Глава 4

– Ну, и что мне с тобой, беда, делать?

Хвенсиг испуганно замер над тарелкой с яичницей, подняв на меня перепачканную желтком мордашку.

– Да ешь ты уже, себя спрашиваю, не тебя, – поморщилась я, но махнула подавальщице. – Марта, пирожков с печёнкой ещё принеси! Да Малышу шепни, что сопля эта белобрысая теперь на ветру колышется, пусть на меня всё пишет.

Ну, сопля ведь и есть. Сколько ему, восемь-девять? А мамка, верно, с красавцем-северянином согрешила: волосы у Хвенсига льняные, лёгким завитком вьются, глазёнки чистые, синие, голосок ангельский. Поздравительная открытка, а не малёк. Но о родне у подонков спрашивать не принято, раз очутился человек на Дне, то, считай, и нет у него никого больше. Захочет – сам расскажет.

Нет, в щипачи он зря полез. Ему бы с таким портретом милостыню у храмов просить, пока из возраста не вышел. Или в сцепке с кем разыгрывать «потеряшку» в богатых кварталах. Вложений-то тьфу: отмыть, причесать, одёжку хорошую прикупить. Может, действительно сговориться с кем за малую долю? Кто у нас там в «подорожниках» по центру работает? Схема-то проще некуда… Хоть так содержание отрабатывать начнёт, а там видно будет.

Знать бы ещё, кто за малька приставам двести койнов отстегнул, и не перешла ли я сейчас дорогу неведомому благодетелю тем, что эту соплю под себя взяла.

– Значит, так, икринка. Понял уже, что к чему? Отныне руки за пазухой держишь. Узнаю, что снова по карманам пошёл – сама выпорю. Не умеешь – не берись. Теперь что ни сделаешь – всё на меня ляжет, а репутацию портить мне сейчас никак нельзя. К новым делам сама пристрою, всё отработаешь. Жить у меня будешь, харчеваться у мамки.

– Так я теперь взаправдашний подонок? – не веря собственному счастью, спросил малёк.

– Прилипала ты придонная, ясно? Стряхну – разом течением на отмель вынесет.

– Ясно, Ветерок, – захлопал тот выгоревшими ресницами.

Ясно ему, как же. Сколько до этого учила, пока впрок не шло.

– С тебя ещё за вчерашнюю выходку причитается. Умеешь же подставить…

Подстава эта принесла мне двести монет за день работы, но Хвенсиг о том не знал, лишь виновато опустил голову. Я отсчитала ошеломлённому лягушонку двадцать койнов: стандартную десятину за наводку. Десять тут же забрала обратно – плата за грядущий месяц. Ещё пять вычла за лишний рот у мамки Трефы. Угол, так и быть, на себя возьму, как и сегодняшний завтрак в трактире. Всё равно с новым плавничком пора перебираться в комнату получше.

Но и на оставшиеся пять железок Хвенсиг смотрел как на неведомое богатство.

– Башмаки хорошие купи, – осадила я его радужные планы. – А то лечить тебя ещё… К Сейве́лу-чеботарю сходишь: скажешь, что от меня. Четыре монеты ему отдашь, остальное пусть на ветер пишет. Так и скажешь, он поймёт, что на меня. Всё, набил брюхо? Тогда чеши обратно, мамке скажешь, что Локоть Принцессу на глубину тянет, та скажет, что делать. В новой конуре всё отмоешь до блеска и вещи мои перенесёшь. Свободен, малёк…

Особый донный жаргон тоже приняла не сразу, долго перестраиваться пришлось. Особым открытием стали значения некоторых забористых ругательств, что без стеснения разъяснил Ольме. Фрея Кьеделиг таких слов, поди, отродясь не слышала. Всё пичкала меня возвышенным слогом Бро́мера и Ва́тринса…

Денег я вчера срубила знатно, пусть и за сомнительное дельце. За собственным братом слежку устроить, вот же ж… Наследство, поди, не поделили, вот и играют грязно. Главное, что для меня всё обошлось. Амулет надёжно мои ветра от посторонних глаз скрывает, не к чему было магу с волнующим запахом придраться.

А дел всё равно хватает. Свалившийся на меня немалый заработок к банкирам отнести надо, пусть в рост идёт. Настроения в ближайших кварталах разнюхать не помешает. Сейчас заказов нет, но никогда не знаешь, где подслушанная сплетня пригодится. А мне теперь вдвое больше слушать надо, раз сам Локоть сказал, что позовёт. Может, крупную аферу замыслил, а, может, и на самой глубине не всё гладко, завёлся какой-нибудь особо борзый окунёк.

