Глава 3

Понятно. Кстати, Павел мне еще там, в пещере, упоминал, что чувствует Монику, знает, что она жива. Видимо, отыскав девушку в подземелье, он настроился на нее и больше не прерывал связь, боясь снова потерять.

Вернее, не уберечь от беды.

Ведь знай Павел, что на самом деле случилось с его любимой, у нее не было бы целого года издевательств и страха…

Да, именно любимой. Моника и Арлекино познакомились в Интернете, в одной из социальных сетей. Единственное окно в мир для прячущегося от людей «монстра».

Там не обязательно вывешивать свое фото, можно ограничиться любой картинкой. Павел и ограничился изображением веселого Арлекино.

Молодые люди познакомились, начали общаться, и постепенно ни к чему не обязывающее знакомство переросло в нечто большее…

Настолько большее, что Моника наотрез отказалась знакомиться с выбранным родителями «подходящим» парнем.

Наследником «мыльного короля» Сигизмундом Кульчицким.

Банкир и его жена решили действовать хитростью и пригласили семейство Кульчицких на ужин. Где Моника и Сигизмунд все же познакомились.

Но расчет на внешность красавчика Гизмо не оправдался. Наверное, не будь в жизни Моники Арлекино, она и повелась бы на смазливую мордашку, подкачанное в тренажерке тело и парочку приемов пик-апа. Молодая ведь совсем девчонка, неопытная, двадцать лет всего.

Но Арлекино был. Тот, кого Моника ни разу в жизни не видела. И даже голоса его не слышала – общения по скайпу Павел, разумеется, избегал. Они просто переписывались.

Казалось бы, что тут такого? Разве может переписка заменить живое общение, а виртуальный персонаж – реального красавчика, по которому сохнут гламурессы всех возрастов?

Но Моника наотрез отказывалась продолжать знакомство, отклоняла все приглашения Гизмо в клуб, на концерт, в ресторан, за город и т. д. и т. п.

Кульчицкие стали выражать недовольство – впервые их капризный сынок одобрил выбор родителей и готов был жениться на выбранной ими девушке, так теперь девушка решила повыкобениваться!

Мысли, что их красавчик Гизмо может кому-то не нравиться, супруги Кульчицкие даже не допускали.

И Элеонора, мать Моники, решила разобраться в причинах ненормального, по ее мнению, поведения дочери. Ведь Моника ни с кем не встречалась, кавалеров на момент знакомства с Сигизмундом у нее не было, так какого черта?!

Попытку поговорить «по душам» Моника отвергла – особой близости на тот момент у матери с дочерью не было.

Тогда Элеонора, не находя в этом ничего предосудительного, залезла в дневник дочери. И нашла там ответ на свой вопрос.

И не знала, смеяться или плакать. Арлекино! Виртуальный персонаж! Причем неизвестно, кто на самом деле скрывается за этим ником! Там может быть и старик, и девица, и тетка, и, не дай бог, извращенец какой!

В общем, Монику, как морковку, выдернули из интернет-пространства. Забрали ноутбук, планшет, заменили айфон на самый обычный дешевый мобильник, по которому можно только звонить да эсэмэски отправлять. К девушке приставили охранника, якобы для ее безопасности. А на самом деле для того, чтобы Моника не заходила в интернет-кафе.

В общем, Арлекино решил, что девушка просто бросила его, увлекшись красавчиком Гизмо.

Тогда Павел еще не знал, чем развлекается воспитанник его мамы Марфы. И считал Сигизмунда всего лишь избалованным, наглым, бездушным мажором. Перед которым не могли устоять и девушки поопытнее дурочки Моники…

И об исчезновении Моники Климко и ее подруги Аси Павел не узнал…

Пока ко мне на прием, спустя почти год после трагедии, не пришла мать Моники, Элеонора. Измученная, постаревшая женщина, осознавшая все свои ошибки и замкнувшаяся в коконе горя.

Если вы думаете, что работа психолога – всего лишь выслушивать треп удобно устроившегося на диване или в кресле пациента, вы заблуждаетесь.

Да, хватает и таких, которые ходят к психологу, потому что это модно. И я, если честно, рада, что этих большинство.

