в России. Наиболее известные среди них – «Пересмешник, или Словенские сказки» М. Д. Чулкова (ч. 1–4. М., 1766–1784), «Русские сказки» В. А. Левшина (1780–1783), «Сказки русские» П. Т. Тимофеева (1787). Баловалась сочинением-пересказом сказок и императрица Екатерина II, написавшая для своего внука Александра (будущего императора Александра I) аллегорическую «Сказку о царевиче Хлоре».

Начало научному собиранию и изданию русских народных сказок положил Александр Николаевич Афанасьев (1826–1871). Родился и вырос будущий ученый в Воронежской губернии в семье мелкого судейского чиновника. Отец его большое значение придавал образованию детей и не жалел на это своих скудных средств. Александр, всю жизнь уважавший отца, старался оправдать возложенные на него надежды. Все, кто знал его в юности и потом, в зрелые годы, отмечали его исключительные работоспособность и усердие.

Образование его было вполне традиционным для своего времени: какое-то время он посещал частные уроки «двух отцов Иванов», затем учился дома, потом в Воронежской гимназии. Но главным для него было чтение. В отцовском доме находилась обширная дедовская библиотека, и книги стали для Афанасьева главным источником знания и радости. Уже в юные годы он проявлял задатки будущего ученого. Его брат вспоминал, что книги были «обильным источником для утоления его страсти к чтению, которому он посвящал все свое время, уделяя для отдыха лишь непродолжительные вечерние часы да какой-нибудь час после обеда. Чтением занимался он, очевидно, не ради простого только развлечения или приятного препровождения времени, потому что всегда имел при себе бумагу и карандаш и аккуратно записывал свои заметки, и все такие записи тщательно оберегал»³⁸.

Любовь к книге Афанасьев пронес через всю жизнь. Поступив в университет, он умудрялся выкраивать деньги из своего очень скромного содержания на покупку книг и в конце концов стал обладателем уникальной библиотеки. К сожалению, в какой-то момент жизни, оказавшись без работы и средств, он был вынужден продать ее за бесценок.

В воспоминаниях Афанасьева о его детстве есть упоминание и о сказках, которые он любил слушать: «Чтение это, – вспоминал Александр Николаевич, – сменило для меня сказки, которые, бывало, с таким же наслаждением и трепетом слушал я прежде, зимой по вечерам, в углу темной комнаты, от какой-нибудь дворовой женщины»³⁹.

В 1844 г. А. Н. Афанасьев поступает в Московский университет на юридический факультет. После окончания поступает на службу в Московский Главный архив министерства иностранных дел. Одновременно с этим он занимается научной работой, публикуются его исследования по русской истории, славянской мифологии, сравнительной фольклористике. Научной работой Афанасьев занимался всю жизнь, несмотря на огромные материальные трудности, которые он испытывал последние 10 лет. Исследователи его жизни и творчества так и не пришли к единому мнению, почему этот серьезный ученый и, судя по воспоминаниям современников, очень ответственный человек потерял работу и был вынужден бедствовать. Но факт остается фактом – последние годы жизни Афанасьев провел в бедности, не прекращая при этом научной работы. Умер он рано, от чахотки, в 45 лет.

Главным делом жизни Афанасьева стало издание русских народных сказок. В этот период в России был вообще подъем интереса ко всему народному – языку, традициям, фольклору. Собиранием и изданием народных песен, легенд, пословиц, поговорок, сказок занимались и многие другие ученые – В. И. Даль, П. В. Киреевский, П. И. Якушкин. Афанасьев использовал и европейский опыт, прежде всего, конечно, немецких ученых братьев Гримм, с которыми он состоял в переписке.

С 1855 по 1863 г. Афанасьевым было издано 8 сборников, включивших в себя свыше 550 текстов. Печатал он их по мере поступления, позже систематизировал в соответствии с предложенной им классификацией. Это новое издание вышло уже после смерти ученого, и именно оно стало основой для всех дальнейших переизданий.

В основу собрания Афанасьева легли немногочисленные записи сказок, сделанные им на родине в Воронежской губернии. Вообще же Афанасьев был, скорее, «кабинетным» типом ученого и «собирал» свои сказки в основном не выходя из дома. Обширное собрание текстов ему удалось получить от Русского географического общества, которое с 1847 г. вело работу по сбору сказок от местных собирателей в разных губерниях (223 текста). Часть была извлечена из имевшихся к этому моменту печатных изданий. Более 1000 текстов ему передал составитель первого «Толкового словаря русского языка» В. И. Даль. После выхода первых сборников к Афанасьеву стали стекаться сказки из разных источников, прежде всего от любителей фольклора на местах.