– Принцесса, Хват тебя к себе просит!

Запыхавшийся Солнышко нагнал меня на Мучном мосту, том самом, под которым с Ольме первую булочку делили. Ишь ты, чуть более суток прошло, а уже «Принцесса» и «просят». Быстро схватывает. Сказал бы «зовёт», так ещё подумала бы. Но раз Хват объяснил своим подручным, что к чему, то можно и сходить.

– Посланьице тебе, Принцесса, – сразу перешёл к делу надзиратель.

Смолчала. «Какое? От кого?» – такое только бездна простодырая спросит. А перед законным подонком будь добр сам выложить свист без лишних понуканий. Это Хват до сих пор меня прощупывает, слабину ищет.

– Эта… вести ведь тоже денег стоят, у нас тут служба, а не почтамт, – осклабился Хват.

– С отправителя и спрашивай, – пожала я плечами.

Письмо получила тут же. Запечатанный конверт плотной кремовой бумаги без опознавательных знаков. В самой записке ни имён, ни адреса не оказалось, только краткое: «Завтра в восемь».

– Когда принесли?

– Дак вчерась ещё, за час до полуночи.

Значит, ждут сегодня. Ну, жди на здоровье, черноглазый маг с Эльдстегат, а я, как вчера и сказала, туда больше ни ногой.

Только что я делала в розовых кустах на Эльдстегат, выглядывая тёмное окно кабинета в назначенное время, объяснить не смогла бы. Разумная предосторожность, пусть так. Послежу за ним. Если не дождётся маг и плюнет, то и я тихо уйду. А вздумает в магнадзор идти, то буду действовать по обстоятельствам. Перехвачу на полпути, мол, опоздала. Нет, зря я думала, что всё так просто мне с рук сойдёт. Магам доверять нельзя.

Резкий запах поздних роз забивал нос, щекотал нёбо. Я отчаянно сдерживалась, чтобы не привлечь внимание собак. А свет до сих пор ни в одном окне не горит, только на этаже прислуги. Ошиблась с отправителем записки?

– Долго тут сидеть намерена? – раздалось сверху.

От неожиданности всё же оглушительно чихнула. Хевловы розы, из-за них ничего не почуяла. Батистовые платочки остались в прошлой жизни, теперь и рукав сойдёт. Мон Эрланн поморщился, полез в карман, но передумал. Ну да, вспомнил, что перед ним не какая-нибудь Габи Арно, не по адресу будет жест.

– Не договорили вчера. Пошли.

– А вы со всеми шлюхами любите после этих дел поговорить? – зло бросила я. – Я бы тогда заранее в тариф включила.

Думал, я забыла вчерашнее? Нет, мешок с деньгами, недооцениваешь. Что наши бабочки, что из ваших богатых районов лоретки – все на Дно работают. Шепну нужное имя, и расстарается какая-нибудь куртизанка, надолго убедит в собственном бессилии, они так умеют. А если такой чистенький и шлюхами брезгуешь, то по-другому ославить могут. Где-нибудь на приёме в присутствии симпатичной особы, например, скандал закатить.

Только вперился своими недобрыми глазищами, кивнул понимающе.

– Гордая какая. Что, извинений хочешь? Ну, хорошо, перегнул. Идём.

– Обойдусь без ваших покаяний, не трудитесь. Но вы меня перед другим человеком ославили.

– А-а. Брат мой понравился? – насмешливо глянул он сверху.

– Там хоть посмотреть есть на что, – не осталась я в долгу, недвусмысленно осмотрев его с ног до головы и задержавшись взглядом в районе бёдер. Про обнажённые утренние экзерсисы фроя Стордаля тоже ведь вчера доложила.

Я же говорила, что всё у мужиков вокруг одного вертится? Вот и осаживать их таким же манером надо, разом сдуваются. Хотя сложен этот маг ничуть не хуже, чего греха таить.

Не понравилось, вижу.

– Отыгралась? – ровно спросил Эрланн. – Хорошо, брату скажу. И комплимент передам. Так идёшь, нет? Работа для тебя есть.

Я чуть помедлила, но пошла следом. Деньги есть деньги, а у меня теперь прилипала под брюхом и долг перед Глубиной вырос. Если что, сбегу и на Дно залягу. Долго искать будет, и никакой Хват не поможет.