Потому что когда появляется вот такой сгусток душевной боли, как Элеонора Климко, это тяжело. И не только психологически, но даже физически.

После первых наших сеансов я чувствовала себя выжатой, как тряпка в руках школьной уборщицы, могучей тети Клавы, – досуха.

Но постепенно дело пошло, и Элеонора начала оттаивать. И открываться.

Тогда-то я и узнала историю Моники. И решила отыскать загадочного Арлекино.

Если честно, тогда я думала, что именно он причастен к исчезновению Моники. Мыслила теми же штампами, что и Элеонора: с тем, кто прячется за клоунской картинкой, категорически отказываясь от живого общения, явно что-то не так.

Псих, точно псих. И это псих вполне мог обидеться на резко прерванные отношения. И выследить Монику. И…

Все остальное.

В общем, я решила найти Арлекино. Хотя инстинкт самосохранения истерил по полной программе, наматывая круги над моим разумом и громко барабаня в большую кастрюлю. Потому что ничего другого под рукой у него, у инстинкта, не было.

Мой заботливый инстинкт не только грохотал, он и орал, и дудел, разве что по башке не мог мне настучать. А жаль…

Хотя нет, не жаль. Да, я вляпалась, да, едва не погибла сама и подвергала риску родителей, но…

Благодаря моей неугомонности Павел спас Монику и Карину, последнюю жертву Гизмо. А вот Асю – не успел…

В общем, я отыскала в социальных сетях того самого Арлекино. И от меня Павел узнал, что его девушка пропала. И где именно это произошло.

А пропали Моника и Ася с пляжа небольшого чистого озера, расположенного неподалеку от имения Кульчицких…

Только тогда Павел сопоставил случаи исчезновения окрестных девушек и Моники с Асей. И понял, кто может стоять за всем этим…

Он пришел к той, кого считал своей матерью и всего лишь нянькой-кормилицей Сигизмунда. Марфа, которая давно догадывалась о «шалостях» сына, не выдержала и расплакалась. И все рассказала Павлу.

А потом взяла с него слово не причинять вреда Сигизмунду…

Вы можете себе представить, КАК сложно было Павлу сдержать слово, когда он нашел место, где Гизмо прятал свои жертвы?!

И увидел истерзанных девушек…

Я лично – не могу. Потому что видела – Павел действительно любит Монику. Безнадежной, но от этого не менее сильной любовью…

Он смирился с тем, что девушка бросила его – разве смогла бы она даже взглянуть на чешуйчатого монстра без крика ужаса?

Но осознать, что на протяжении года здесь, всего в нескольких километрах от его собственного убежища, над Моникой глумились Гизмо и его урод-помощник?! А он, Павел, даже не почувствовал этого?! Не услышал боль и ужас любимой…

Я не знаю, почему Павел действительно не «услышал» Монику. Скорее всего, именно потому, что не ожидал услышать. Не настраивался. Не искал.

Но зато когда нашел – больше не терял.

И вот теперь бедная девушка думает, что по-прежнему не в себе…

Глава 4

– Варя! Варь, ну ты что?

Голос Моники донесся словно издалека. Я вздрогнула и рефлекторно вякнула:

– А? Где?!

Как дед Пахом спросонья. Для полноты образа надо было бы еще сморкнуться через левую ноздрю и покряхтеть, но – чего не умею, того не умею.

Сопли по земле разбрасывать с энтузиазмом сеятеля не умею. И плющит меня конкретно, когда вижу виртуозов этого дела. Есть же носовые платки…

– Варя!

Чегой-то меня опять не в ту степь понесло. Или отводит кто-то от важного разговора?

«Павел, прекрати!»

«Не говори ей, не надо!»

«Сам виноват!»

«Я… я не знал, что она меня слышит!»

«Он не знал, а мне выкручивайся!»

«Варя, ну пожалуйста!»

«И что, пусть Моника по-прежнему считает себя сумасшедшей?!»

«Нет!»

«Тогда оставь ее!»

«Не могу…»

«Ну и все, и не мешай тогда!»

«Варя!»

«Отстань, кому сказала!»

– Варя?