В сборнике представлены русские (из более чем 30 губерний), украинские и белорусские тексты. В отличие от братьев Гримм, Афанасьев не подвергал тексты литературной обработке. Он также публиковал варианты сказочных текстов, снабжал их этнографическим и филологическим комментарием, по мере возможности проводил аналогии со сказками народов мира.

Особое внимание он уделял сохранению народного стиля сказки. В рецензии на один из вышедших в то же время сказочных сборников он обратил внимание, что героиня называет своего отца-царя «папашею». «Пора бы собирателям поэтических созданий народа, – писал Афанасьев, – обращаться не к дворовой челяди, а к настоящим, истым поселянам, которые, не мудрствуя лукаво, сберегли предание в несравненно большей свежести»⁴⁰. Сам он старался сохранить текст оригинала, подвергая его лишь незначительной правке.

Реакция на публикацию сказок была не однозначна. Безусловно, публика и исследователи по заслугам оценили труд Афанасьева. Хвалебные отзывы раздавались отовсюду, включая европейские страны. Русские сказки, изданные Афанасьевым, переводили на разные языки. Его издание сразу стало классическим, на которое ориентировались все последующие исследователи фольклора.

Не обошлось и без критики. Одним из спорных моментов, который не решился и в последующих трудах фольклористов, был вопрос о том, какие тексты печатать. Одни считали, что надо печатать как можно больше вариантов, жестко придерживаясь языка и стиля каждого рассказчика. Другие настаивали на том, что надо отбрасывать все личностное и составлять некий единый сводный текст сказки. Афанасьев, как показали исследования его сборников, придерживался некоей середины. С одной стороны, он печатал разные варианты одной сказки, с другой стороны, очевидно, что некоторые изменения он в текст все-таки вносил. Архив ученого не сохранился, так что судить обо всем этом довольно трудно.

Критические замечания высказывались и по поводу способов собирания сказок. Как уже отмечалось, Афанасьев пользовался в основном чужими собраниями. А значит, полностью отсутствовала информация о личности сказочника, времени и местности, где рассказывалась сказка. Все последующие исследователи учитывали этот недостаток. Много выдающихся собирателей, энтузиастов своего дела занимались сбором и публикацией сказок: И. А. Худяков, Н. Е. Онучков, Д. К. Зеленин, Б. М. и Ю. М. Соколовы, М. К. Азадовский, А. И. Никифоров, И. В. Карнаухова и другие. В советское время собирание велось по двум направлениям: некоторые ученые записывали сказки выдающихся исполнителей, другие вели так называемую «фронтальную» запись – записывали все сказки в той или иной местности. На сегодняшний день опубликовано примерно 4200 русских сказочных текстов (вместе с вариантами)⁴¹.

Сборник сказок Афанасьева подвергался критике на протяжении всей истории своего существования. Все более или менее серьезные исследователи отмечали различные его недостатки. Многие из них были преодолены в последующих собраниях и публикациях. Однако по сей день, 150 лет спустя, именно афанасьевский сборник народных сказок используется как базовый материал для всех исследований. Столь полной и всеобъемлющей публикации больше не было. Все остальные издания в основном публиковали сказки отдельных регионов и лишь дополняли издание Афанасьева.

Афанасьев составил и базовую классификацию сказок. Ее потом много раз переделывали, соединяя и разделяя различные подгруппы, но в основном она осталась прежней. Все сказки принято делить на:

1) сказки о животных,

2) волшебные,

3) бытовые.

Безусловно, эта квалификация носит условный характер, в нее часто добавляют еще новеллистические, сатирические, легендарные сказки и анекдоты. Однако эти три основные группы более или менее вмещают все жанровое разнообразие русских сказок.

В сказках о животных главными действующими лицами, естественно, являются дикие и домашние животные. Самые распространенные персонажи русских сказок: хитрая лиса, глупый волк, трусливый заяц, медведь-увалень и грубиян, из домашних – кот, собака, петух, коза. Эти сказки давно стали достоянием преимущественно детской аудитории.

Волшебные сказки самые древние. Собственно, именно их и принято традиционно называть сказками. В них всегда присутствуют чудеса и какие-то необыкновенные события. Они лучше других отражают базовые народные идеи и идеалы, и именно на них основывается изучение особенностей национального характера.

Наконец, бытовые сказки самые поздние. Их герой, как правило, простой мужик. Часто ничего сверхъестественного в них не происходит, и даже черти, если они есть, ведут себя как обыкновенные, хотя и не очень приятные, участники реальных событий. Эти истории носят явно поучительный и назидательный характер, во многих случаях – сатирический или юмористический. В таких сказках отражается много реалий повседневной жизни, высмеиваются пороки, отражаются проблемы трудовой и семейной жизни. Они интересны для историков и бытописателей, основная их часть относится к XVIII–XIX вв.