Странно было входить в богатый дом с главного входа. Так и вспомнилось: не успеешь до массивной бронзовой ручки дотянуться, обогнав в три прыжка родителей, как дверь уже сама распахивается и невозмутимый Ка́рсен склоняет легонько голову: «Добро пожаловать домой, госпожа Фьельбрис». Никогда его врасплох застать не получалось, никогда он не выглядел запыхавшимся или торопящимся, и только в уголках глаз сияла довольная добрая усмешка.

– Вы позволите ваш плащ, госпожа? – в глазах этого дворецкого не было ни удивления, ни сомнения в том, что я могу быть здесь гостьей. Раз я с хозяином и с парадного входа, значит, так надо.

Вышколенный такой. Как же старого Карсена напомнил. Мон Эрланн открыл было рот, но я уже повернулась спиной, позволяя слуге снять с меня верхнюю одежду, поддев забытым изящным жестом верхние края плаща. Лёгкий кивок с полуулыбкой в ответ, голову повернуть на определённый угол, больше не встречаться взглядом. По мнению фреи Кьеделиг, позволять ухаживать за собой – отдельное искусство для леди. Вылезло вот старое знание не к месту.

Мон Эрланн промолчал, не отрывая хмурого взгляда. Сплюнуть, что ли, на пол для баланса?

– Го́трик, пусть накроют в столовой.

Время тянет, сразу поняла я. Мог и в саду всё выложить. Значит, или сомневается, или работёнка непростая предстоит. Если даже до ужина с «нюхачом» снизошёл. Тогда и я с ценником стесняться не стану. А если не по зубам работа окажется, то вовсе откажусь.

– Как тебя зовут? – донеслось с другого конца овального стола, пока я хмуро изучала вышитую скатерть и возникающие перед собой приборы и бокалы.

– Ветерок, – буркнула я.

– Ну да, – хмыкнул Эрланн. – А ещё имя есть? Такое, чтобы людям представить. Настоящее, понятно, не спрашиваю.

Чего он от меня хочет? Нет у меня других имён. Ветерок и Принцесса, Дну хватает. А настоящее я и сама почти забыла.

– Ладно, сам придумаю… Ешь.

Мужчина принялся за тушёную в сливках перепёлку, а я краем глаза следила за служанкой. Но мне еду клали с общего блюда и травить вроде бы не собирались.

– Вина, госпожа? – спросил дворецкий.

Глоточек можно. Тем более это то самое йелленское и было, что обещал привезти дядя Леванте, и которое я так и не попробовала. Вот же насмешка судьбы – сегодня для него самый повод. Я кивнула на бутылку белого. Дворецкий – напитки он подавал лично – потянулся к бутылке матового стекла, но вдруг охнул и прижал к себе обе руки, скрючив пальцы.

– Снова артрит, Готрик? – сразу понял Эрланн.

– Простите, господин.

Тут же на подмогу метнулся белый фартук из шеренги таких же, выстроившихся в ряд. Я осадила слуг взмахом руки:

– Сама справлюсь.

Хватит этого фарса с прислуживанием, будто я тут почётная гостья. Вижу ведь, как недоумённо косятся служанки.

– Идите, – велел им маг и заинтересованно посмотрел на запечатанную бутылку в моих руках.

Ульвен-волк меня этому фокусу ещё давно научил. Стекло вещь хрупкая, но пластичная. Достаточно горлышко согреть и с нужной силой в донце стукнуть, чуть взболтав. Белые вина все чуть искрят, и пробка сама собой выскочит. Да, вот этот бокал подойдёт: узкий, высокий, на тонкой ножке. Ровно на два пальца.

– Налей тогда и мне, – дотронулся он до такого же бокала на своей стороне стола. – Мне красного.

Красное уже было открыто; его я, не обращая внимания на указующий жест мужчины, плеснула в другой бокал: широкий и округлый, как для красного и положено. Тоже мне, аристократ. По глотку вина мне с десяти лет раз в неделю за воскресным ужином давали, и фрея Кьеделиг… Ох, да что ж она второй день никак не отцепится!

Вино было вкусное. Я, прикрыв глаза, вспомнила раскрашенную зелёным карту и представила жаркое солнце Йелленских земель, ласковый ночной бюес, что колышет широкие листья винограда – всё, как дядя Леванте рассказывал… Где ты сейчас, дядя Лева? За сутки до Красной стражи отплыл его корабль, но вот уже восемь лет ни слуху ни духу. Был ведь шанс, мог успеть скрыться… Или напрасно тешу себя надеждой?

– Триста койнов, – вернул меня в реальность голос Эрланна.

