* * *

Ни в ту ночь, ни на следующий день, ни даже в воскресенье я так и не попала домой. Поначалу ещё порывалась, но любые мои возражения и причины отметались со взмахом руки.

Нет одежды – мы едем в бутик неподалёку. Косметика – там же закупаем небольшой походный набор, и небольшим он был только потому, что я на этом настояла. Телефон – пожалуйста, давай купим или возьми мой, если надо с кем-то связаться, и на худой конец ведь существуют аккаунты в соцсетях.

Больше возражений я не придумала. Да и, если честно, мне нравилось ощущать себя любимой игрушкой, которую балуют, украшают и не отпускают далеко.

Я знала, что это игра, которая закончится вместе с этими выходными, и Сергей знал это тоже.

Мы так ничего и не рассказали друг другу ни о работе, ни о своих семьях: он только упомянул, что у него есть младшая сестра, восемнадцать лет, второй курс экономического университета; а я сказала про брата: двадцать семь, женат, детей пока нет, работает.

Мы оба, как специально, обходили личные темы, словно без слов договорились считать друг друга просто женщиной и мужчиной, а не двумя узелками огромной сети социальных связей. И я с удовольствием окунулась в жизнь, где я была не Яникой Миргородской, а кем-то вроде домашнего питомца.

За выходные мы много ездили, много ели и много раз занимались любовью, находя для последнего места где угодно: на столе, на кровати, в душевой, перед зеркалом в прихожей, даже на скамеечке для упражнений на пресс, оказавшейся жутко неудобной. Наверное, будь на улице лето, мы обязательно попробовали бы секс на природе – или на балконе – или даже на крыше, – но ноябрь безжалостен к эксгибиционистам, так что идею пришлось похоронить.

Секс с Сергеем сводил меня с ума. То ли он безошибочно находил те точки, прикосновение к которым доводило меня до пика, то ли виноваты были переполнявшие меня эмоции, из-за которых я готова была кончить от одного взгляда в его глаза, от дыхания, опалявшего мои губы – но он ни разу не оставил меня неудовлетворённой.

Меня возбуждало даже звучание его низкого насмешливого голоса, он заставлял меня чувствовать себя самкой в течке, готовой на всё, лишь бы он раздвинул мои ноги, вошёл бы, наполнил собой.

И ещё я была без ума от его тела. Мне нравилось в нём всё. Гладкая почти безволосая кожа, упругость мышц под моими руками, манера постукивать пальцами в раздумьи. Форма ногтей и угловатые запястья, длинные сухие мускулы, щиколотки с ярко выраженной косточкой, татуировка на левой ноге – какая-то замысловато вырисованная вдоль ступни то ли ящерица, то ли дракон.

В воскресенье вечером он притащил меня ужинать в ресторан. Я заказала пасту с морепродуктами, быстро справилась с ней и сидела, наслаждаясь белым вином, пока Сергей доедал огромный стейк с овощным гарниром. Думала, стоит ли говорить, что в понедельник – так неумолимо надвигающийся – мы расстанемся, и, скорее всего, навсегда. Мне очень хотелось спросить, что он сам думает об этом. В эти два дня мы вели себя как пара, которая давно вместе, но о будущем не заговаривал ни один из нас.

Да и о настоящем тоже.

Это было странно. Я знала, почему молчу я: потому что он работает на Штольцев, потому что я не планировала ничего серьёзного – и успела ему в этом признаться, и потому, что меня всё же беспокоило то мамино: «В завещании упомянуты Штольцы». Если наша конфронтация с ними станет ещё сильнее, будет очень не вовремя притащить в наш круг их человека.

Но почему молчал сам Сергей?

Привести домой случайно снятую в клубе девушку, чтобы заняться с ней сексом – это одно. Держать её при себе следующие два дня, засыпать, обнимая её, утыкаясь носом в её шею или макушку, возить по магазинам, покупая всё, что она только захочет – это уже совсем другое. Даже если допустить каприз богатенького мальчика – Сергей вёл себя странно. И он иногда смотрел на меня так, как будто мучительно думал о чём-то и никак не мог решиться.

Я уже раскрыла было рот, чтобы спросить напрямую, как заметила у входа нового посетителя. Боюсь, паника явно проявилась на моём лице.

Это был Ярославский – известный журналист. Я знала его постольку-поскольку – во-первых, мало кто его не знал, во-вторых, он часто посещал тусовки высшего света, и, естественно, мы несколько раз пересекались.

Беда была в том, что у него, как часто бывает у журналистов, была отличная память на лица и фамилии. А путь к его столику пролегал как раз мимо нашего.

Я подхватила меню, чтобы накрыть лицо, а потом решила, что это слишком ненадёжно. Бросила Сергею:

– Я сбегаю в туалет.

