Какой-то паренек из числа поклонников Джин-хо решил пояснить ее мысль:

– Про императора Юкинари все говорят, что он красивее любой женщины: я слышал, ему даже приходится прятать лицо – те, кто его увидел, навсегда теряют рассудок…

Джин-хо, бросив на дружка ободряющий взгляд, кивнула и нетерпеливо сказала:

– Или ты не слышал, что говорят про мужчин в Рюкоку?

Лицо Сон Гё так и не осветилось пониманием.

– Они там все отрезанные рукава^[1], – сказал приятель Джин-хо и сам покраснел, не будучи уверен, что подобные вещи стоит обсуждать в присутствии юной знатной барышни. – Ну, это в Юйгуе так говорят, про рукава.

– А, что у них там все мужики… друг с другом? – спросил Сон Гё с солдатской прямотой.

– По крайней мере, ходят такие слухи. – Джин-хо улыбалась так сладко, будто в этот самый момент представляла себе сцены мужской любви во всех красках и наслаждалась зрелищем.

Гэрэл подумал, что Джин-хо все чаще ведет себя неподобающе, и неудивительно – слишком уж много времени она проводит с солдатами. Но это, конечно, было вовсе не его дело.

– Я думаю, что это выдумка, – рассудительно сказал Сон Гё, – но поскольку он служит Дракону Востока, людям нравится отождествлять императора с его богом. А если он и правда красив, не стоит презирать красоту лишь за то, что ею часто пользуются дураки и негодяи… А про «отрезанных рукавов» – вы, принцесса, еще не раз увидите, что враги друг про друга вечно злые небылицы сочиняют. Южан мы хаем за дикость, юйгуйцев – за то, что больно уж хорошо живут и нос дерут выше неба. И вот это, про рукава, о Юйгуе тоже говорят…

– Так и впрямь, что ни посольство оттуда, все сплошь ухоженные такие да нарядные – почему бы это?..

– В Юйгуе, по крайней мере, есть женщины, и красивые, а в Рюкоку, как мне рассказывали, вообще нет женщин, – встрял еще один собеседник, сотник Мугён. – Бабка моя говорила, что Дракон создал их всех мужчинами.

– Мой брат, купец, ездил недавно в Нисияму и говорит, что видел там женщин, – возразил еще кто-то, но не слишком уверенно.

– Конечно, там есть женщины, остолопы вы несчастные. Но я слышала, что знать у них обращается с женщинами как с вещами, – сказала Джин-хо.

– И они еще называют нас варварами! – возмутился Мугён.

Гэрэл не вмешивался в разговор. Сон Гё был прост, но далеко не глуп, и о предрассудках рассуждал более чем здраво. Но рассеивать их не всегда полезно. Гэрэл знал, что чем хуже солдаты думают о жителях других стран, тем удобнее вести войну. Тяжело убивать врагов, когда знаешь, что это такие же люди, как ты – а может, в чем-то и получше тебя… Гораздо проще считать рюкокусцев лживыми, непонятными хитрецами, юйгуйцев – высокомерными сытыми бездельниками, южных степняков – дикарями.

Впрочем, о Рюкоку и вправду было известно преступно мало… Сам Гэрэл тоже почти ничего не знал об этой стране – лишь обрывки слухов и мифов. Чхонджу граничила с Юйгуем на севере и со степями кочевников на юго-востоке. От Рюкоку – Страны Где Восходит Солнце – их всегда отделяло море, и уже очень давно между двумя странами не было ни военных столкновений, ни дипломатических отношений, ни даже как следует налаженной торговли.

Гэрэл, как обычно, сидел в стороне от костра – шум и разговоры мешали читать, а его присутствие, скорее всего, помешало бы солдатам веселиться. Джин-хо неслышно подобралась к нему и уселась рядом, плюхнув на ноги котелок, в который резала какие-то травы для супа.

– А ты что думаешь о рюкокусском императоре? – похоже, она собиралась повторить ему все сплетни и пошлости, которые до этого обсуждались у костра, несмотря на то что он и так прекрасно их слышал.

Но Гэрэл привык к ней, и девушка не сердила его.

– При виде которого теряют рассудок? По мне, так звучит не очень, – сказал он рассеянно. Разговоры мешали сосредоточиться на трактате.