Он внимательно смотрел, как я задумчиво ковыряюсь серебряными щипчиками и двузубой вилочкой в клешне синего краба, отправляя в рот кусочки нежного мяса. Я вздрогнула и очнулась от воспоминаний, проклиная себя за слабость.

– Что нужно делать? – я опрокинула стакан мельхенской шипучки, поджала губы и окончательно пришла в себя.

– То же, что делала последние три минуты: молчать и улыбаться. И слушать, как ты умеешь. Работы на три часа. Хотя…

Он вернул мне наглый оценивающий взгляд, неспешно пройдясь по моей фигуре и рваной стрижке.

– И ещё три часа на подготовку.

– Пятьсот, – закинула я удочку. – И деньги вперёд.

Ну же, мешок с деньгами… Не зря же ты вино на меня потратил. Не знаю, что я сделала, но если были поначалу сомнения у мага, то теперь, похоже, исчезли. Я-то отлично чувствую, когда клиенту услуга действительно нужна.

– Пятьсот, – неожиданно легко согласился Эрланн. – Но аванс ты уже получила.

Когда это? Эрланн достал из кармана плоскую продолговатую книжицу, раскрыл её, пролистал шуршащие страницы. Один листок вырвал и подкинул мне. Сейфовый билет. Копия.

Я прочитала с недоумением графу «Получатель», но там значилось вовсе не моё имя. «Sikkerøya, Кустарный квартал, смотровому участка: ручательство за Фроска Хвенсига, 200 к.».

Вот и ещё один ответ. Только вопросов всё больше…

– Триста получишь после сделанной работы. Жду послезавтра в шесть вечера.

То есть, нравится мне это или нет, а уже должна, раз аванс получила. Ловко цепляет, что тут сказать. Думала переиграть, а рыбак оказался ой как не прост… Скажу «нет» – отзовёт свой билет, так можно. И плати, Принцесса, за лягушонка заново из своего кармана, раз под себя взяла. И наживку проглотила, и на подсечку попалась.

– Приду, – мрачно ответила я, взвесив все последствия отказа. Даже ладонь развернула для договорной метки.

– Придёшь, – подтвердил Эрланн, не отрывая от меня сверлящего взгляда.

Метку должника ставить не стал, а ведь одного моего слова было достаточно, чтобы связать магическим договором. Играет маг. Как-то же понял, кем лягушонок для меня обернулся. Подцепил на него и демонстративно метку не стал ставить – мол, и так знаю, что на крючке. Хотя им, толстосумам, откуда знать о донных правилах… Или Хват лишнего сболтнул?

Надо побольше об этом моне узнать. Чересчур продуманный. Да и о братце его тоже, который почему-то всего лишь фрой. Тогда ещё посмотрим, кто кого за жабры схватит. А вот початую бутылку искристого йелленского я демонстративно прихватила с собой. Не обеднеет.

Во Дворце ближе к ночи всегда кипит жизнь. Кто-то уже отработал своё, кто только собирается на тёмные делишки. Но пока погода позволяет, чего по клетушкам сидеть? Народу!.. Чуть не половина подонков на внутренний двор высыпала. Кто в карты режется, кто хабаром хвалится, горланят, пьют. Кто-то сегодня сигарами разжился – вонь стоит невыносимая. Разогнала её незаметно, ненавижу дешёвое курево.

Махнула безногому Дрошке, что отлеплял с лица и шеи восковые язвы, аккуратно заворачивая те в тряпицу. Паре припозднившихся бабочек кивнула; у них сейчас самая клиентура идёт, чего тут ошиваются? Ах да, их Душка вчера на нож напоролся, вот и филонят, пока сутенёр не видит. Поделом ему, а то девок жалко. Душкой ведь тоже неспроста прозвали: сколько его бабочек с синяками от пальцев на шее ходят.

А вот и знакомые светлые вихры за столом углядела. Нашёл с кем играть, оболтус малолетний… Ладно хоть не со Скондриком, профессиональным каталой. Подцепила немытое ухо и потянула вверх под дружный гогот Волка, Красавчика и остальных картёжников.

– Много продул? – поинтересовалась у приятелей, не обращая внимания на верещание лягушонка.

– Да вот тебя уже на кон поставил! Вовремя пришла, Принцеска! – хохотнул Коряба из «счастливчиков», он же продавец «безудержного счастья». – Мечи масть, Мохнатый, авось повезёт…

– Дури своей нанюхался?! – прилетели в него одновременно с двух сторон увесистые кулаки. Уж Ольме с Волком всегда на страже моей сомнительной чести. – Мозгой соображай, что лепишь…

– Садись, Ветерок, – кивнул Ульвен, спихивая со скамьи незадачливого шутника Корябу. – Так что, не свистит малец, под тобой он теперь ходит?