Он кивнул. Мне показалось, что на его лице промелькнуло облегчение.

Журналист уже подходил, и я сорвалась с места, не поворачиваясь. Процокала каблуками до узкого коридорчика и скрылась за заветной дверкой со значком в виде дамы в наряде семнадцатого века.

Вот это засада. Впрочем, удивительно, что за выходные мы ещё не столкнулись ни с кем из моих знакомых, ведь ходили в основном по известным местам. А может, нас и видел кто-нибудь, только мой телефон лежит себе дома у Альки. Я даже не в курсе, если кто и прислал сообщение.

Сделав дела и поправив косметику, я решила, что можно выходить. Пока я занимала кабинку, снаружи успела образоваться небольшая очередь, и девушка, стоявшая первой, негодующе фыркнула: «Засела на полчаса». Я улыбнулась ей так угрожающе ласково, что она чуть не поперхнулась и отвела глаза.

Но стоило вернуться в зал, как улыбка сползла с моего лица.

Ярославский никуда не делся, а напротив – стоял у нашего столика и болтал с Сергеем.

Я пригнулась, чувствуя, как быстро забилось сердце. Они знакомы?! В принципе, это неудивительно. Ярославский знает полгорода, и я же сказала, что у него отличная память на фамилии и лица. Но, чёрт, как же это некстати!

Снова сбежать в туалет не получится, а на место пока не вернуться. Ярославский непременно узнает меня. Глуховатый голос журналиста встал в памяти: «Барышня Миргородская! Рад видеть». Он любит обращаться именно так, в слегка архаичной манере.

Но что же делать? Официант уже начал на меня поглядывать. Того и гляди, решит, что я заблудилась, и попытается довести до нашего столика.

Я отвернулась и независимо зашагала прочь, всем телом транслируя: эта девушка знает, куда идёт, не надо к ней приставать, она злая и может послать по матушке. Сработало: краем глаза я увидела, как официант кинулся в другой конец зала, где повелительно приподнялась рука.

Я тут же присела за большой кадкой с чем-то зелёным и развесистым.

Осторожно выглянула: Сергей по-прежнему болтал с Ярославским, а тот будто прописался у нашего столика. На моих глазах внаглую присел на диванчик, хотя явно же должен был заметить там женские вещи.

Сзади послышались шаги. Я в панике обернулась. Мимо прошёл невозмутимый официант, поправляя перекинутую через правую руку салфетку. Наши глаза на миг встретились, но официант не произнёс ни слова, как будто посетители, ползающие на полу за кадкой с искусственной пальмой – это в порядке вещей.

Вот что значит приличное место. Хоть уползайся – тебе ничего не скажут. Максимум, вежливо спросят, удобно ли и не желаю ли я, чтобы мне сервировали десерт прямо тут.

Тем не менее, я решила перебазироваться. Стало интересно, о чём эти двое так долго болтают. Может, узнаю что-нибудь о моём загадочном Сергее.

Пригибаясь, мелкими перебежками я достигла соседнего с нашим столика. Забилась в самый уголок, опять поближе к зелёным насаждениям – кто бы мог подумать, что я так полюблю зелёные насаждения! пусть даже немного неживые, главное что раскидистые – и прикрылась меню.

Донёсся голос Сергея:

– Мне ничего об этом не известно, к сожалению.

– А если в обмен? – спросил Ярославский. – Насколько я знаю, там довольно пикантное условие… свадьба. Или… ребёнок.

Потянулась пауза. Я уж было решила выглянуть, хотела увидеть выражения их лиц, но Сергей вдруг резко и порывисто произнёс, заставив меня сжаться, как мышка:

– Миргородский выставил такое условие?!

Вот так так. Я превратилась в одно большое ухо. Свадьба или ребёнок? О чём вообще речь? И какой именно Миргородский из нашего немаленького клана имеется в виду?

Хотя надо беспокоиться о другом. Какого чёрта Сергей интересуется нашими делами? Или я ошиблась, думая, что он всего лишь шестерёнка в механизме, а на самом деле он едва ли не правая рука Штольцев? Или… он сам Штольц?

Нет, этого не может быть!

Я бы узнала. Я же видела досье на них, правда, давно, лет десять назад. Но я помнила их имена. Там не было ни одного Сергея, Штольцы, как идиоты, дают своим детям сплошь немецкие или скандинавские имена. Герхард, Оскар, Пауль, Ральф. Ни одного Сергея даже близко не лежало.

– Тс-с, – понизил голос Ярославский. – Насколько мне известно.

– Хм-м, – я услышала уже ставший знакомым барабанный перестук пальцев. – Это интересно.

– Я хотел бы получить равноценную информацию взамен.