– А я бы хотела его увидеть…

– Так говоришь, словно уже замуж за него собралась. Кстати, не хочешь предложить своему отцу эту идею?

– Вот еще! – вздернула подбородок Джин-хо. – Я не хочу, чтобы меня продали в чужую страну, как рабыню. К тому же мне нужен мужчина, а не какая-то красотка в шелках!

Она явно повторяла то, что где-то вычитала или подслушала.

– Не говори ерунды, – отмахнулся Гэрэл. – Тебе нравятся хорошенькие и глупые. Все твои дружки как раз такие. – Не то чтобы в Чхонджу, особенно в армии, вообще было много хорошеньких и глупых – все больше неухоженные бородатые алкоголики, но Джин-хо как-то умудрилась собрать вокруг себя самых юных, приветливых и симпатичных солдат, не успевших зачерстветь и разочароваться в жизни.

За исключением самого Гэрэла, конечно.

– Они не глупые, – надулась Джин-хо.

– Так и император Юкинари, говорят, неглуп. В чем же проблема?

Джин-хо была младшей дочерью императора Токхына. Ей недавно исполнилось шестнадцать.

Мать Джин-хо была родом из земель Огненной Птицы Феникс, одной из тех южанок, кто, казалось, сразу родился верхом и с луком и колчаном в руках. Став одной из наложниц Токхына, она, лишившись пыльных степей и свободы, прожила недолго: зачахла. В матери Джин-хо, как и во многих южанах, текло немного белой крови – говорили, у нее были красивые вьющиеся волосы с оттенком меди. Но Джин-хо внешностью пошла в отца. Смуглая, лобастая, густобровая – даже по скромным чхонджусским меркам не была красавицей. Но она родилась принцессой, так что никогда не знала недостатка в ухажерах. Причем многие из них были влюблены в Джин-хо вполне искренне: девочка лучилась обаянием и чистой радостью жизни.

Из всех детей Токхына Джин-хо доставляла отцу больше всего хлопот. Толком даже не знавшая матери, она каким-то образом унаследовала и ее непокорный нрав, и любовь к оружию, быстрой скачке и ветру в волосах. К счастью для Джин-хо, она была далеко не единственной дочерью царя и никто не принуждал ее сидеть взаперти во дворце. В тринадцать лет она начала одерживать победы на скачках и состязаниях лучников, которые устраивались на праздниках, и император в конце концов уступил ей в дерзком желании служить в армии, сделав сразу командующей сотней. Гэрэл сомневался, что поступок этот продиктован любовью – если бы Токхын был по-настоящему привязан к дочери, не давал бы ей столько воли; сам Гэрэл, будь ее отцом, точно не дал бы. Но Джин-хо практически с рождения оказалась предоставлена сама себе, росла, как степная трава. Впрочем, император, несомненно, гордился военными успехами дочери – как гордятся умной собакой или породистой лошадью.

– Не хочу я замуж, – упрямо сказала Джин-хо. – Я хочу стать императрицей и править, когда умрет отец. Ну… когда умрет отец и все братья и сестры.

– Долго придется ждать, – усмехнулся Гэрэл.

– Да меня и не возьмет никто замуж, – с досадой сказала она. Видно было, что она очень хочет хоть что-то возразить, но испытывает недостаток в аргументах. – Я… Я уже не девушка.

И она округлила глаза, подчеркивая драматизм сказанного. Одновременно на темном круглом личике Джин-хо было написано что-то вроде гордости. Ну вот, ее научили хвастаться постельными успехами – просто великолепно. В это же время где-то на краю сознания принцессы, похоже, все еще был жив вколоченный няньками завет беречь себя до свадьбы. Пока что мир Джин-хо представлял собой кашу из установок, смысла которых она не понимала, и убеждений, которых не разделяла, но повторяла за другими. Сущий ребенок.

– Мне кажется, ты выдумываешь, – равнодушно сказал Гэрэл. – Но я обязательно расскажу твоему отцу – ему будет интересно.

Джин-хо, разумеется, знала, что он ничего не расскажет Токхыну – Гэрэл никогда не жаловался на нее отцу, что бы она ни учудила, – но на всякий случай угрожающе сказала:

– Я передумала. Хочу стать верховным стратегом, если ты, скажем, помрешь. Проще убить одного тебя, чем двенадцать старших братьев и десять старших сестер.