– Подо мной, – ответила я Волку и мрачно осмотрела притихшего Хвенсига. – Сейчас вот ноги переломаю, не только ходить, но и ползать станет.

– Да ладно, Ветерок, не ерошься, – развеселился Ольме. – Путёвый ты себе поддон отхватила, три монеты уже с нас вытянул, жухлик.

Лягушонок засопел обиженно и подвинул мне две железки и кучку медяков. Вот же шулерок малолетний, это ж надо – Ульвена в «мизерку» обыграть! Один койн я забрала, а остальное заслужил, так и быть. Сама виновата: не предупредила, чтобы к игрокам не лез.

– Вот вам, – выудила я из плаща дорогую бутылку. – Йелленское, не ваша кислятина. Когда ещё такое попробуете.

– Ну, Принцесса, утешила! – обрадовался Ольме; он хорошее вино любит, оценит. – Слышь, а Локоть тебя зачем вчера звал?

– За надом, – откликнулась по донной привычке я. – Ну, давай, жухлик, веди…

Как ни странно, не подвёл Лягушонок; выполнил, что наказала. И мамка Трефа всё верно с его слов поняла: отвела мне не просто новую комнату, а целую квартирку с отдельным входом со двора.

– Сколько заломила? – спросила я, оценивая новое жилище.

Вполне приличная комната, кровать вон какая – две меня поместится, окно со ставнями, шкаф. И для Хвенсига отдельный закуток есть, туда он мою старую койку перетащил. А тут у нас что? Ох, Лунн с Сёрвикой! Водопровод протянут и все удобства здесь же, не надо больше на двор бегать.

– Двадцать пять… – сделал лягушонок страшные и жалобные глаза.

– Сойдёт, – хмыкнула я. Нет, хорошая цена, Локтю спасибо.

Малец расстарался: полы подмёл, даже по окну тряпкой повозюкал. Вещи мои все на месте. Так, что у нас получается. Четверть сотни за жилище, десять монет кормёжка у мамки за двоих, причём сверху можно смело накидывать ещё двадцать, так как я всё чаще теперь у Малыша в трактире обедаю. Вкуснее и живот не пучит. С меня Локоть обещал брать работой, а вот за мальца всё равно десять железок отстёгивать. Итого шестьдесят пять койнов в месяц. Не кисло мне новый плавничок обошёлся…

– Так что, беда, свезло в карты или мухлевал? Да так, что даже Волк не приметил?

– Чего мухлевал-то! – обиженно засопел лягушонок. – Чего там этих карт-то! Две бабы красненькие, две чёрненькие. Фраеров столько же, и тузов тоже. Чего не запомнить!

– Всю колоду считаешь? – не поверила я. – Ну-ка, туз, дама да пятёрка – сколько будет?

Хвенсиг лишь глазами захлопал.

– А двойка с пятёркой?

– Шестёрку бьёт, – неуверенно ответил он.

– Да понятно, что бьёт. Пять да два – сколько будет?

Лягушонок начал неуверенно загибать пальцы.

– Ты как, балда, играть сунулся, если считать не умеешь? Карт сколько в колоде?

– Да больно надо мне считать! Я картинки в голове держу! Что вышло, а что нет ещё…

– Понятно… На пять медяков завтра бумаги и карандаш купишь. Пока считать не выучишься, чтобы близко к каталам не подходил, усёк?

– Усёк…

– И из Дворца ни ногой завтра. Одёжу свою постирай, да пусть Хомс штаны починит. Должок за ним, так ему и напомни. Мамка тебя кормила?

– Кормила, – горестно вздохнул малец.

– Ладно, три дня в неделю можешь к Малышу ходить, – сжалилась я. Сама-то сегодня разные деликатесы ела, аж неудобно стало перед приёмышем.

Нет, не так я себе этот день рождения представляла. В детстве грезились балы, приёмы, поклонники, розовощёкий первенец от любимого мужа… И вот мне уже двадцать, а последние восемь лет я на Дне. Выживаю, как могу. Ворую, вру, скрываюсь. Магия моя – чистая, родовая – и та вне закона. Вместо родного дитя – оборвыш вдвое меня младше. А из ухажёров одни подонки…

Но всё лучше, чем та судьба, что ожидала бы Фьельбрис Оркан.