Вероятно, во время ментального диалога с Павлом лицо мое вовсе не являло образец одухотворенности и избытком интеллекта тоже не радовало.

Во всяком случае, Моника смотрела на меня с испугом и сомнением. Сомнением в моих умственных способностях.

Интересно, а слюни я изо рта пустила?

Рука, опережая команды разума, тут же метнулась к губам и подбородку. Уффф, все в порядке, сухо.

Я постаралась в темпе перевести взгляд в режим «взор». Ну, мудрый такой, глубокий, вдумчивый взор.

Старой вороны на заборе.

Тьфу ты, что за напасть! Павел, прибью! Шутник, елки-палки! Ну все, ты дошутился!

– Варь, с тобой все в порядке? – озадаченно поинтересовалась Моника. – Я, наверное, пойду.

Девушка поднялась и хотела было направиться к выходу, но я перехватила ее ладошку:

– Постой! Моника, запомни, пожалуйста, главное: ты – не сумасшедшая.

– Но голос… – жалобно произнесла девушка. – Я слышу голос в моей голове! И точно знаю, что это голос Арлекино! А ведь мы с ним не разговаривали, только переписывались! А голоса слышат только психи!

– Ну, в таком случае я тоже псих.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Ты ведь заметила сейчас… м-м-м… некоторые странности в моем поведении? – усмехнулась я.

– Ну-у-у… – Моника скорчила забавную гримаску и отвела взгляд.

– Было-было, я знаю. Так вот, это я с Павлом цапалась.

– С кем?

– С Арлекино.

– Что-о-о?! – Моника сначала отшатнулась, а затем вцепилась в мои плечи с силой, которую трудно было ожидать от тени. – Ты зачем сейчас так сказала? Ты меня успокоить решила, да?! Пошутить?!!

«Ну что, довольна?»

– Отвяжись!

Мой рявк, как ни странно, угомонил девушку, а может, просто силы кончились. Моника отпустила меня и, всхлипывая, присела на край кровати:

– Чего сразу – «отвяжись»? Сама издевается, и сама потом кричит!

– «Отвяжись» адресовалось не тебе, а одному въедливому типу.

– Ты опять?

– Снова. Ладно, Моника, – я обняла ссутулившуюся девушку и прижала к себе, – пусть меня потом твой профессор закопает, но я расскажу тебе правду.

– К-какую? – Боже мой, сколько надежды вдруг всплеснулось в этих глазах!

– В общем, тебя спас Арлекино.

– Но… как это? Ты же меня нашла, мне так родители сказали!

– Я нашла тебя в лесу, там, куда принес тебя Павел. В смысле – Арлекино. Он же навел меня на это место. Мысленно навел, понимаешь?

– Но… разве так бывает? И откуда он узнал, где я? И почему не искал так долго? И… где он был, где, когда там… когда меня… Где-е-е-е?!!

Шепот перешел в крик, Монику затрясло, она начала задыхаться, глаза закатились, лицо, и без того не радовавшее румянцем, выцвело до голубизны.

Убежать в поисках врача я не могла – надо было удерживать на месте бьющуюся в странном припадке девушку.

– Павел, сделай же что-нибудь!!!

«Уже. Ну что, довольна?»

– Заткнись! Сам виноват! Нечего было лезть!

Ответа я не услышала. А может, его и не было вовсе, не знаю. Меня отвлекли.

Ворвавшийся в мою палату эскадрон врачей, медсестер, какого-то дородного дядьки кавказской внешности и арьергарда в лице Элеоноры.

Весьма побледневшем лице, надо отметить.

– Что? Что с ней?! – сдавленно выкрикнула женщина, пытаясь прорваться к окруженной медперсоналом дочери.

Но ее оттерли так же бесцеремонно, как и меня. Врач отрывисто отдавал какие-то распоряжения, буквально через пару мгновений появилась каталка, Монике сделали какой-то укол, начали укладывать на каталку.

– Варя, – от страдания в переполненных слезами глазах Элеоноры мне стало совсем тошно, – что у вас тут произошло?

– Вы ей ничего лишнего не сказали? – От проникающего, казалось, в самую глубину души взгляда темно-карих глаз спрятаться было невозможно.

– Варя, это Ираклий Георгиевич, он…