– Да? – по голосу было слышно, что Сергей сомневается.

– Если грядёт долгожданное примирение двух влиятельных семей, – начал Ярославский медленно, будто на ходу сочинял заголовок для будущей статьи. – Я хотел бы быть первым, кто об этом напишет.

Снова потянулась долгая пауза. Наконец Сергей ответил:

– Я думаю, это можно устроить.

И тут надо мной, как гром с небес, раздался девичий голос:

– Что будете заказывать?

У меня чуть сердце из груди не выскочило. Я совсем забыла, что сижу за пустым столиком и для любого официанта – кроме того, кто видел мои недавние манёвры – выгляжу как совершенно новенький, необслуженный гость.

Чёрт бы побрал этот сервис.

Я неуверенно взмахнула рукой. Если я сейчас заговорю вслух, меня услышат так же ясно, как я сама слышала чужую беседу. Раздвинуть кустики – и вот она я, как устрица с раскрытыми створками, мягкая и беззащитная. Надо как-то дать понять официантке, что я ещё не готова сделать заказ.

Девушка нетерпеливо взмахнула блокнотиком и осведомилась громче:

– ЧТО БУДЕТЕ ЗАКАЗЫВАТЬ?!

Кажется, моя попытка телепатировать нужное сообщение только что провалилась.

Я схватилась за горло, выпучила глаза и шёпотом прохрипела:

– Я ещё не решила.

– ПРОСТИТЕ?

– Я ЕЩЁ НЕ РЕШИЛА, – прохрипела я громче. На всякий случай старательно картавя. Сжалась, уже готовая к тому, что сейчас услышу знакомое: «Барышня Миргородская! Не ожидал вас здесь увидеть».

С другой стороны от кустиков молчали, но, слава богу, не торопились выглядывать.

Официантка пожала плечами и ушла.

Я осторожно раздвинула листики: Ярославского уже и след простыл, а Сергей хмурился и что-то изучал в телефоне. Как же некстати подошла та девица. Если бы не она, я бы услышала ещё что-нибудь.

Ради соблюдения конспирации, прежде чем вернуться к столику, я сделала круг по залу, улыбаясь фирменной улыбкой Миргородских: «смотри, а заговаривать не смей». Изящно выпорхнула из-за очередных кустиков и присела на своё место.

– Прости, там очередь была такая.

Сергей только покивал, не отрывая взгляда от телефона. Мне стало обидно.

– Скажи, с кем ты тут только что разговаривал? – пошла я ва-банк.

Пальцы, держащие телефон, едва уловимо дрогнули. Сергей поднял глаза.

– Так, один знакомый. Поздоровались, перекинулись парой слов.

Лицо его было абсолютно непроницаемо.

Вот, значит, как. Мы, значит, скрываем. Мы секретничаем. Ладно.

– Серёж, а как твоя фамилия?

Айфон со стуком лёг на стол. Сергей, не отвечая, смотрел на меня. Мне стало неуютно.

– Я что-то не так спросила? Просто любопытно.

Я улыбнулась, но Сергей остался совершенно серьёзным.

– А твоя? – спросил он.

– Моя? – повторила я, чтобы выиграть время на раздумья. Голос некстати взмыл вверх, выдавая неуверенность. – Э-э…

– Да, твоя, – Сергей откинулся на спинку дивана. Выражение его лица изменилось, напряжение ушло. – Я твою тоже не слышал.

Надо было что-то отвечать, причём срочно, но ничего хорошего не приходило на ум. Назваться фамилией Эрики или Альки? А если мы продолжим общаться? Как я объясню, что у нас одинаковые фамилии? «Знаешь, дорогой, мы разлучённые в детстве сестры». Ничего, что они обе блондинки, а на моём носу огромными буквами написано: «Шалом³»?

И тут в голове блеснула идея.

– Невеличко, – выпалила я.

Уж здесь ни один комар нос не подточит. Невеличко – была фамилия папы. Когда мама выходила за него замуж, прадед дал добро только при условии, что она сохранит девичью фамилию. Естественно, нас с братом тоже записали как Миргородских – но при других обстоятельствах мы стали бы Невеличко.

– Яна Невеличко? – усмехнулся Сергей. – Тебе подходит, – он дёрнул подбородком вверх-вниз, словно хотел указать на мой рост.

Я хотела было сказать ему, что сто семьдесят сантиметров это вполне себе даже «величко» – но мне помешали.

– На десерт что-нибудь желаете? – возле стола материализовалась официантка.

– Кофе и чизкейк, – сказала я решительно. И только услышав удивлённый возглас, подняла глаза.

Это была та самая официантка, перед которой я изображала смертельную простуду.

– Кх-кхм, – добавила я тут же, но, боюсь, никого этим не обманула.