Цитаты из книги «Поезд пишет пароходу»

Он дышал с усилием. Каждая его фраза словно разламывалась на неровные куски.

Здесь скоро все зацветет, прилетят пчелы. В этих зарослях полно гнезд, а в ручье я, кажется, видел мальков. И мох! Где ты в Израиле видела мох? Ты только посмотри, какое чудо. Здесь же замкнутая экосистема. Дожди пройдут – смоют сухие листья. Все превосходно обходятся без садовника и ветеринара, а заодно без зеленых, без политиков, без спонсоров, без правых и левых и, к сожалению, даже без нас с тобой. Я еще когда в первый раз это увидел, так сразу и подумал: вот это и есть рай – маленький простой мир, который отлично справляется без тебя, но если уж ты здесь появился, то не прогоняет. Живи.

Вот что делает время. Ты становишься просто человеком с монетой, зажатой в руке. Даже газетчики не могут про тебя ничего насочинять. Если меня найдут здесь, то никто никогда не узнает, почему у меня в руке монета. Хотел ли я отдать последние деньги нищему, или только что отобрал их у сироты, или собирался купить себе сандалии, или прикидывал, хватит ли мне на ужин? Никто не узнает, о чем я думал, когда умирал и слышал ли запах пиццы.

Недавно я прочел заметку, как где-то откопали кусок улицы, залитый лавой, а в ней скелет, сжимающий в руке монету.

Трудно поверить, что единственная отпущенная на твою долю площадь – это твой дом, и несколько знакомых маршрутов.

ее смерть, эта смерть-младенец, тем временем подросла и уже никого не умиляла. Друзья и знакомые о ней подзабыли и оставили ее в покое, словно подростка, который добился самостоятельности.

В первые недели после того, как умерла Ноа, все стремились мне сочувствовать и помогать. А мне казалось, что я могу и сам справиться, терпеть-то осталось всего ничего, ведь мир, допустивший такую несправедливость, долго не продержится и вот-вот разрушится.

Мне казалось, что только чудовищно добросовестный босс станет изучать биографии уборщиков, пусть даже они и доросли до должности ответственного за смену, но я молчала.

Лицо Стива изобразило корректную скорбь: мимолетную, но искреннюю, как грустный смайлик.

Почти все работники здесь были гастарбайтерами из Африки. Каждую смену их круглые лица возникали передо мной, как темные планеты, а утром – уплывали куда-то в сторону