Они часто вот так переругивались, наполовину всерьез, наполовину в шутку. Джин-хо была единственной, кто его не боялся. Она вообще ничего не боялась – ни богов, ни демонов.

Солдаты удивительно быстро забыли о том, что она принцесса, как и о том, что она девушка – впрочем, в армии Чхонджу и без нее было довольно много женщин. Поначалу они сторонились Джин-хо, как сторонились и самого Гэрэла, но в последнее время он все чаще видел ее играющей с ними в мацзян, дружески болтающей или пьющей наперегонки крепкое жженое вино.

Он знал, что его самого солдаты все равно будут сторониться, что бы он ни делал.

Гэрэл мог только закрыться чуждостью, облачиться в нее, словно в латы.

Джин-хо вдруг посерьезнела и придвинулась к нему. (От прикосновения ее плеча Гэрэл вздрогнул: он не любил случайных касаний, – но бесцеремонную Джин-хо никогда не волновали такие мелочи, как чужое личное пространство.)

– Будет война, да? – тихо спросила она.

– А сейчас ее разве нет?

– Нет, настоящая война. С Рюкоку. Мой отец все время говорит…

Она не закончила, но Гэрэл и так отлично знал, что говорил император Токхын. Военные успехи Чхонджу вскружили ему голову: хотелось новых и новых побед. Не чтобы защититься или укрепить страну, как раньше, а войны ради войны.

– Твой отец отчасти прав. В прежние времена я был бы рад заключить союз с Рюкоку. С севера им, как и нам, угрожала Страна Черепахи, а Рюкоку лежал в развалинах и не представлял никакой опасности. Но сейчас он стал опасен – с тех пор, как на трон взошел этот мальчик. Человек, который так быстро поднял из развалин собственную страну, так же быстро сможет обратить в развалины чужую.

– Когда об этом говоришь ты, кажется, что во всем этом есть какой-то смысл, – грустно сказала Джин-хо. – Но когда говорит отец – никакого смысла нет, кажется, что он просто помешался на войне, и это так глупо…

– Знаешь, я не шутил насчет женитьбы, – сказал он. Джин-хо тут же ощетинилась. – Да не дергайся ты. У тебя много сестер. Можно отправить в Рюкоку дипломатическое посольство и предложить женитьбу на одной из чхонджусских принцесс – а вместе с ней союз на выгодных для нас условиях.

– Я что-то не понимаю смысла… Почему ты считаешь, что император Юкинари согласится? Моему отцу это будет выгодно, но Юкинари-то – нет. Даже если он не «отрезанный рукав», думаешь, будет рад жениться на одной из моих сестер – а они не прямо красавицы, если ты не заметил – и отдаст полцарства моему папаше?

– Это политика, Джин-хо. Если он хочет хотя бы выжить, не говоря уж о том, чтобы править, неважно, чему он там будет рад, а чему нет. Если он не слепой (а судя по тому, что о нем говорят, он далеко не слепой), то должен понимать, что наша страна сильнее и победит в открытом столкновении. Но если он женится на дочери нашего царя, ему будет не так стыдно делиться деньгами и территориями с тестем; это не будет выглядеть как поражение в войне, понимаешь? Лучше уж неравноправный мир, чем бессмысленная резня.

Гэрэл надеялся, что император Рюкоку тоже так считает. Если он так умен, как говорят, ему хватит мудрости признать над собой власть императора Чхонджу и не начинать войну, в которой ему не выиграть. А в том, что война Рюкоку и Чхонджу будет неравной и обернется резней, Гэрэл не сомневался.

Джин-хо вскоре забыла тревоги и ушла к другим солдатам – пить и веселиться дальше, Гэрэл тоже ушел в свой шатер. Он лежал и думал об императоре Юкинари, которого Джин-хо назвала «красоткой в шелках». Гэрэлу было интересно, какой тот на самом деле. Он ведь совсем еще мальчик, этот император, сколько ему – двадцать, двадцать один?.. Образ доброго, мягкого юноши не вязался с представлениями Гэрэла об умном и сильном правителе.